Умереть красиво

Темная рваная туча наполовину скрыла ярко-серебряную, с мелкими серыми пятнами, луну.  

Резкий порыв ветра растрепал ее светлые волосы, что овеяло тонкую фигуру девушки в длинном платье ореолом романтики и некоторой мистичности.  

Жадно вдохнув прохладный воздух с неприятным привкусом речной гнили и спелой кукурузы, она облизала бледные губы и, с трудом сдерживая дрожь, перелезла через перила. Стоя на тонкой полосе бетонного моста, девушка в последний раз смотрела на этот мир. Темная гладь воды плавно колыхалась, но изредка речное спокойствие нарушали тихие всплески рыбьих хвостов и лягушек.  

Валентина не хотела оканчивать свою жизнь в городе. Столько лет она существовала в этом отвратительном болоте человеческой грязи и мерзости, что смерть ей захотелось встретить в красивом месте.  

Умереть хотелось красиво. Чтобы последние мгновения были хотя бы приятными.  

Последние...  

На последние деньги она купила сногсшибательное, и по внешнему виду и по цене, вечернее платье глубокого сапфирового цвета с открытой спиной. Модное и удивительно её шедшее. Валентина тщательно и со вкусом нанесла макияж, изящно уложила свои мягкие шелковистые волосы и на автобусе поехала в деревню, где раньше жила ее бабушка. С ранних лет у Валентины хранилось детское восхищение перед уютной сельской природой. И особенное место в этих воспоминаниях занимала речка Светлая. Совсем не широкая, но зато глубокая река пересекала грунтовую дорогу между деревней и лесом. По левому боку росли редкие вязы и вербы вперемешку с дикими кустами сирени, а справа, там, где раньше был заросший сад, полный вкусный каштель, кислых антоновок, сочного белого налива и мелких медово-сладких яблочек какого-то никому неизвестного раннего сорта, сейчас распласталось скучное кукурузное поле.  

Валентине было неприятно это вторжение человеческой деятельности, но она все же решила умереть именно здесь. И сейчас. В полнолуние, когда тепло, но не душно, а свежо, и дует легкий ветерок, который, теребя ее волосы и платье, придает романтичность и изящность происходящему.  

Она стояла и наслаждалась тихим кваканьем и стрекотанием сверчков. Она заново проживала свою жизнь – пустую, никому не нужную и совершено бессмысленную – чтобы ярче почувствовать необходимость и правильность е последнего шага.  

Этот мир чудовищен. Почти ничего не осталось не затронутым жадной рукой человека. Уже давно прошло время любви и добра, благородства и честности. Все подчиняется деньгам, отвратительной жажде славы и власти. Она росла в наивных надеждах на счастье и тепло, но жизнь быстро расставила все на свои места. Счастья нет. Есть только усыпанная стразами картонность блестящих в своем примитивизме богатеньких кукол.  

У некоторых есть все. У пустых, глупых людишек, которым просто повезло родиться у обеспеченных родителей или правильно воспользоваться своими сомнительными талантами. А ей жизнь дала только боль, ложь и предательство. Насмешки, презрение, брезгливую жалость, а потом, что еще хуже – безразличие.  

Валентина была одна. Совершена одна в этом мире полном дерьма.  

И зачем тогда жить? Нужно просто красиво умереть.  

Жаль, что ее никто не видит...  

Сейчас, когда контрастность между ее вонючей жизнью и свежестью этой прекрасной ночи достигла свое пика!  

Наслаждаясь торжественностью и красотой этого момента, думая обо всем сразу – о лягушках, о собственном сумасшествии, о Достоевском, о своем шикарном виде и о хорошей погоде – она приготовилась сделать этот последний шаг...  

– Ты, чё ебанутая?  

Валентина чуть не зарычала от злости. Если бы кто-то нервным испуганным голосом уговаривал ее не делать этого, лгать, что все образуется, что надо жить... О, это бы только добавило насыщенности в полотно её смерти, но грубое, пьяное ругательство так грязно, чужеродно, прозвучавшее в миг высочайшей одухотворенности и эстетического наслаждения разрушило грань между очарованием этого места и низостью жизни, нарушая равновесие в пользу последнего.  

Валентина раздражено обернулась, схватившись за перила, чтобы ненароком не упасть. Туча успела уплыть и луна светила в полную силу, достаточно ярко и с нужной стороны, чтобы озарить лохматого, красномордого парня с крупным горбатым носом и глазами навыкате, одетого в безвкусную розовую рубашку и мешковатые джинсы. Запах перегара окончательно развеял готично-романтичное настроение, заставив Валентину брезгливо поморщить нос. Вонь и грубое деревенское лицо разозлили девушку еще больше, но пацан, не замечая ее чувств, продолжил разглагольствовать.  

– Ну ты ваще лохушка припизженная, киса! Тут же вода, блядь, грязная, а ты топиться, платье портить. Ты бы его лучше сняла, я своей Светке подарил! О, Светка у меня такая цыпа! Охуеть просто! Понимаешь, мы сегоня с пацанами на дискаче так, блядь, врезали...  

– Пошел отсюда, – Валентина буквально прошипела, сдерживая ненависть и обиду.  

Юный пьянчужка покачнулся, взмахнув руками в извиняющемся жесте:  

– Звиняй, больше не буду, пиздеть не буду... мешать... домой пойду – а потом глупо улыбнулся и добавил: – Но ты, это... платье все-таки сними, а, положи тут в кустики, я завтра заберу.  

И рассмеявшись, развернулся, продолжая трудный путь домой.  

Валентина на мгновение закрыла глаза. Как же не вовремя подкрался этот... Несмотря на богатый словарный запас у девушки не было подходящего сравнения, чтобы охарактеризовать человека, так испоганившего такой ответственный шаг в ее жизни.  

Валентина горько усмехнулась собственным нелогичным мыслям и открыла глаза. Дорога была совершенно пустынной. Недоуменно всматриваясь в темноту, девушка только сейчас осознала нереальность этой встречи. По близости была только одна деревня, некогда большая, а теперь всего с десятком жилых домов, никаких клубов в радиусе дюжины километров не наблюдалось, она хорошо знала эту местность. На каком тогда дискаче мог побывать тот парень?  

Быстро перебравшись через перила, Валентина выбежала на дорогу. Никаких следов...  

Ну и ладно, мало ли что в жизни случается. Валентина грустно посмотрела на реку, погода немного ухудшилась, и вода больше не казалось такой спокойной. А к дуэту лягушек и кузнечиков присоединился шелест листвы.  

Умирать почему-то расхотелось. Даже в такую красивую ночь.