Окна (из сборника рассказов об Ижевске)

В этом городе три с половиной тысячи многоквартирных домов. Есть такие, в которых уютно уместились всего две квартиры. В тех, что можно увидеть на каждой улице, — от ста до двухсот пятидесяти квартир. Есть побольше — в триста двадцать квартир. А один — великан, в нем уместилось целых семьсот двадцать отдельных жилых площадей.  

В каждой квартире есть как минимум два окна. Теперь представьте: сколько окон можно насчитать в одном относительно небольшом городе, в котором не проживает и миллиона человек. На каждого жителя придется больше чем по одному такому окошечку. И это если не считать офисных зданий и магазинов, откуда работники и сотрудники тоже каждый день смотрят на белый свет.  

Часто мы даже не замечаем в бешеном темпе времени, что окна, в которые мы смотрим, становятся для нас чем‐то большим, чем просто застекленной дырой в стене. Окно, в которое каждый день смотрит мальчик‐инвалид, наблюдая, как во дворе гоняют мяч его сверстники. Окно, к которому каждый вечер прижимается лбом женщина, ожидая возвращения мужа со службы. Окно, из которого девушка, просыпаясь, выглядывает каждое утро, улыбаясь восходящему солнцу и вдыхая запах сирени, растущей во дворе. Окно, у которого сидишь вечерами, глядя на раскинувшуюся внизу гладь воды и мечтая о дальних странствиях.  

Самые разные окна самых разных людей со временем сохраняют эту историю. Разве вам никогда не приходилось замечать, что вы, возвращаясь в дом своего детства и выглядывая из окна, хоть на секунду, хоть мельком видите тот двор и те места, что были там, когда вы были ребенком? Вы ощущаете те же запахи, в вас просыпается то же настроение, те же мысли и мечты.  

Такие образы может найти каждый, кто проводил у окна достаточно много времени, мечтая или ожидая.  

Таня не верила в это. Она вообще не думала ни о чем подобном, возвращаясь из Москвы в свой родной город. Так много времени она провела вдали от родных мест, что сейчас, идя по знакомым улицам, либо совсем не узнавала их, либо так рада была вновь увидеть, что беспокоилась душа и хотелось плакать от радости.  

Сегодня родители устраивали семейный обед в честь ее приезда. Там должны были быть все, кто сможет прийти. В том числе и младшая сестра Оля, которую Таня в последние годы видела только через маленькое окошечко компьютера. Что‐то волнительное все сильнее охватывало ее душу, подогреваемое весенним теплым солнцем и запахом распускающихся почек на деревьях.  

Родители давно жили в новой двухкомнатной квартире. В их старой трехкомнатной теперь жила Оля с мужем и сыном. Несмотря на то что квартира родителей была небольшая, она очень уютно вместила в себя всех, кто смог сегодня прийти: Олю, ее мужа и сына, хороших друзей семьи, а также мамину сестру. Ну и, конечно, мама и папа сидели вдвоем во главе стола.  

Разговоров было не очень много. Все и так знали все, что происходит у других, благодаря телефону и интернету. Что‐то повторилось, что‐то было рассказано впервые, а потом все как‐то незаметно перешло в прошлое. Начали вспоминать детство: как Оля пользовалась первой Таниной косметикой, как Таня отказалась играть с Олей в игрушки, предпочтя читать книгу, на что Оля очень обиделась и заявила, что никогда в жизни не будет такой занудой. Вспомнили, как девочек отправляли в детстве по бабушкам: одну — к одной, другую — к другой, чтобы они могли немного отдохнуть друг от друга и спокойно пообщаться со сверстниками. Вспомнили, как Оля быстрее Тани выскочила замуж, а Таня «так и осталась занудой».  

Вспомнили многое.  

— Веселые были времена, — подвела итог Оля звонким голосом. — Я, кажется, до сих пор еще живу в них, так как каждый день меня окружает то же место, что и тогда. Квартира, я имею в виду. Мы, конечно, сделали там ремонт, но все же атмосфера осталась. И знаете, — она мило улыбнулась, — каждый раз, когда я захожу в комнату Ванюшки, ну, то есть в нашу с Танькой детскую, краем глаза словно вижу из окна ту кривую березу, что росла прямо напротив, хотя точно знаю, что ее давно уже спилили. А еще иногда отчетливо слышу, как кричат во дворе Игнат с Ромкой из соседнего дома, играя в разбойников. Даже выглядываю удивленно, но там обычно никого, только мамы с колясками. Наверное, схожу с ума. Как‐то рассказывала это Ромке, с которым иногда на работе пересекаемся. Этот бородач посмеялся, опять заладил: «Вот видишь, я же говорил, что ты влюблена в меня по уши, раз голос мой слышишь! » Вот дурак.  

Муж Оли с интересом посмотрел на жену.  

— А ты влюблена? — спросил он хитро.  

— Вот еще один дурак, — отмахнулась та весело.  

— Наверное, просто все вокруг навевает тебе воспоминания, — ответила на рассказ Оли Таня. — Обстановка, обстоятельства, то есть ребенок. Да ты всегда была впечатлительная. Особенно в детстве.  

Оля энергично покрутила головой, отрицая.  

— Нет, нет, нет! Я уверена, это все окно. Именно в этой комнате, именно это окно.  

Мамина сестра кивнула.  

— Да, весьма знакомо, — сказала она, аккуратно орудуя ножом и вилкой. — Я вот тоже, когда прихожу к своим знакомым на старую работу, все время вижу одну и ту же машину. Точнее, машины‐то приходят разные, паркуются прямо у окна — там стоянка. Но мне видится постоянно только одна: синяя «девятка», что у Семена Викторовича моего была, царствие ему небесное. Какая бы машина ни парковалась, всегда отчетливо вижу сначала, что это синяя «девятка», и только через секунду понимаю: не «девятка», а «Тойота», и совсем не синяя, а серая.  

И снова разговор ушел в прошлое. Из‐за этого Тане стало немного не по себе: она не любила предаваться подобным воспоминаниям — это тревожило ее, спутывало мысли и чувства. А ей очень хотелось всегда держать себя под контролем. Однако чувство ностальгии все‐таки дало о себе знать, когда она с радостью согласилась на предложение Оли прогуляться по городу завтра.  

Назавтра был выходной. Оля, оставив мужа с сыном дома, заявила им, что сегодня весь день намерена провести с сестрой, чтобы поэтому они были аккуратнее, сами решали все проблемы, а лучше не создавали их.  

В городе было много улочек. Много мест, куда так любили ходить в детстве две сестры: набережная пруда, на котором еще не до конца растаял лед; парк развлечений, где пока еще включили не все аттракционы; школьный двор; дворы друзей; просто широкие аллеи, где они часто прогуливались в свободное время. Таня с удивлением отмечала, как вырос город: как много появилось новых домов, торговых центров, офисных зданий; как преобразились некоторые центральные улицы, став опрятнее и шире. Она глазела на магазины, захватившие первые этажи домов.  

Оля все время рассказывала о том, что где изменилось, вспоминала, что они делали там‐то тогда‐то. Вспоминала даже то, о чем Таня не знала: какие‐то свои девичьи секреты. Рассказывала, куда можно пойти, чем заняться, что поделать.  

Они долго ходили. Пообедали в новом ресторане на верхнем этаже одного из новых торговых центров. Там, сидя за столиком у окна, можно было любоваться прудом и центральными улицами.  

После они снова бродили по улицам. У обеих уже подгибались ноги от усталости, но они все шли и шли, не желая прервать свое маленькое путешествие в прошлое. Тем более что погода только способствовала этой прогулке.  

Наконец, когда солнце уже нависало над горизонтом, они решили, что пора возвращаться по домам. Но прежде Оля предложила сходить в кафе, чтобы спокойно отдохнуть и еще немного побыть вместе в такой прекрасный «сестровстречный воспоминанческий» день, как она назвала его.  

Оказалось, что кафе, в которое они пошли, находилось в угловом доме, где жила одна из бабушек Оли и Тани. Все квартиры в первом этаже, в том числе и бабушкина, были проданы под офисы, магазины, рестораны, кафе и аптеки. Правда, попасть в них можно было только со стороны дороги, тогда как подъезды, ведущие в жилые квартиры, находились во дворе.  

Они зашли и устроились за столиком у самого окна. Просмотрели меню, заказали кофе. Когда Оля отправилась мыть руки, Таня устало уткнулась подбородком в кулак, поставив локоть на стол. За окном она увидела двор. Бабушкин двор, в котором она так часто играла с соседской девчонкой: песочница и пара скамеек. Ничего не изменилось. Чуть подальше — все те же кривые деревья, куда они лазали, чтобы рассказывать друг другу секреты. А вон куст, где они устраивали уличную кухню: рвали одуванчики и готовили из них салат и «макароны», разрывая стебелек на длинные полоски и болтая этими полосками в дождевой луже, отчего трава превращалась в спиральки. Если собрать такие спиральки в одну кучку, то они очень напоминали порцию каких‐то экзотических зеленных спагетти. Сверху обязательно нужно было положить желтый цветок одуванчика для красоты.  

Таня даже улыбнулась воспоминаниям. Трое мальчишек, пробежавших поперек двора, живо напомнили ей такую же банду шалопаев, которая часто не давала им, двум девчонкам, покоя, когда они играли во дворе: то червей принесут, чтобы испугать, то обольют водой из бутылок.  

Оля вернулась. Таня продолжала смотреть в окно, не желая расстаться с такими приятными для нее воспоминаниями детства. Оля тоже посмотрела туда.  

— Да, бабушкин двор, — сказала она, улыбнувшись.  

— Ничего не изменилось, — ответила Таня. — Словно время замерло.  

Оля посмотрела на сестру. Затем снова улыбнулась и произнесла:  

— А ты знаешь, что это кафе занимает как раз ту площадь, где была бабушкина квартира?  

Таня обернулась к ней, удивленно подняв бровь. Она не смогла сопоставить это, когда входила в кафе с другой стороны дома, не там, где подъезды.  

— Правда?  

— Ага, — медленно подтвердила Оля. — А это тот самый подоконник, где ты любила сидеть, читая или ожидая, когда бабушка вернется из магазина или придет за тобой мама. А это, — она указала глазами, — то самое окно.  

Таня восхищенно, чувствуя что‐то неопределенное — детскую радость, смешанную с чувством глубокой тоски и ностальгии, — осмотрела кафе. Она теперь видела его по‐новому. Словно призраки, вырастали перед ней предметы мебели там, где сейчас стояли столики и сидели вечерние посетители. И сама будучи в эти секунды призраком прошлого, она, как завороженная, провела рукой по подоконнику. Конечно, его переделали. Конечно, все здесь переделали. Даже стену сломали. Но Таня чувствовала что‐то легкое, родное, уютное.  

Она вновь посмотрела в окно. Там, во дворе, все было по‐прежнему: песочница и пара скамеек, деревья, кусты.  

Оля внимательно следила за сестрой, а когда та вновь взглянула в окно, спросила почти шепотом, стараясь не спугнуть чувство, которое так и сияло в глазах Тани:  

— Что ты видишь?  

— Что и тогда, — ответила та. — Тот же двор, в нем ничего не изменилось, в отличие от квартиры.  

— Пойдем, — позвала Оля.  

— Куда? Нам же еще не принесли заказ, — удивилась Таня, отрывая взгляд от окна и с изумлением глядя на сестру.  

— Мы ненадолго. Предупредим, что вернемся, — она протянула сестре руку.  

Таня, не понимающая, что происходит, встала и последовала за сестрой.  

Они вышли на улицу. Оля потащила ее за собой вдоль дома. Они повернули за угол, потом снова и оказались в том самом дворе, который только что видели из окна. Таня вздохнула, громко и недоуменно.  

Двор совсем не походил на тот, который был в детстве. В самом центре его была оборудована детская площадка: горки, качели, лестницы самых разных видов и цветов. Сейчас тут никто не играл, потому что было слишком мокро и грязно от таявшего снега. Часть кривых деревьев спилили, а у других отрезали нижние ветки, исключив возможность забраться на них детям. Куст, под которым когда‐то Таня делала салат из одуванчиков, был на месте, но разросся так, что теперь там можно было бы обустроить целую квартиру, не то что кухню.  

Таня не могла найти слов. Только смотрела. Она не могла поверить в то, что происходило: только что из окна кафе она видела двор своего детства, но сейчас его нет. Сейчас это совершенно новый двор, не ее, двор других детей.  

Она подошла и потрогала рукой холодное железо цветных конструкций. Это не было иллюзией. Значит, нереальным было то, что она видела из окна. Окна той самой квартиры, где когда‐то жила бабушка.  

Оля тихо следовала за сестрой, грустно улыбаясь. Наконец, она вновь взяла ее за руку, крепко сжав.  

— Пойдем, — сказала она негромко. — Нам, наверное, уже кофе принесли.  

Она потянула сестру за руку. Таня послушно последовала за ней, все еще не придя в себя от того, что увидела.  

В этом городе три с половиной тысячи многоквартирных домов. В каждом доме в среднем — примерно сто квартир. В каждой квартире есть как минимум два окна.  

Нередко те окна, в которые мы смотрим, становятся для нас чем‐то большим, чем просто стеклом. Самые разные окна самых разных людей сохраняют истории. У каждого, кто проводил достаточно времени, сидя на подоконнике и глядя на улицу, кто мечтал и ждал, прислонившись лбом к холодному стеклу, кто смотрел в звездное небо, на яркий месяц, кто распахивал шторы весенним утром, наслаждаясь светом слепящего солнца, — у каждого такого человека есть свое, особое окно.