Луч света в выгребной яме туалета

Шугыла  

Автобус мчал с большой скоростью. За окном светало, но было очень пасмурно, накрапывал дождь. Говорят, что дождь в пути – это к удаче, дождь на свадьбе – это к счастью. Рябило от мелькающих в полумраке столбов, провода – то вверх, то вниз. Проскальзывали сёла, сопки, джайлау и ещё сопки… Лишь ямы, рытвины на дорогах, крутые повороты, заставляли водителя сбавлять скорость. Многим хотелось пи-пи, ка-ка, но водитель на просьбы пассажиров был непреклонен. Отвечал – не положено! И грубо посмеивался. Возможно, возомнил себя хозяином положения, хозяином безропотных душ, мол, захочу – остановлю, захочу – высажу. Останавливался он только для того, чтобы подобрать попутчиков, которые расплачивались за проезд, ещё не войдя в салон. Водитель вёл себя вызывающе, очень дерзко, будто не шофёр, а приблатнённый «фраер» или просто, несостоявшийся «смотрящий за хатой». Хотел – включал музыку, регулируя громкость по своему усмотрению, хотел – курил, выбрасывая в форточку опорожнённые баклажки. Двумя словами – был молод и глуп.  

Пассажиры, не обращая внимание на запах выхлопных газов, кто храпел, кто смотрел в окно, кто занимался планшетом, кто ковырялся в телефоне…  

Два молодых человека громко обсуждали их общего знакомого, достигшего успеха в воровском деле, промышляя карманными кражами на базаре и ставя его в пример, что, мол, тот разбогател и живёт припеваючи…  

До всего до этого Гуле, молодой женщине, лет эдак двацати – двацати двух, не было дела, хотя ей тоже хотелось в туалет. Боль под самым сердцем, а может где то в животе, которая не давала покоя, заставляла её забыть обо всех нюансах дорожной пассажирской суеты. И лишь мысли о том, как вечером приедет домой, как навстречу ей из дома выбежит её маленькая красавица-дочь отводила прочь эту невыносимую боль. Дочери всего на всего три с небольшим годика, оставленная с апашкой дома, уже может разговаривать, всё больше употребляет в своей детской речи начальные, неопределённые формы глагола.  

Ах, какая она ласковая и добрая, какая тёплая, какая красивая, какая смышлённая – думала Гуля – обниму и почувствую до боли родненький запашок грязненьких, не расчёсанных, мягоньких волос. И лишь кочка на дороге, от которой подпрыгнули все пассажиры, заставила Гулю очнуться.  

До ближайшего пункта остановки оставалось еще каких-то пол-часа. Пассажиры, которые перепили пиво накануне вечером, умоляли шофёра остановиться, кто был поноровистей, тот делал своё дело в баклажку, а остальным мужчинам и женщинам приходилось терпеть и помалкивать, такой уж у нас, у азиатов, менталитет…  

Гуля, прижавшись щекой к стеклу, стиснув зубы, тихо плакала от боли, корчась и никак не находя удобного положения, теперь тянуло низ живота.  

Плакала ещё и от обиды…  

Плакала от досады, что не смогла купить дочери гостинцев, что всё, что оставалось, отдала шофёру, лишь бы добраться до дома, до единственного места, где она могла укрыться от всех невзгод, спрятаться от мира сего.  

Плакала тихо, не издавая ни звука, не подавая вида, плакала от беззащитности в этом жестком мире, плакала от безысходности…  

Плакала, как ей казалось, от безвыходной ситуации, от позора, который был сильнее той боли, что душит её…  

Гуля не обращала внимания даже на нетрезвого соседа, спавшего навалившись на бок и половину её спины.  

Как она объяснит маме, что вот так случилось…  

Что скажут соседи, родственники, подруги…  

Как будет жить дальше, под насмешками и окриками сельчан, пущенных ей вслед…  

Словно в наркотическом опьянении Гуля уже забыла, что находится в автобусе. Мысли о самоубийстве лезли ей в голову, хотя бы лезвие или таблетки, а может под машину или дома в сарае, да в петлю…  

Нижнее бельё уже было мокрое, по ногам текла тёплая влага, она промочила и юбку и сидение, губы тряслись, пот –словно градом…  

Вдруг автобус с визгом остановился, водитель крикнул: «Дарет» (туалет), пять минут, никого не жду…»  

Гуля последняя вышла из автобуса и на автопилоте, держась за живот, побрела туда, куда побежали все. Войдя в вонючее до рези в глазах и грязное подобие туалета, она услышала сигнал гудка автобуса. В туалете уже никого не осталось, все поспешили по местам.  

У женщины в голове, промелькнула мысль от Сатаны, а может…  

Ещё гудок, ещё и ещё, и ещё.  

И ещё протяжный гудок…  

Молодая зацепилась за поручни дверей уже отходящего автобуса.  

Тучи расступились и окно осветило солнце, когда она плюхнулась на своё мокрое место, облокотившись на соседа, не было чувства стыда, её уже не беспокоила совесть, наступило какое то отупение, тупая боль, руки тряслись, голова кружилась. Какое-то полуобморочное состояние. Она не радовалась, что теперь никому ничего не придётся объяснять, у неё уже не было той проблемы, которая тяготила, которая не давала ей покоя, она уже не была беременная.  

У молодой лишь тоскливо и слабо билось сердце…  

Через час в выгребной яме туалета, освящённую из щели слабым лучиком солнца, внимательные проезжающие обнаружат её пропажу, её женскую, её материнскую, всё ещё живую «совесть» и назовут её «Луч», что в переводе с русского на арабский язык означает – Шугыла…