После семинара

Они вышли из университета растерянные, напряженные и немного испуганные.  

Было уже очень поздно и холодно. И где-то очень далеко в тёмном жестяном небе посверкивали звёзды.  

– Нет – ты совсем не понимаешь, – сказал Андрей.  

– Ну, как же так? – волнуясь, сказала Вера, – этот препод так смотрит на вещи... Говорит так, что вот можно подумать: вообще в мире ничего нет ценного – всё ерунда. Как он сам говорит, всё прах и тлен.  

– Да! – громко и как-то гордо вымолвил Андрей.  

– Пустой мир… – растерялась Вера, – совсем?  

– Абсолютно, – твёрдо сказал Андрей.  

– И ничего не имеет значения... – упала духом Вера.  

– Ну, нет ни одной абсолютной ценности сейчас, – устало разволновался Андрей, – и, значит, в сущности – нет ни в чём настоящего смысла и цели.  

Вера неуступчиво нахмурилась.  

– Мир совершенно размыт, – нервно и твёрдо сказал Андрей. – Сейчас нигде нет чётких границ – ни внутри, ни вне человека. И, значит, по сути, человек ничего не значит, ничего собой, в сущности, не представляет.  

Вера тупо глянула в пустоту перед собой.  

– Не знаю, не знаю… – произнесла она тревожно.  

– К сожалению, всё так, – сказал Андрей.  

– Абстрактно, философски – может и так, – сказала неуверенно Вера, но быстро и слабо добавила, – но очень уж абстрактно.  

Андрей молчал.  

– Но ведь в конкретной-то жизни смыслы есть... – всё же попыталась Вера опять, – и там что-то ведь имеет значение.  

Андрей не ответил, он не смотрел на неё. Вера тронула его за руку и предложила:  

– Пройдёмся...  

Они медленно спустились с крыльца и пошли дальше.  

Горели сотни чужих огней. Раздавались сотни чужих голосов и звуков. Молодые люди быстро пересекали перекрёстки и проходили бульварами. Им встречались и быстро проходили мимо, уткнув носы в чёрные вздёрнутые и взъерошенные воротники, редкие прохожие.  

– А любовь? – поёжившись, спросила Вера.  

Андрей подумал и ответил:  

– Мы не можем любить по-настоящему.  

Вера удивилась.  

– Не умеем... – поправился Андрей. – Более того, никогда ещё человек никого подлинно не любил. Себя в том числе.  

– Как это? – ещё больше удивилась Вера. – А как мы любим?  

Андрей пожал плечами.  

– По-разному, конечно... Но, если смотреть вглубь вещей, то эгоизм – это основа всех наших чувств. Любви, в том числе.  

– Вот как?..  

– Ну, есть, конечно, много разных банальностей... псевдоромантики – ужин, там, при свечах, встреча заката вдвоём, тому подобное.  

– Это не любовь? – быстро уточнила Вера.  

– Это всё шаблоны любви, – отрезал Андрей. – В действительности, они выражают мещанские взгляды и мещанское удовлетворение жизнью.  

– Так значит...  

– Их создаёт массовая культура. Также как массовая экономика готовые изделия, как товары – их тысячи на любой вкус и цвет.  

– Ох, Андрей...  

– По сути, мы любим эти шаблоны. А потом уже людей, загоняемых нами в эти шаблоны.  

– Вот как… – упавшим голосом сказала Вера.  

– Да, – не отступал Андрей.  

– А если кто-нибудь любит по-настоящему?..  

– По-настоящему, – криво усмехнулся Андрей. – Если сейчас любят человека страстно и глубоко, то есть по-настоящему, – подхватил он, – это буквально соответствует английскому выражению fall in love.  

Вера чуть улыбнулась и растянула мечтательно:  

– Ну вот – разве это не прекрасно? – упасть в любовь...  

– Ну, тогда уж и вовсе человек теряется, – возразил ей Андрей. – Разум-то пропадает. Это совсем уж неверно, – и он заключил, отметая ладонью возможные возражения, – я лично этого не принимаю.  

Вера схватила Андрея за руку, и они остановились. Она повернулась к нему, боязливо-пристально на него посмотрела.  

– Что ты Андрей?.. – произнесла испуганно. – Совсем ничего!..  

У неё в горле был комок слёз. Андрей почувствовал это и растерялся. Она взяла его ладонь в свои руки – как-то непроизвольно, нелепо, – нежно и нервно её сжала. И он ответил ей – также непроизвольно – пожатием. Им обоим стало теплее, – и город, по которому они шли, стал им в этот миг ближе.