Требуется инженер. Часть Начальная. 4.Лесник

Совершенно ошалев от всего увиденного и пережитого, беглецы заперлись в своем купе, и только тогда смогли вздохнуть более или менее спокойно. Бизнесмен немедленно тяпнул рюмку водки и вытер пот со лба.  

– Фу, ты чертовщина какая! – выдохнул он. – Хорошо, что я утром выхожу уже в Барабинске от греха подальше.  

Максим молча разглядывал трофейный топор. При ближайшем рассмотрении рунические символы оказались формулами сохранения и преобразования энергии. А на рукоятке имелась дарственная надпись: «На злые дела добрым людям. Л. П. Берия».  

– Раритетная вещь, – заметил бизнесмен. – Я бы такой не отказался заиметь.  

– Его обязательно нужно вернуть хозяину, – твердо заявил Максим и спрятал топор под подушку.  

– Где теперь того хозяина сыщешь? – усмехнулся Володя.  

– Посмотрим, я уверен, что он сам найдется, – нахмурился Максим и перевел разговор на другую тему. – Ты лучше расскажи, что с тобой приключилось? Виолетта Сергеевна была просто сама любезность в ресторане, хотя на нее это совсем не похоже.  

Володя задумчиво почесал в затылке, обнаружив при этом на запястье черный кожаный браслет с серебряной подвеской в виде змейки.  

– Вот понимаешь, – начал он, – если б все не со мной было, сам бы не поверил. Мир то оказывается тесен! Но давай все по порядку. Так вот, после того как ты спать завалился, я вроде задремал сперва, а потом проснулся, и что-то мне беспокойно стало за наших попутчиков. Сунулся я было к проводнице, а там никого, и окно настежь открыто. Тогда отправился я в вагон-ресторан за Виталием. Прихожу, значит, и застаю там полное непотребство, от которого прямо даже остолбенел на месте. Вообрази, наш солидный брокер, с гиканьем и подскоками катает на плечах аппетитную дамочку с весьма примечательными формами. Я бы такую и сам не отказался покатать, между прочим. А она между тем, натурально колдует над его головой. Я даже что-то вроде заклинания разобрал:  

– Отрастают рога у козла. Ведь душа вся сгнила от бабла,  

Но сметет весь мусор метла, когда золото покроет зола.  

Наклоняется она к нему, а у самой клыки прямо на глазах вырастают из пасти. Вцепилась она ему в шею, и тут же на лбу нашего брокера начали рога расти. Физиономия как-то вытянулась, и мерзкой такой жиденькой бороденкой обросла. Не успел я опомниться, глядь, а дамочка то уже на козле рассекает, при этом сама ржет как лошадь. У меня в глазах потемнело, я пошатнулся и солонку со стола уронил. Тут то меня чертовка и заметила. Смотрю, а к моим ногам черные гадюки поспешают и свои клыки скалят, а с клыков-то яд капает. Ну, я мешкать не стал, развернулся, да задал деру оттудова. Рванул стоп кран, выскочил из вагона и побежал к лесу по сугробам. Гады за мной следом, извиваются, не отстают и ни снег, ни метель им ни по чем! Честно тебе скажу, инженер, струхнул я изрядно. Особенно, когда чертовки на меня сверху налетать начали. А уж когда схватили, то тут подумал, что все приехал! Сейчас тоже козлом поскачу, и такая тоска меня одолела, что хоть волком вой. Притащила она меня обратно к себе в ресторан и говорит: «Не желаете ли, Владимир Иванович, водки выпить для храбрости? » А сама клыки свои острые скалит, и гады с ее чулок на меня переползают и тоже будто бы скалятся. Жуть такая, что и словами не описать. Взял я себя в руки и мямлю, дескать мол, ежели нальете, уважаемая, так и выпью с большим удовольствием. А у самого сердце где-то в пятках уже стучит. Виталий опять же из-под стола недобро так пялится и все рогом меня поддеть норовит, подлюка! Тут я про оберег свой вспомнил.  

Он со значением продемонстрировал свой браслет со змейкой на руке и продолжил.  

– Макнул я подвеску в водку. Серебро ведь как-никак! Нечисть всякая его боится вроде бы. Ну, выпил, значит, и сразу полегче стало чуток. А ведьма эта с таким, знаешь, интересом на меня смотрит и спрашивает: «Откуда это у вас, уважаемый, такая штучка взялась? » Тут я ей и рассказал ту историю про секретаршу свою. Ведь именно она мне тогда оберег и подарила на память перед своим уходом. Так вот, оказалось, что та девчонка – дочка Виолетты Сергеевны! Представляешь, какой поворот организовался?! Я ее тогда выручил и взамен ничего не попросил, она мне и отплатила, выходит. Виолетточку сразу как подменили после этого. Клыки пропали, будто и не было, гадюки тоже враз присмирели и смылись куда-то. Милейшая женщина оказалась. Накормила меня, напоила и спать бы, наверное, уложила, если б ты не подоспел. Но все равно, спасибо тебе, что в беде не бросил! Когда ты с топором заявился, Виолетта явно струхнула. Змеюки то тут же к тебе поползли. Заметил? Как это тебе удалось их усмирить?  

– У них на табак аллергия, – улыбнулся Максим.  

– Вон оно что, – сладко зевнул Володя. – В общем, хорошо, что мне уже выходить скоро. Я бы поспал чуток.  

Он устало прилег на подушку и почти сразу принялся мерно похрапывать. Максим тоже залез на свою полку, но сон не приходил. В голове роились мысли, как выручать Виталия с Валерой. Не может же быть, чтобы они навсегда приняли новое обличье. Во всех сказках говорилось, что нужно только выполнить некоторые условия, и колдовство само спадет. Но вот как узнать про эти самые условия?  

– Сметет весь мусор метла, когда золото покроет зола. – вспомнилась ему строчка из заклинания.  

Что же за событие здесь имеется в виду? Может быть пожар на бирже? Максим попытался представить себя в роли поджигателя, но не преуспел. Тут ему показалось, что за дверью кто-то стоит, свет, пробивающийся из щели снизу, стал неровным. Гайкин напрягся, затаив дыхание, а в купе тихонько поскреблись. Дверь, закрытая на замок, не поддавалась. Поскребывания стали более настойчивыми, защелка медленно повернулась, дверь немножко приоткрылась, и в образовавшуюся щель проскользнул пушистый белый кот. Немного примерившись, он элегантно вскочил сначала на нижнюю полку, потом на стол, а со стола на верхнюю полку. Оказавшись рядом с инженером, он принялся тереться об его руку, время от времени покусывая за пальцы.  

– Чего тебе, Валера? – шепотом поинтересовался Гайкин.  

Кот изогнул пушистый хвост знаком вопроса, спрыгнул вниз к двери, а потом снова заскочил наверх, будто призывая инженера выйти наружу. Вдруг он застыл как изваяние, насторожив острые уши. Из коридора потянуло морозной свежестью и послышались легкие шаги. Зверь испуганно выгнул спину дугой и быстро юркнул под лавку. Только он скрылся из вида, как дверь купе бесшумно отъехала в сторону, и на пороге показалась проводница. Глаза ее сияли словно две звезды. Максим привстал на своем месте не в силах отвести взгляда от ее стройных ножек. Она по-прежнему была в ослепительно белых чулках и лакированных туфлях-лодочках на высоких блестящих каблучках- шпильках. Из-под коротенького пушистого полушубка игриво выглядывали кружевные чулочные бортики.  

– Доброй ночи, Екатерина Семеновна, – пролепетал Максим, чувствуя, как его постепенно охватывает приятное эротическое волнение.  

Женщина загадочно улыбнулась в ответ и облокотилась о дверной косяк. Светлая шубка ее при этом слегка распахнулась, и стало очевидно, что под ней совсем ничего не надето, кроме кружевного пояса, соблазнительно облегающего красивый плоский живот. Гайкин нервно облизнул губы, опасаясь, как бы сердце не выпрыгнуло из груди.  

– Что же это ты не спишь, инженер? – томно поинтересовалась Екатерина Семеновна и, не дожидаясь ответа, вплыла внутрь купе.  

Максим сам не заметил, как ее сияющие глаза оказались прямо напротив его. Через мгновение он ощутил прикосновение ее мягких губ и ягодный вкус поцелуя проводницы. От возбуждения у него перехватило дыхание, но в следующий миг он провалился в глубокий сон как в бездонную яму.  

Очнулся он только около полудня от резкого толчка поезда. Бизнесмен деловито шуршал пакетиками внизу, собираясь на выход. У входа в купе ожидал освобождения пространства рослый бородатый мужчина неопределенного возраста.  

– Ну, бывай, инженер, – Володя пожал напоследок Гайкину руку. – Счастливо тебе доехать!  

Собрав все свои пожитки, он с видимым облегчением поспешил к выходу, а его место тут же занял новый пассажир. Максим спросонья с интересом таращил на него глаза. Мужчина тот был статный, что называется косая сажень в плечах, уже далеко не молодой, судя по количеству морщинок на лице, но невероятно харизматичный. Гайкин сразу проникся к нему симпатией. Новый попутчик аккуратно повесил на вешалку объемистый тулуп, разместил свой нехитрый скарб под лавкой и протянул руку для знакомства.  

– Дубов Григорий Степанович, – представился он, с интересом рассматривая инженера пытливыми голубыми глазами.  

– Максим – представился Гайкин, пожимая его крепкую горячую ладонь.  

– Ну, что, Максимка? Топор то скомуниздили? – с ехидцей поинтересовался Григорий Степанович.  

Инженер от удивления даже разинул рот и лихорадочно пошарил под подушкой. Топора действительно на месте не было.  

– Ой, а как же вы догадались, что он там был, – обомлел он.  

Новый знакомый громко расхохотался в ответ и задвинул дверь в купе.  

– Да, ты, мил человек, в зеркало на себя посмотри.  

Максим глянул на свое отражение. С той стороны стекла на него смотрела заспанная, сконфуженная физиономия, на щеке отчетливо виднелся отпечаток топорища, и даже просматривалась подпись от дарственной надписи.  

– Ох, ты ж, – горестно вздохнул инженер. – Сам не знаю, когда же это могло случиться, и кто осмелился…  

– Да, не бери в голову, – пробасил Григорий Степанович. – Всякое действие равно противодействию, и ежели какая вещь из одного места пропала, так в другом непременно отыщется. Это факт!  

Поезд плавно тронулся с места, и очередная станция вскоре растворилась в снежной пелене. Все еще сонный Максим с волнением вспоминал события прошедшей ночи, когда из коридора донесся мелодичный перезвон стаканов. Дверь в купе распахнулась и в нее впорхнула необычайно приветливая Екатерина Семеновна с полным подносом душистого чая и свежих ватрушек с творогом и вареньем. На этот раз на ней была обычная форменная одежда и мягкие войлочные сапожки, и веяло от нее домашним теплом. Вокруг ее ног с громким мурчанием самозабвенно терся все тот же белый кот. Григорий Степанович при виде проводницы заулыбался и, когда она поставила свой поднос на стол, душевно с ней расцеловался.  

– А ты, Катька, все озоруешь, как я погляжу – добродушно усмехнулся он, кивая на кота и на застывшего с открытым ртом Максима.  

– Исключительно в воспитательных целях, дядя Гриша, – скромно потупилась она, пряча лукавую улыбку.  

– Ну, смотри у меня, – Григорий Степанович шутливо погрозил ей пальцем. – Я ж тебя, бестия, насквозь вижу.  

– Да, смотрю я, смотрю, – в тон ему ответила проводница и незаметно подмигнула Максиму. – Откушайте чайку горяченького. Заварила на таежных травах, все как вы любите.  

– Ну, спасибо, уважила старика. Давай, Максимка, слезай к столу. Чаевничать будем.  

Он достал из внутреннего кармана своего тулупа объемистую флягу, а из рюкзака выложил пару небольших свертков пергаментной бумаги. Один из них от отдал Екатерине Семеновне, а второй развернул на столе. Там оказались пчелиные соты, полные тягучего ароматного меда темного как шоколад.  

– Спасибо за гостинчик, дядя Гриша, – обрадовалась проводница и тут же упорхнула куда-то по своим делам.  

Кот вприпрыжку поскакал за ней следом, а Максим не заставил себя долго упрашивать и присоединился к чаепитию. В пузатой фляге оказались густые сливки, которыми Григорий Степанович густо забелил свой чай, и со вкусом громко отхлебнул из стакана. Максим тоже с удовольствием сделал большой глоток крепкого чая и впился зубами в румяный хрустящий бочок ватрушки.  

– А откуда вы Екатерину Семеновну знаете? – поинтересовался он между делом.  

– Да, работали мы с ней когда-то вместе, – охотно отозвался Григорий Степанович. – На заводе в Шаморах… Давно, правда, это было. Ух, она молодая была красавица, глаз не оторвать! Огонь-девка была… Эхе-хе, что с нами жизнь делает…  

Он грустно вздохнул, нахмурился, но все же голод взял верх, и он с аппетитом принялся за плюшки.  

– Так вы из Шамор? – обрадовался Максим. – А я как раз туда еду на завод…  

– На завод? – удивился Григорий Степанович. – Так он же давно закрылся…  

– Как так? – едва не поперхнулся Максим. – А кто же меня на работу пригласил?  

– Хмм, так откуда мне знать… – нахмурил густые брови собеседник. – Я уж лет 15 как лесником работаю в Усолье. С год назад участок взял в Новой Заимке. Работаю в смену, то здесь, то там, потому и в поезде этом езжу часто и всех здесь знаю. Так то, милок. Завод закрылся в 95-м году. Это я тебе точно говорю. Поскольку он был градообразующим предприятием, то и городок Шамора тоже захирел, опустел и разрушился. Люди разъехались кто куда. Когда я там был последний раз там цеха метель заметала, и оставшиеся станки китайцы на самосвалы грузили, да вывозили в свое поднебесное коммунистическое царство. Так что, кто тебя туда мог позвать и зачем, я ума не приложу. Места там странные, нехорошие, я бы на твоем месте туда не совался.  

Максим застыл на месте, пораженный до глубины души. Получалось, что его новое назначение, надежды и планы на новую жизнь оказывались чьей-то потусторонней махинацией. Ему сразу вспомнился фантом товарища Сталина. Только привидение могло пригласить на работу в город-призрак на заброшенный завод. Такие шутки были вполне в стиле отца народов. Он любил стройки века устраивать в тайге или на целине, реки вспять поворачивать и города-сады в пустынях возводить. Авторитет вождя не допускал пререканий, поэтому отловленные добровольцы ехали, куда сказано и строили, что предписано без лишних вопросов. Впрочем, еще оставалась слабая надежда.  

– Может быть, вы просто там давно не были? – робко спросил он. – Завод же могли восстановить.  

– Да, нешто можно эти развалины восстановить? – горько усмехнулся лесник. – Дешевле заново отстроить. Потом завод – это же такое дело. Там специалисты нужны, оборудование, дороги, транспорт, коммуникации. А какие там дороги? Тропы звериные, да полустанок заброшенный. Там поди и поезда то не останавливаются.  

Максим лихорадочно пошарил по карманам, извлек расписание стоянок поезда и с облегчением убедился, что поезд в Шаморах останавливается и даже стоит целых полторы минуты.  

– Ты гляди, надо же, – изумился лесник, тоже заглянув в бумажку. – Ну, может и правда, что-то еще осталось там. И кем же ты там будешь?  

– Я инженер-проектировщик ракетных двигателей, – сообщил Максим.  

– И тебя по этой специальности туда пригласили? – недоверчиво спросил Григорий Степанович, пытливо рассматривая инженера.  

– Да, по этой и пригласили. По другой я бы туда не согласился ехать.  

– Ну да, ну да, – задумчиво протянул лесник. – А знаешь, что… я с тобой туда прокачусь. Погляжу что там теперь деется, да и тебе со мной надежней будет.  

– Конечно, с вами то другое дело, – обрадовался Максим. – Я же те места совсем не знаю.  

– Ну, вот и ладушки, – буркнул Григорий Степанович и снова принялся за плюшки.  

Большим охотничьим ножом он нарезал крупными кусками медовые соты и сделал знак угощаться. Мед был тягучий как ириска, с приятной горчинкой, пропитанный запахом солнца и леса, он не имел ничего общего с тем суррогатом, который обычно продается в магазинах.  

– Никогда ничего подобного не пробовал, – блаженно промычал Максим.  

– А то, – самодовольно пробасил лесник. – С моей собственной пасеки с Новой Заимки. Там еще лес хороший, непорченный.  

– А что значит порченный? – насторожился Максим, вспомнив пророчество Виолетты Сергеевны. – Химикатами что ли отравленный?  

Григорий Степанович сурово нахмурился, собираясь с мыслями.  

– Вам городским это не так-то просто объяснить, понимаешь, – задумчиво вздохнул он. – Лес – это ж тебе не просто место, где деревья растут. Это живой организм, большой и сложный, где все взаимосвязано. Ежели там энергия жизни в балансе находится, то все хорошо и правильно происходит. Но когда баланс нарушается, организм заболевает. Ясно тебе? Вот к примеру, случись пожар, выгорает много деревьев, зверье, какое убежит, а какое погибнет. И вот этот ожог долго мертвым пятном стоит, но со временем все ж таки рана затягивается. Верно? Тоже самое и с химикатами твоими. Это все вещи тяжелые, болезненные, но не смертельные для организма в целом. Но бывает и по-другому. Заведется какая-нибудь гниль, и поначалу то все вроде бы обычно и не заметно. А она зреет себе в земле, корни точит и внутри стволов разрастается понемногу как раковая опухоль, разрушая самую природу. Так вот и в Шаморах случилось. Как перестройку объявили, завод наш приватизировал зять нашего секретаря райнного комитета партии. Поначалу, никаких изменений никто и не почуствовал. Продолжали себе работать как раньше, пока новый хозяин, товарищ Медовласов, за границами эффективному управлению обучался. Через полгода он все премудрости постиг и для начала половину инженеров уволил. Вместо двигателей, велел сковородки делать, а станки высокоточные на металлолом попилил. Прибыль получил в пару сотен миллионов долларов. Он, небось, столько денег отродясь в своей жизни не видывал. Ну, и загордился, понятно, успешный же бизнесмен! Это ж такое счастье за здорово живешь на голову свалилось! А в завод то миллиарды народных денег вложены! А труда сколько?! Людей сколько без работы оставили и по миру пустили? А для чего? Чтобы один прыщ гнойный из себя буржуина строил, по заграницам ездил и нашими деньгами там сорил?  

Последние слова громом прогремели на весь вагон. Григорий Степанович раскраснелся, его пудовые кулаки сжались в приступе праведного гнева. Максим был с ним полностью согласен. Он тоже уже насмотрелся похожих историй, и чувствовал себя совершенно беспомощным в подобных ситуациях.  

– Да, это все понятно, что полный беспредел творится, – вздохнул он. – Только что мы то можем поделать? Такая гниль у нас по всей стране распространилась.  

Лесник тоже вздохнул, задумчиво глядя в окно, потом отхлебнул чая из чашки и продолжил:  

– Да, вот именно, что гниль. А ведь все в Советском Союзе росли, воспитывались партией в духе идей коммунизма и социализма, в светлое коммунистическое будущее веровали. Получается, чисто как у деревьев… Стоит какой-нибудь дуб-великан в три обхвата, кроной пышной шелестит, и все вроде бы прекарсно. Вот только внутри труха. Стукни топором, он и рассыплется в одночасье. Так-то, инженер… Я в те времена техником конструктором работал в бюро при заводе том. Сейчас уже кажется, что в другой жизни все это было…  

– А что же вы там разрабатывали? – живо заинтересовался Максим.  

– Космический корабль для межзвездных полетов. Конструкция там была сложная и громоздкая. Собрать все можно только на орбите, и для этой цели был построен челнок. Некоторые технологии по двигателям как раз на челноке том были опробованы. Результат был очень впечатляющим, корабль слетал на Марс и обратно. Но потом пришлось его законсервировать в ангаре, и вот оттуда то и началось заражение.  

– Заражение? – с тревогой переспросил Максим. – Но чем?  

– Да, кабы знать, чем… – задумчиво отозвался Григорий Степанович. – С полгода все было как обычно. Брошенное место лопухами да крапивой заросло. Дебри были в человеческий рост высотой, туда и не совался никто. Потом я заметил, что крапива вокруг ангара как-то сморщилась, почернела, а потом и вовсе пропала. Сперва подумал, может потравил кто. Поспрашивал у своих, но никому такая мысль и в голову не приходила. Тогда стал я туда захаживать почаще, да посматривать. Ничего особенного, однако, не высмотрел, окромя слизняков гигантского размера. Я таких ни до ни после не встречал. Некоторые чуть не по полметра в длину достигали. Ей богу, не вру! Они то и выжирали всю органику вокруг. Но этого мало. Вокруг ангара лужи студенистые стали появляться, да в таких количествах, что место стало заболачиваться. Но болото это неживое было, так что даже не по себе становилось рядом с ним. Ни растения там не росли, ни букашки не стрекотали и не прыгали, и в то же время что-то там шевелилось внутри, булькало и колыхалось непрерывно.  

У Максима, обладавшему живым воображением, по спине пробежал холодок от этого рассказа про живые лужи. Тем более, одну такую он сам видел совсем недавно.  

– Надо было пробы воды и почвы взять на анализ. Может быть из корабля что-то такое вытекло ядовитое, – предположил он.  

– Да, брал я, – вздохнул лесник, – но ничего особенного в лаборатории не обнаружили. Только я заметил, что проба в пробирке очень быстро менялась. Отломишь в луже студенистый кусочек, а он в пробирке тут же таять начинает, как медуза в горячем песке. Пока до лаборатории донесешь, там уже просто грязная вода болтается.  

Григорий Степаныч устало зевнул, допил свой чай и принялся стелить постельное белье на свою полку.  

– А что же было потом? – с нетерпением спросил Максим.  

– Потом суп с котом, – хмуро буркнул лесник. – Медовласов — сука приехал. Видать, за границей прибыль прокутил, добавка потребовалась. Наше КБ разогнал, а корабль на металлолом приказал порезать. Тут я не выдержал, народ на сходку собрал возле ангара. Не он, падла, собирал, не ему и резать! Ну, эта гнида, натурально, тоже приехал на своем джипаре черном с охраной. Его мордовороты вышли, стволы достали и давай в воздух шмалять. Наши побежали в милицию звонить, но там же, ясен пень, пока до смертоубийства не дошло, так и не почешутся. А мордовороты напирают, до драки дело дошло. Медовласов стоит эдак вальяжно на капот облокотившись, пилочкой ногти обрабатывает и цедит сквозь зубы: «Мочи лохов». Ну, я размахнулся, да топором ему прямо между глаз и заехал. А тут и менты подоспели как раз вовремя, и поехал я в места не столь отдаленные на два года за превышение пределов необходимой самообороны. Теперь вот лесником здесь.  

Григорий Степанович прилег на свое место и отвернулся к стенке, давая понять, что разговор окончен. Максим же потом долго сидел за столом, глядя в окно. Только что услышанная история будоражила воображение и не давала покоя. Однако, монотонное мелькание деревьев за окном сделало свое дело, и, в конце концов, он тоже задремал.