Кошмар под куполом парашюта

В августе замшелого 1975 года я начал работать онкологом-хирургом-радиологом в Крымском Областном Онкологическом Диспансере. И буквально тут-же пришла повестка из военкомата:  

– Лейтенанту медслужбы запаса срочно явиться для отправки на переподготовку в интернатуру медицинского состава Одесского Военного Округа.  

Около купейного вагона постепенно собралась вся наша группа из 20 человек. Большую часть призванных я знал по институту – обычные врачи. Но были даже главный врач одной из районных больниц Крыма, и заведующий районной санэпидстанцией из Днепропетровской области. Мы некоторое время пообсуждали – что это за удивительный «зверь» такой – интернатура медицинского состава военного округа? И легли спать.  

На утро поезд Симферополь – Одесса прибыл, и нас отвезли в Центральный Военный госпиталь Одесского Военного Округа. Госпиталь располагался около одной из трамвайных остановок под названием станция … (не помню уже названия), в практически загородном курортном районе Одессы, рядом со знаменитыми песчаными пляжами Ланжерона.  

Нам выдали военную форму. Это было что-то! Представьте себе военного с офицерским званием лейтенанта на погонах, на голове которого была напялена солдатская пилотка, но с офицерской кокардой. Китель, брюки и кирзовые сапоги (все б/у) были солдатскими. Но при всем этом присутствовала офицерская портупея! Цирк! Не зря «переподготовщиков» в те времена называли – «партизаны».  

Никто из военных, в том числе и патрули, на нашу экипировку особого внимания не обращали – значит так и надо, думали наверное они. И вообще, «как надену портупею – все тупею и тупею». Прошу не обижаться военных – не я придумал, а народный фольклор.  

Но однажды получилось смешно.  

В свободное время мы в этой «партизанской» форме втроем гуляли по центру Одессы, попив перед этим пива в знаменитом пивном баре «Гамбринус». Кстати, ничего знаменитого: – очередь в бар еще перед входом, запах скисшего пива и вяленой рыбы, мошенники официанты. За столиками одни мужики, тихонько добавляющие в пиво водку из сумок и пакетов. Ну да: пиво без водки – деньги на ветер! Но играет джаз-бэнд. И неплохо играет!  

Так вот. По залитой солнцем улице, навстречу нам, идет одетый в белоснежную форму, с кучей орденов и медалей на парадном кителе седой … Адмирал! А рядом четко вышагивает такой-же блистающий белоснежный морской … ну наверное адъютант, а может и сынок его.  

Ну не знаю. Может быть, мы бы и разошлись на контркурсах, не заметив друг друга. Но из уважения к заслуженному Адмиралу я попросил:  

– Ребята. Думаю что, как люди в военной форме, мы должны отдать честь герою.  

И мы не очень дружно, по граждански, но все-ж откозыряли Адмиралу, несмотря на мельтешащих мимо прохожих.  

Белоснежный Адмирал остановился, и оглядев балбесов «партизан» сказал:  

– Спасибо ребята. А вы кто – югославы?  

Мы оторопели. Дело в том, что такая форма военной одежды в Советской Армии принята не была. А пилотки с офицерскими кокардами и портупеей еще во время войны носили в Югославской армии. Да потом, например, Джохар Дудаев в Чечне, но уже значительно позже. Этого Адмирал уже увидеть не мог. По-этому оставались только югославы.  

– Лейтенант! – обратился Адмирал к своему сопровождающему. – Вот летнее кафе рядом. Закажи мальчишкам две бутылки вина и по мороженному. И степенно пошел дальше. Так вот как нужно получать мелкие блага жизни? Уважением к старшим и заслуженным, еще раз убедился я.  

А в рабочее время мы учились теории защиты от оружия массового поражения. С нюансами защиты от бактериологической и химической атаки было о-о-очень сложно. Зато с ядерным оружием все быстро стало ясно, благодаря нашему преподавателю – майору-одесситу.  

– От вы попалы у зону ядрёного взрыва (так и говорил). И шо делать? А вот шо – запысуйтэ. Нужно покрыться белой простыней и осторожно двигаться по направлению к ближайшому кладбищу (с неподражаемым южно-русским «ГЭ» и ударением на букву «и» в слове «кладбище»).  

– Но главное! Аувтомат нужно дэржать поперед собой на вытянутых руках, шоб расплавленный метал нэ капав на казенные сапогы. Уяснылы? Разойдись!  

Да знали мы этот анекдот и в припрыжку беззаботно понеслись на пляж Ланжерона, до ужина купаться и флиртовать с курортницами. А говорят – плохо жили при Совке.  

Однако нас сильно озадачило то, что два раза в неделю в спортзале нас начали обучать рукопашному бою с элементами каратэ. Мне это нравилось, я окреп физически – но для чего это нам – врачам? И после одного из «рандэри» (это такой неконтактный спаринг-бой с партнером в каратэ) я спросил у нашего майора-одессита:  

– А это нам зачем? Против «ядрёной» бомбы защищаться?  

– Ха! Это ще нэ усё. И с парашютом стрыбанётэ. А хто будэ медпомощь оказывать бойцам в бойовых действиях? Надо буты бойоготовымы! – продолжил майор своим неподражаемым южнорусско – украинско – одесским говором.  

И точно. После некоторого числа тренировок в спортзале по спружиниваю ног, нас отвезли под Одессу на военный полигон. Но из 20-ти наших товарищей поехали только 16 человек. Остальные остались продолжать изучать защиту.  

На полигоне нам предстояло совершить по 2 прыжка с парашютной вышки. После первого же прыжка (на канате под растянутым на каркасе куполом парашюта) из нас осталось только 8 бойцов. Нет, никто не погиб. Просто некоторые захромали или еще что... Это было распоряжение внимательно наблюдавшего за нами майора – одессита. А после опять наступил инструктаж: вы должны видеть точку прыземлэния; спружинить ногы чтоб не вдариться кобчиком; постараться выгнать воздух из-под купола парашюта, чтоб не потащило ветром и т. д. Остальные наставления не помню.  

На следующий день нас опять повезли на полигон и напялили на нас уже настоящие парашюты.  

Майор дотошно осмотрел каждого, что-то поправил и скомандовал:  

– В самолет! Бегом!  

И «великолепная восьмерка» на дрожащих от ужаса ногах залезла в АН-2. Самолетик взлетел и новый незнакомый нам инструктор еще раз проверил всех, и особенно крепление стропа парашюта к тросу в салоне самолета. Этот строп выдергивал парашют из ранца.  

Прыгать никто не хотел, но мои товарищи по очереди начали исчезать из самолета. Я был четвертым или пятым, не помню.  

Пришла и моя очередь. Я приостановился у открытой двери. В лицо дул ветер, в ушах под наушниками шлема свистело, невдалеке простиралось огромное сине-голубое море, внизу на дороге виднелись маленькие едущие машинки. Но я смотрел только вниз на желтую ровную степь с одной мыслью – куда бы спрыгнуть половчее. Но видно примеривался долго.  

Увесистый толчок инструктора в зад вышвырнул меня из самолета. Ничего еще не поняв, я тут-же ощутил хлесткий и сильный шлепок по лицу, сопроводившийся ударом по затылку.  

И наступила полная темнота! Даже темнее, чем ночью!  

– Так вот как выглядит – «быть на том свете»! – подумал я.  

Да нет, не может быть. А продолжающийся свист в ушах? А сильнейшая боль в шее и сдавливающая боль в голове? Мертвецы ведь боли не ощущают – так же нас учили! А возможность думать и шевелить руками? И я-ж дышу! Или «там» это возможно?  

Я попытался освободиться от этой боли и нащупал пальцами какие-то «ремни», охватившие лоб и глаза, но ничего сделать не смог. И в это время что-то тяжелое и крепкое ударило меня снизу. Вначале в ноги, но они интуитивно оказались спружиненными, как учили. Потом я опрокинулся и ощутил сильный удар в зад, и меня потащило куда-то на спине. В руки, которыми я пытался ухватиться за что-нибудь и остановить этот полет, начало попадаться что-то нежное и знакомое.  

О-о-о! Так это-же трава! Так я на земле!  

В «родном» госпитале, после нескольких рентгеновских снимков и дерганий за руки и ноги на предмет переломов, ко мне в палату пришел наш майор-одессит.  

– Хорошо отделался, прямо дуже хорошо. Теперь следи за здоровьем. А то пошел один раз я на Приморский бульвар, думал купую в Союзпечати журнал «Здоровье». А бабушка продавщица и говорить: «Молодой человек. У меня нет ни журнала, ни здоровья».  

– Так, а что со мной случилось то? – спросил я. – Никто же ничего не говорит?  

– А дэвонька-укладчиця, когда парашют собирала, – стропы перэпутала. Вот они тебя крестом за башку и повэсилы. Хорошо не высоко было. Уволилы её, та и гэнэрала заодно.  

Через пару дней мы уехали по домам со званиями уже старших лейтенантов. Военная карьера росла, как на дрожжах.  

Только одно осталось невыясненным. Это везение или невезение произошло со мной под куполом парашюта?