95Х18

"Вся алхимия – это не что иное, как аллегорическое описание человеческой фабрики и ее работы по преобразованию низших металлов (т. е. грубых субстанций) в металлы благородные (т. е. в тонкие субстанции). "  

Пётр Успенский  

«В поисках чудесного. Фрагменты неизвестного учения. »  

Около семи утра (конец ноября, темно как ночью), он, ёжась от холода, взбежал по бледневшим в свете окон бетонным ступеням и, небрежно кивнув охраннику, устремился к лифту. Надавив кнопку, стянул плащ. Волнения не было. Внутри он был твёрд, как металлический поручень.  

Уже в кабинете, облачившись в халат и тщательно вымыв руки, он вдруг застыл как бы в раздумьях, или как если бы некий посторонний звук насторожил его. За дверью дежурная сестра. Тихо подошла, постучала. Медленно, как остывшая рептилия, развернулся и двинулся к выходу.  

– Ну что, без изменений? – на ходу просматривая карту.  

– Нет, Валерий Дрисович, ни-че-го… Да, в общем, и так ясно…  

– Ясно, ясно… а Куликов вчера вышел?  

– Нет, но он звонил, и Зав. Отделением в курсе. А Погосяна из триста восемнадцатой перевели в гнойное.  

– Да? А этот… Соков?  

– Сочный? Сегодня вскрытие. Я Геннадию Петровичу звонила уже, его нет на месте пока, но я еще перезвоню.  

Вместе с дежурной сестрой и ассистентом Анатолием он зашёл в небольшую палату в конце коридора. Шагнул к окну и раздвинул шторы. Небо светлело. Анатолий щёлкнул выключателем. Возникла спонтанная пауза, словно все ждали, что скажет больной.  

Последний неподвижно лежал на высокой больничной кровати, раскинув руки со вставленными катетерами. Тихо гудел вентилятор на подоконнике. Можно было подумать, что с приглушённым шуршанием, он нагнетает сюда тяжёлый гнилостный запах.  

– Без изменений, – юркий, как швейная игла Анатолий, присел у койки.  

– Что там?  

– Допамин, адреналин, калий, плазма.  

– Мокроту отсасывали?  

– А как же…  

Дежурная сестра, вздохнув, отошла к окну:  

– Ты глянь… Снег, что ли?  

– Так, ладно, идите, я догоню, – он отвернулся к стене.  

На выходе Анатолий машинально выключил свет, но затем, невнятно извинившись, вернул выключатель в прежнее положение.  

– Что? – встрепенулся, вырванный из паутины размышлений, – не нужно… уже светло.  

Пожав плечами, Анатолий снова выключил лампы и вышел, тихо притворив дверь.  

Лиловый фосфор морозного утра на бескровном лице. Голоса сестёр в коридоре. Пульсирующее гудение оконного стекла под порывами ветра.  

Спохватившись, быстрым шагом подошёл к двери и повернул ключ. Дёрнул ручку, удостоверившись. Приблизился к койке, отсоединил дыхательный аппарат от трахеостомы, отключил от сети. Затем удалил мочевой и все, кроме одного, внутривенные катетеры, отсоединил клеммы приборов.  

– Ну что, Пепел… – голос прозвучал тихо, но отчётливо, металлическим полотном прорезая гул больницы, – Пора.