"Warme"

«Warme».  

Густой сиреневый сумрак кутает окраину Купчино. Чернеют бастионы многоквартирных домов, слегка подсвеченные полудохлыми фонарями. Трубы теплоцентрали горбятся гигантским червём над въездом на автозаправку. Несёт бензиновой сыростью и креозотом – рядом громыхает железнодорожная ветка, где денно и нощно бродят ободранные скитальцы (проще сказать – бомжи).  

В холодном электрическом свете опостылевших вывесок тихо матерясь кутался в красно-жёлтую заправщицкую куртку заиндевелый стопщик Куст. Вот уже пару часов ни одна сволочь не ехала подкормить свою «железную клячу», и от этого было грустно: чаевых-то ведь тоже болт – 32 рубля болтались в кармане даже не звякая.  

Где-то в траве газона одинокий сверчок натужным стрёкотом заявлял свои права на эту Богом забытую территорию.  

Тёмная громада северного неба молча дышала близкой осенью.  

Ночь была холодна и бездушна.  

Однако как бы холодно ни было зябко и сыро снаружи, было кое-что, что грело изнутри потрёпанного авантюриста – это был вовсе не спирт, выпитый ещё днём, и, отнюдь не запущенный гастрит от «весёлой жизни»!  

Сидит небритый балбес, а внутри тепло-тепло!  

И только разнежился, как словно из небытия вырулила топорно тюнингованая колымага, сплошь изъеденная ржавчиной, будто рожа оспой. Скрипя всем кузовом и скребя днищем по асфальту, она подползла к дальней колонке и из неё как из корыта посыпались бухие вдрись пассажиры, однако водитель переплюнул всех – он просто выпал из-за руля и уселся на площадке, поводя бессмысленным взглядом – те ещё ездоки!  

– Ми сами запрауимсо! – промямлил один из ночных кутил.  

С грехом пополам с пятой попытки попав в бензобак пистолетом и облив всё что можно было облить бензином, они заправились и кое-как утрамбовались обратно, но забыли водилу – он уполз за угол заправки и, качаясь бухим камышом, курил зловонную сигарету.  

Ни окрики, ни угроза взрыва его не могли образумить.  

Всё же его други скрутили его и, как был с сигой в зубах, запихнули в салон. У штурвала уселся такой же, только ходячий придурок и они укатили.  

Чуть ругнувшись на копеечную нервную работу, Куст вернулся в исходное положение и в его душе вновь рассвело.  

Впрочем, и не темнело – просто отвлёкся.  

Дорогое сердцу тепло разлилось космическими лучами – Куст улыбался как пьяный Будда. Даже немного задремал.  

– Фонарик! Есть фонарик?!  

Куст открыл глаза и перед ним предстало нечто – несмотря на, мягко сказать, прохладу, стояло солевое чучело в одном носке, мышиного цвета «семейниках», замызганной непонятно чем «олимпийке», с ножницами в одной руке и рюкзачком в другой.  

Торчила приплясывал и изгибался, переминаясь с ноги на ногу так, будто его не пускают поссать после пяти литров пива, однако по вытаращенным закатывающимся зенкам было ясно – пивом тут и не пахнет!  

– Нет у меня фонарика – изрёк Куст, косясь на блестящие ножницы в руке дебила.  

– Дайте жалобную книгу! – закричал козлиным голосом наркот и побежал внутрь заправки.  

Девочка-оператор не стала спорить с чудищем и дала ему искомую книгу и карандаш.  

Пока наркалыга царапал что-то в «жалобке», операторша жмакнула «тревожную кнопку».  

ГБР изловили возмутителя спокойствия прямо на выходе, надарили ему пламенных вразумляющих пиздюлей и сдали на весь геморрой ментам.  

Куст протёр одну из колонок и, поворчав немного, закурил за мусорным баком.  

На горизонте растягивались тёмно-сиреневые облака – в ночном небе тужился утренний дождь.  

“ Может быть пронесёт? ” – подумал Куст не очень законно затягиваясь.  

Питерская ночь тем временем вся размокла и тоненькими струйками стекала по витрине заправки, собиралась дрожащими бусинами на желтеющей местами траве, пропитывала рабочую куртку Куста, капала где-то (возможно что прямо с небес).  

Куст медетативно погружался в ту самую теплоту... Светало.  

Порозовели облака, зарумянились человечьи ульи и стали похожи не на бастионы, а, скорее на булки хлеба в недрах печи.  

Зажглись огни новостроек, сменив вахту звёзд.  

Горизонт просиял. Свежесть раннего утра тянула сквозь отсыревшую форму.  

Куст улыбался рождению дня.  

А может и нет – кто его знает что его там греет?