Неизвестный астролётчик

Некоторые действующие лица рассказа – экипаж звездолёта «Аэлла́» (др. -греч. Aελλώ, в переводе – «шторм», «вихрь» или «быстрая»). О звездолёте и 38-й Звёздной экспедиции упоминается в 12-й главе романа «Туманность Андромеды» Ивана Ефремова.  

Весь экипаж – 13 человек, перечислены не все.  

Гурки Сар, командир звездолёта и 1-й пилот (этнический индиец, 56 лет)  

Иан Метт, начальник экспедиции и астроном (этнический западноевропеец)  

Аль Хаза, 2-й астронавигатор (семитская женщина, 44 года)  

Мир Рус, 2-й пилот и главный инженер (этнический восточноевропеец, 79 лет) – главный герой  

Ран Бир, физик плазмы (этнический бирманец, 65 лет)  

Путри Ваян, физик (женщина с о. Бали)  

Малк Чьеу, инженер реакторных установок (этнический вьетнамец, 60 лет)  

Бал Колойа, 3-й пилот и инженер (этнический новозеландец)  

Вал Холм, инженер (бывший член экипажа звездолёта «Тантра» в 37-й Звёздной экспедиции, 47 лет)  

Пеан Талли, астрофизик и астроном (этнический западноевропеец, 52 года)  

Беляна Ци, инженер СЖО и врач (женщина, 50 лет)  

Из них 2 устойчивые пары: Бал Колойа и Аль Хаза; Иан Метт и Путри Ваян.  

===================================  

"21 июля 466 года Эры Великого Кольца на Круглой площади Лунного Космоцентра – самого крупного человеческого поселения на Луне – был открыт памятник «Неизвестному астролётчику». Он создан группой скульпторов-космостроевцев в свободное время и посвящён экипажу звездолёта I-го класса «Аэлла» погибшей 38-й Звёздной экспедиции-бис к тройной звезде ЕЭ7723, стартовавшей в 409 г. ЭВК.  

Памятник представляет собой пьедестал в форме носа одноместной разведывательной ракеты с трёхзвёздной эмблемой экспедиции и надписью по нему алыми символами «Неизвестный астролётчик». На пьедестале стоит, полуобернувшись, фигура человека в скафандре и непрозрачном шлеме. Слепящие, неровно оборванные снопы бело-голубого пульсирующего света, символизирующие пламя аннигиляции, вырываются из овала у его ног. Фигура человека выражает напряженный драматизм. Скафандр скрадывает пластику тела, но всё равно понятны ужас и решимость, охватившие человека. Казалось, сейчас он шагнёт, начнёт делать то тяжёлое, но необходимое, к чему привели его обстоятельства и воля".  

Из статьи № 26456607868/П Общей Информационной Системы. Связанные статьи №№ 26456607869/Ф (физика), 26456607870/К (Звёздные экспедиции).  

1. Половина пути  

Командир звездолёта «Аэлла», дежуривший на центральном посту управления, – пятидесятишестилетний мужчина с тёмными волосами и бархатными умными глазами по имени Гурки Сар – удовлетворённо смотрел на гемисферный обзорный экран, показывающий слегка ретушированные и подсвеченные маркерами объекты приближающейся на 30000 километров в секунду системы из двух звёзд. Экран был таким большим и подробным, что казался распахнутым в пустоту космоса огромным окном. Эмулятор искусственного интеллекта звездолёта, электронный мозг, отзывающийся на имя Ана, убрал «лишние» тысячи немигающих звёзд, зато обвёл алыми линиями поля мелких астероидов местного пояса Койпера, зелёными – предвычисленные изогравы, а прерывистыми синими – орбиты компонент 40 Эридана Б и Ц, снабжённые углами наклонения, скоростями и прочими элементами небесной механики. Кроме того, реальный спектр белого карлика была существенно изменён, чтобы не повредить сингуль-хроматийную ячеистую структуру экрана и человеческие глаза. Даже с расстояния в 65 астрономических единиц (1 а. е. – расстояние от Солнца до Земли. Примерно 1, 495•108 километров) крошечная звезда с поперечником меньше Земли – цель экспедиции – излучала в слишком неприятном частотном диапазоне, полного жёсткого ультрафиолета и гамма-излучения.  

Полёт проходил как по учебникам: реальные эфемериды звёздной системы совпали с расчётными вплоть до первого знака после запятой; никаких аварий; мелкие неполадки играючи устранялись ремонтными роботами под управлением Аны, старшего помощника командира звездолёта или главного инженера; полугодовые смены для немолодых людей, занимающихся наукой и искусством, проходили без лишнего нервного напряжения.  

Курс звездолёта был проложен таким образом, чтобы войти в систему тройной звезды на примерно равном расстоянии от двух главных центров масс и под углом около 70 градусов к местной эклиптике (при этом оставаясь над ней). К этому моменту скорость «Аэллы» была снижена с 83% от световой до 10%. В этой точке от звездолёта отстыковался на одноместной разведывательной ракете Мир Рус – 2-й пилот и главный инженер. Он должен был разведать внутренний радиус облака Оорта компоненты 40 Эридана А, и разместить на устойчивых орбитах на разном расстоянии от оранжевой звезды три спутника-ретранслятора. Маяки III-го поколения, излучающие на рентгеновских частотах и длине излучения свободного водорода стандартное сообщение на языке Великого Кольца и свои координаты, были снабжены Q-реакторами и могли работать без замены не менее 75 лет. Они могли накапливать и пересылать данные, но в основном были нужны для более точной навигации самих землян внутри исследуемой системы со сложными гравитационными полями и для возможных гостей из других систем. Космическая цивилизация Земли заботилась не только о себе, но и о других разумных.  

Предполагалось, что опытный пилот Мир проведёт на борту планетолёта 1Р38-бис с термоядерным двигателем около года, пока его не подберёт на обратном пути «Аэлла». Остальные 12 человек экипажа должны направиться к белому карлику и его небесному красному спутнику – вспыхивающей звёздочке массой 0, 2 массы Солнца. Обращающиеся вокруг общего центра масс на расстоянии около 35 а. е. карликовые звёзды устроили вокруг себя настоящий кавардак из струй газа и пыли.  

Когда-то недавно, около 22-25 тысяч лет назад, красный карлик был довольно массивной звездой Главной последовательности, заполнившей свою полость Роша и превратившейся в новую (Новая звезда – переменная звезда, демонстрирующая вспышку или очень быстрое усиление блеска, за которым следует его медленное ослабление вплоть до полного угасания. Новые звезды относятся к большому классу звезд, называемых катаклизмическими переменными. Древние астрономы использовали термин «новые» для обозначения небесных объектов, которые до вспышки не были видны невооруженным глазом). Вещество вспышки большей частью рассеялось в пространстве, меньшей – перетекло в аккреционный диск вокруг компоненты Б, которая увеличила свою массу и стала углеродным белым карликом – очень интересной звездой с точки зрения физиков и математиков. Подобные звёзды нарушают некоторые фундаментальные законы мироздания, и земные учёные давно присматривались к ним, в надежде разгадать очередную тайну природы и поставить её на службу человеку.  

К сожалению, в ближайших окрестностях Солнца подобная звезда была всего одна – Сириус Б. В 80-м году ЭВК была предпринята попытка её изучения. Звездолёты тогда были весьма тихоходны и несовершенны, и экспедиция в полном составе погибла по прибытии на окраину системы α Большого Пса. Информация об этом печальном событии достигла Земли только через 9 лет, в 101 году ЭВК. Большая утрата охолонила горячие головы в Совете Звездоплавания, и исследование тесных двойных звёзд отложили на 300 лет. За это время были получены навигационные и астрофизические данные от других цивилизаций Великого Кольца, созданы анамезонные двигатели, антигравитаторы, существенно улучшена защита звездолётов…  

***  

21 июля 429 года ЭВК после очередного глубокого торможения скорость «Аэллы» снизилась до 3000 км/с, и командир устроил всеобщую побудку. Ближе 60 а. е. подлетать на большой скорости к компоненте Б без разведки было опасно, а работу по изучению необычной звезды можно было уже начинать. Поэтому предполагалось, что после совместной трапезы (как было заведено в незапамятные времена) от звездолёта отстыкуется двухместная разведывательная ракета с 3-м пилотом и физиком, а сама «Аэлла» затормозит до 50 км/с, что позволит активно маневрировать на внешней стороне системы.  

Случай исследовать сразу три звезды во время одной Звёздной экспедиции выпадал впервые, поэтому экипаж, в основном состоящий из учёных, имеющих как минимум одну инженерную специальность, готовился к серьёзной работе с краткими перерывами на сон и приёмы пищи.  

Чувствительные локаторы во многих диапазонах прощупывали пространство впереди, отмечая лишь возрастающую плотность газа и мощность излучения в рентгеновском и радиодиапазонах (Для аккреционных дисков нейтронных звезд и белых карликов характерно нетепловое излучение, которое вызвано ускорением элементарных частиц в сверхсильных магнитных полях – прим. автора). Недавний взрыв звезды разрушил всю материю крупнее пылинки, превратив её в огромное облако газа, расширившееся за тысячелетия на три световых года. Но самые тяжёлые элементы компоненты тройной звезды удержали в своих гравитационных колодцах, постепенно сгущая их в протопланетные диски. Именно такие неравномерные плотные образования представляли собой наибольшую опасность для звездолёта, движущегося с большой скоростью. Ни авангардное поле, ни прочнейшая обшивка из субкритических модификаций металлов не смогли бы долго выдерживать бомбардировку миллиардами тяжёлых атомных ядер в секунду. Однако планетарные скорости при вхождении в такие газовые облака были обсчитаны Вещим Мозгом (Один из четырёх планетарных полноценных искусственных интеллектов, оставшихся служить Человечеству со времён Века Союза Стран – прим. автора) в Академии Стохастики и Предсказания Будущего и признаны безопасными.  

Впервые с момента старта экипаж вновь собрался в полном составе. Девять мужчин и три женщины были рады компании и тому, что половина их миссии (хотя и самая простая) позади. Большинство астролётчиков, несмотря на зрелые годы (самому молодому было 46 лет), имели гармонично развитые тела, чётко выписанные строгие черты лица и здоровый румянец на щеках. Глаза отражали благожелательность, прямолинейность и разумную дозу самоуверенности.  

За трапезой люди подбадривали себя энергетическим напитком «Лио», делились друг с другом информацией о полёте, пропущенной некоторыми из-за полугодового сна, шутили для поднятия настроения, не спеша вспоминали различные случаи из земной, а некоторые – начальник экспедиции Иан Метт, физик Путри Ваян и инженер Вал Холм – и из космической жизни. Беседа прервалась музыкальным номером: инженер реакторных установок Малк Чьеу, бодрствуя в последнюю вахту, превратил в ариозо одно древнеславянское странное стихотворение «Рыжий» и продемонстрировал вокал экипажу под собственный аккомпанемент на малазийском варианте скрипки. Обсудив мастерство Мала и странные обычаи далёких предков, отражённые в тексте, люди начали расходиться по своим рабочим местам.  

Командир, извинившись, ушёл на две минуты раньше. ЭИИ сообщила, что требуется его присутствие на посту управления. Оказавшись наедине с Аной, Гурки выслушал о странном поведении авангардного поля и резко возросшем энергопотреблении на его поддержание. Однако запас мощности ещё был. Командир приказал электронному мозгу задействовать запасной Q-реактор, провести анализ ситуации и приготовить маршевые двигатели к включению.  

Одновременно Бал Колойа (3-й пилот и инженер) и его постоянная спутница все 20 лет полёта Аль Хаза (физик и астронавигатор) получили последние инструкции от начальника экспедиции, задраили за собой люки разведракеты и отчалили. Медленно, а потом всё быстрее и быстрее двухместный термоядерный планетолёт начал гасить скорость, отставать от «Аэллы» и подниматься выше от основного курса. Также как и Миру Русу людям предстояли долгие месяцы в отрыве от основного экипажа. Они должны были разведать вихревую зону между компонентами Б и Ц и оставить на как можно более стабильных орбитах три спутника-ретранслятора и космический телескоп для наблюдения звёзд в рентгеновском и нейтринном диапазоне.  

К командиру присоединился помощник и инженер Вал Холм, 47-летний мужчина, хорошо зарекомендовавший себя в 37-й звёздной экспедиции. Гурки доверил ему двигатели, сам изучая показания спектрометров и пытаясь понять, что же происходит. Спектрометры показывали наличие довольно тяжёлых элементов и обычных газов: Не, СО, Li, С, О.  

Звездолёт, давно развёрнутый кормой по курсу, вошёл в штатное торможение на 15g. Именно такое ускорение могли скомпенсировать устройства искусственной гравитации, работающие на анамезоне. Люди на борту ощущали ускорение всего на 10% выше обычного земного. Фиолетовое в центре и сероватое по краю анамезонное пламя, вырывающееся из двух параболических магнитных сопел маршевых двигателей, вытянулось на десятки километров вперёд. А странности продолжались.  

Ана сообщила, что не может объяснить поведение авангардного поля. Затем тревожно зазвенел счётчик высокоэнергетических частиц, пронзающих все виды защиты звездолёта. Причём, произошло это скачком. Гурки Сар быстро объявил экипажу о необходимости торможения на техническом пределе вместо штатного. Он успел включить форсированный режим анамезонных моторов, ещё раз запросить рекомендации ЭИИ по ситуации, приказать ей подготовить к старту оба спасательных планетолёта и дважды обежать взглядом приборы и обзорный экран. Ана отстыковала от звездолёта «зонтик» (Он же автономный защитный экран. Беспилотный космический аппарат в виде огромной монеты массой в несколько сотен тонн, изготовленный из прочнейших сплавов и имеющий собственные двигатели ориентации. В опасной области пространства запускается впереди по курсу звездолёта, принимая своей плоскостью удары микрометеоритов, газа и всевозможные излучения) и почти успела развернуть его перпендикулярно курсу. Локаторы показывали пустоту, радиометры гудели, детекторы массы дурили, то срываясь на отрицательные значения в четвёртом знаке после запятой, то возвращаясь к нулю. Однако прямо по курсу разгоралось белое свечение, словно горел сам вакуум. Откуда-то взялся растущий в геометрической прогрессии поток гамма-фотонов, и оптические датчики начали слепнуть. Звездолёт завибрировал от многочисленных микровзрывов. Вал занервничал, Ана начала давать рекомендации своим ровным голосом, командир увидел через засвеченные, выходящие из строя один за другим датчики, как толстое боразоновое покрытие корпуса тает, словно сахар в кипятке и… «Аэлла» перестала существовать.  

***  

Двухместная разведывательная ракета 2Р38-бис с Балом Колойа и Аль Хазой хоть и представляла собой 500-метровой длины и приличной массы термоядерный планетолёт, но при 2g успела отстать от «Аэллы» почти на 300000 км и подняться выше её курса на 670000 км. На планетолёте не было штатных гравикомпенсаторов, поэтому экипаж не видел смысла мучить себя большой перегрузкой. Однако когда яркая вспышка ослепила оптические датчики по борту, повернутому к «Аэлле», Бал рефлекторно врубил полный форсаж на 6g. Он и так собирался это сделать, изучив странное поведение защитного поля и признав его потенциально опасным. Тела людей, облачённых в полётные скафандры, почти полностью утонули в специальном геле, который наполнял ложементы. Игнорируя реплики Аль, едва слышные из-за гула крови в ушах, 3-й пилот боролся за выживание планетолёта и своей возлюбленной.  

Через минуту Бал задействовал дополнительный F-реактор для поддержания эмиссии электронов и сбросил ускорение до 4g, поймав боковым зреникм благодарный взгляд карих глаз Аль. Только сейчас он допустил мысль о том, что с «Аэллой» что-то произошло. Трудно было помыслить такое, находясь за бронёй планетолёта, чувствуя каждой клеточкой тела пульсацию его мощного двигателя. Предки умудрялись на подобной технике исследовать планеты звезды α Центавра, имея худшую энерговооружённость и меньшую надёжность. Минута шла за минутой, беда постигшая «Аэллу» не обрушивалась на 2Р38-бис, и Бал решился снизить ускорение торможения ещё вдвое. Упругий гель вокруг него пришёл в движение. Микротоки, проходящие через гель по особым алгоритмам, подбадривали напряжённые мышцы.  

Аль терпеливо молчала, ожидая, когда пилот закончит свою работу и вспомнит про неё. Разумеется, 44-летняя женщина не была лишь ценным грузом. Она была физиком высоких энергий, а за два года до 38-й Звёздной получила профессию астронавигатора. Вместе с Балом они на планетолёте, подобном разведракете, летали к Тритону – самому дальнему форпосту Человечества в родной системе, – а затем четыре месяца исследовали крупные трансплутоновые объекты и картографировали кометные ядра.  

Сейчас она в который раз уже обшаривала глазами приборы, пытаясь понять, что произошло с «Аэллой», позывные которой исчезли из всех доступных диапазонов. Пространство вокруг было довольно чистым, хоть и наполненным убийственными излучениями, исходящими от белого карлика. Если бы не застрекотавший и захлебнувшийся счётчик высокоэнергетических частиц и перегрузка авангардного поля, превратившегося из сильно вытянутого овала с длинной полуосью около пяти тысяч километров, практически в шар вдвое меньшего размера…  

– Аль, ты как? – промолвил пилот, поворачивая голову к своей любимой женщине.  

– Я-то в порядке, – улыбнулась одними глазами женщина. – А вот что с «Аэллой»…?  

Бал тронул две рукоятки управления маневровыми двигателями, работающими на любом сжатом газе. Планетолёт медленно развернулся вокруг продольной оси тем бортом, где оптические датчики и прочие вынесенные на корпус приборы не пострадали.  

В том месте пространства, что они покинули полчаса назад, и где произошла вспышка, виднелось едва светящееся на фоне бездны звёзд вытянутое облачко. Звёзды за ним странно перемигивались.  

– Ты это видишь, Аль? Газовое облако…  

– Да. Подожди секунду, я наведу на него телескоп.  

Несколько секунд длилось молчание.  

– Между нами уже больше шести миллионов километров, видно плохо…  

– Не тяни! – невольно вырвалось у Баля.  

– У меня есть предположение, и оно тебе не понравится, – севшим голосом сказала Аль. – Сейчас, я подключу спектрометр и сформулирую…  

Мужчина скрипнул зубами. Ничего нельзя поделать, только ждать. Жизнь астролётчика состоит в основном из ожидания. Он подавил усилием воли негативные эмоции и снова взглянул на Аль. Осторожно нажимая отяжелевшими пальцами кнопки низко висящего пульта, его женщина всё больше хмурилась.  

– В общем, это похоже на след от аннигиляции. В расширяющемся облаке газа до сих пор продолжается взаимодействие частиц и античастиц, мы это видим как мерцающие звёздочки в видимом диапазоне.  

– Аннигиляция? Вот ведь…! – Бал щёлкнул парой клавиш, и женщина ощутила укол под лопатку автоинъектора. – Что ты сразу-то не начала с главного?  

– А что теперь главное, Бал?  

Поскольку вопрос был философско-риторическим, пилот промолчал. Он уже знал, что скажет его женщина.  

– С большой вероятностью «Аэлла» аннигилировала. В момент вспышки мы получили серьёзную дозу радиации. У нас теперь нет базы в этой системе. Нет возможности вернуться домой! – голос Аль сорвался на фальцет. – Мы остались одни!  

Бал поморщился. Семитские корни Хазы иногда давали знать о себе. Особенно в моменты нервных перегрузок. Она становилась болтливой, начинала отвечать вопросом на вопрос. А ему нравилось, когда она смеётся или улыбается. Тогда большой рот и густые брови вразлёт были кстати. Но сейчас она враз стала некрасивой и несчастной. Такого он не мог вынести.  

– Любимая, успокойся, – ласково сказал Бал. – Не паникуй и не хорони нас раньше времени. Мы вместе, а это – главное.  

Аль взглянула на мужчину и, готовые сорваться с губ горькие слова выветрились из головы. Они были вместе уже 26 независимых лет. Собственная воля и судьба распорядились так, чтобы в большой беде они остались вместе. Женщина слабо улыбнулась, а Бал добавил:  

– Кстати, мы тут не одни.  

2. Одиночка среди пустоты  

Мир Рус слез с многофункционального тренажёра, который помогал поддерживать мышечный тонус практически всех важных мышц в условиях продолжительной невесомости. Два часа в сутки приходилось заниматься физическими упражнениями. Для пожилого астролётчика без преувеличения богатырского телосложения это было весьма важно. Миру должно было исполниться 79 лет через 4 месяца и 9 дней. Очередной день рождения в длинной веренице космических трудовых будней.  

Не то чтобы, Мир очень любил космос, просто он любил быть один. По возможности. Разумеется, на Земле и, вообще, в Солнечной системе хватало мест, где можно было затеряться, при этом продолжая приносить пользу обществу. Поэтому Мир трудился на рудниках Антарктиды, терраформировал Марс, с другими космостроевцами пытался обустроить Титан, возил учёных на спутники Урана... При этом ему всегда везло. Везло на экипажи и на технику, доверенную ему обществом. От обычного гражданина ЭВК его отличала слишком уж рельефная мускулатура, которой он втайне гордился и которую постоянно поддерживал, тягая тяжести, и частое желание побыть одному наедине со своими мыслями. И то и другое было на грани приличия, о чём ему неоднократно напоминали функционеры Совета здоровья. Также ему пеняли на то, что он посещал низшую школу танцев всего трижды, тем самым избегая гармоничного развития.  

Мир был 2-м пилотом в 36-й Звёздной экспедиции к двойной звёздной системе J104915. 57-531906. 1, названную когда-то именем астронома, открывшего её (Двойная звезда Луман-16. Расстояние от Солнца – 6, 6 свт. лет. 4-я по близости к Солнцу звёздная система). Экспедиция была сугубо научной. Она установила, что меньший компонент представляет собой так называемую «железную звезду», остывшее и плотное небесное тело с массой в 50 юпитерианских. Рус тогда был молод, а его совсем молодым напарником-астронавигатором был никто иной, как ставший теперь живой легендой Эрг Ноор. Мало того, что Ноор во главе 37-й Звёздной открыл вторую железную звезду всего в двух световых годах от Солнца, нашёл пропавший много лет назад звездолёт «Парус» и обнаружил дисколёт внегалактического происхождения на одной из её планет. Сейчас он летел во главе 38-й Звёздной-прим к Ахернару, показывая пример отваги и жизнелюбия тем, кто пойдёт следом. Шансов вернуться у него было совсем мало.  

Несмотря на замедление времени при полёте на субстветовых скоростях и совсем недавнее внедрение в дальних космических перелётах полного анабиоза вместо гипнотического сна, организм астролётчика изнашивался быстрее, чем у человека, живущего на поверхности Земли-матери. Вместо возможных 150-170 лет, из которых активная часть нередко занимала 110-120 лет, астролётчики жили в среднем на 40% меньше. Поэтому Мир решил, что достаточно послужил обществу. Это была его последняя космическая экспедиция. Когда он вернётся, ему будет ровно 100 независимых лет. Зависимых на 11 меньше. А дальше… Дальше он пока не заглядывал.  

Подплыв к частично прозрачным бакам с хлореллой, освещённых внутренними источниками рассеянного света, он зафиксировал стопы в поручнях, померил кислотность воды и температуру. Он доверял простейшей аппаратуре контроля, но всегда и всё проверял. Потому и стал главным инженером экспедиции.  

Шли 22-е сутки его автономного полёта. После расстыковки с «Аэллой» первые 15 суток 1Р38-бис управлял автопилот. Торможение – что может быть проще? Каждый час на 4g, которые Рус проводил в ложементе с противоперегрузочным гелем, сменялся двумя часами на 2g, когда он занимался физическими упражнениями и диагностикой критических систем ракеты, принимал пищу, читал книги и глазел на звёзды. Через 15 суток планетолёт спалил две трети топлива и затормозил до 155 км/с. Траектория вывела его в первую зону сброса маяка – точку либрации L5 Кеида и её второй безымянной планеты.  

Отработав сброс, Мир послал короткое сообщение на «Аэллу», используя несколько стандартных частот для уверенности, уточнил изогравы и ввёл новый курс в навигационный компьютер. 1Р38-бис был настолько простым планетолётом, что расчёты приходилось делать пилоту на МНУ-5. Затем Мир проконтролировал, как спутник-ретранслятор, снабжённый одноразовым ядерным двигателем, сбросил скорость до 14 км/с, занял нужную орбиту и начал подавать стандартные навигационные сигналы.  

Теперь 1Р38-бис по кратчайшему маршруту должен был направиться к точке либрации L2 системы 40 Эридана А-вторая планета. Путь займёт 15 суток. Паря в невесомости над ложементом, Мир одной рукой держался за спинку, другой клацал кнопками, диагностируя системы планетолёта. Предстояла трёхминутная корректировка курса на 2, 5g. Через пару минут он погрузится в гель и испытает восторг от управления мощной ракетой и приятное чувство от борьбы собственного тела с перегрузкой. Но тут заработала на приём система дальней связи.  

Отпихнув в сторону полётный скафандр, болтавшийся рядом, Мир забросил себя в ложемент и пощёлкал тумблерами на панели связи. Забитый помехами сигнал пришёл со спутника-ретранслятора на другом краю системы. Значит, вторая разведракета тоже успешно выполняет свою миссию. Несколько секунд очистки и восстановления данных из многократно дублированных незашифрованных пакетов, и на экранчике высветился текст сообщения, предварённый координатами пославшего его маяка.  

Мир прочитал текст, остолбенел, и руки его бессильно повисли на уровне груди. Прочитал ещё раз. Благодушное настроение испарилось как лёгкий туман под Солнцем.  

«14. 08. 429 ЭВК, 0:51 среднесолнечного времени. Мир, крепись! С вероятностью 99% «Аэлла» погибла. Внезапная аннигиляция. В причинах ещё разбираемся. Находились близко, получили по 4, 2 зиверта. Тяжёлые высокоэнергетические частицы достигнут и тебя через десяток часов после получения письма, прими радиопротекторы и усиль защиту! Мы затормозили до 160 км/с, сбросили один маяк и космический телескоп. Пока могли, занимались ремонтом приборов пострадавшего от вспышки борта. Резерва не осталось, но 2Р38-бис исправен. Что будем делать? –Бал и Аль».  

Вопрос всех вопросов. Однако люди эпохи Кольца не боялись трудных умственных задач, а радовались им.  

Мысли Мира скакали словно блохи, но он усилием воли заставил себя сосредоточиться на новых вводных, упорядочивая то немногое, что знал. Он перебросил текст сообщения на большой гемисферный экран, туда же вывел карту тризвездия 40 Эридана, состояние своего планетолёта и предполагаемое состояние двухместного планетолёта товарищей по несчастью.  

С 1Р38-бис всё просто. Его планетолёт полностью исправен, ресурсов СЖО – системы жизнеобеспечения – с учётом воспроизводства хлореллы хватит на 23-25 месяцев. Возможно больше, если проводить много времени в гипносне. Когда человек находится в состоянии «медленного» сна, для обеспечения его жизнедеятельности нужен только кислород. Поэтому запасы воды и пищи экономятся, выдыхаемый углекислый газ легко снова превратить в кислород, а водяной пар уловить. Анабиозных капсул на борту нет. Ещё придётся отказаться от каждодневного душа, но это невеликая плата… С топливом хуже. Антивещества осталось на десяток зажиганий, дейтерия и лития-6 всего треть от номинала. Этих запасов хватит, чтобы достичь скорости 15000 км/с, если не маневрировать. С учётом последующего торможения – всего 7500 км/с. Это отнюдь не межзвёздная скорость. Даже с учётом того, что Солнечная система догоняет Кеид со скоростью около 9 а. е. в год, путь до неё займёт тогда… 658 лет! Да и не рассчитана ракета на межзвёздные перелёты. Даже Облако Орта на ней преодолеть будет проблемой. Плохо. Но у коллег не лучше.  

Планетолёт 2Р38-бис находился близко к мощному источнику рентгеновского и гамма-излучения. Корпус ракеты теперь сам служит источником вторичного излучения. Колойа и Хаза получили серьёзную дозу облучения. С полузивертом железные организмы людей ЭВК справились бы и сами. 4, 2 Зв они кое-как залечат имеющимися на борту невеликими средствами, дальше придётся «сидеть» на радиопротекторах. Почти всесильная корабельная медицинская станция, управляемая Аной, превратилась в излучение… Ресурс СЖО у них ниже, несмотря на более высокий класс планетолёта. Во-первых, их двое. Во-вторых, упор у 2Р38-бис делался на энерговооружённость и скорость. У них больше топлива, мощнее реакторы. Есть даже Универсальный производственный модуль… Если избавить 2Р38-бис от лишнего веса, то он может добраться до Земли лет за 300, может даже за 290. На их месте Мир в своей «скорлупе» уже был бы полутрупом. На их месте… Как бы он поступил?  

Второй пилот придвинул к себе клавиатуру на подвижном шарнире и принялся быстро печатать.  

Во-первых, надо просканировать пространство по вектору движения «Аэллы», чтобы понять, не является ли аннигиляция аварией, чьим-то актом агрессии или природным феноменом. Первое маловероятно, поскольку на анамезонных звездолётах запас антипротонов составлял около 300 граммов и применялся в противометеоритной защите. Часть этих 300 граммов была израсходована по пути сюда.  

Второе ещё менее вероятно. Нонсенс! Великое Кольцо не знало ни одного примера цивилизации, освоившей межзвёздные перелёты и проявлявшей агрессию по отношению к разумным существам.  

Но если это третий вариант, то нужно распознать феномен и научиться его избегать.  

Во-вторых, аннигиляция не происходит полностью с крупными сложными объектами. Частицы взаимодействую пáрами, а в здешнем пространстве нет ядер атомов тяжелее железа. Есть небольшая вероятность, что километровая «Аэлла» начала разрушаться не по всей длине одновременно. Тогда взрыв мог разбросать части звездолёта по пространству. Часть отсеков, двигатели и баки с топливом снабжены автономными маяками. Если что-то уцелело, то может пригодиться.  

В-третьих, для экономии ресурсов нужно уложить одного из членов экипажа 2Р38-бис в анабиоз. У них есть одна полнопрофильная капсула.  

В-четвёртых, нужна координация усилий. Сейчас разведракеты на расстоянии примерно 350 а. е. друг от друга. Для Мира это непозволительно много. Если даже он сожжёт половину топлива, то всё равно будет добираться до коллег несколько месяцев…  

Мир подавил желание немедленно отправить сообщение. Между ними 48 световых часов. Слишком медленный обмен мнениями получится. Нужно подумать ещё.  

«Ещё» затянулось на 40 минут. Мало вводных, поэтому у Мира пока было мало вариантов действий. Теоретически один из троих оставшихся в живых астролётчиков в состоянии достичь Солнечной системы лет за 35-40, если будет достаточно топлива и не подведёт анабиозная капсула. Понятно, что дейтерия тут взять неоткуда, но при большом количестве антиматерии можно использовать практически любое вещество. Импульс будет невысок, зато тяга сумасшедшая. Живые организмы постоянной тяги в 18-20g не выдержат, а вот сама конструкция должна. И если с материей проблему можно решить, то с антиматерией… Стоп! Раз аннигиляция «Аэллы» не авария, то… Столкновение со свободной антиматерией! Но как это возможно?!.  

2-й пилот и главный инженер несуществующего звездолёта посмотрел на обзорный экран, как раз показывающий яростно пылавшую белую точку 40 Эридана Б среди десятков тысяч разноцветных звёзд. Непростая звезда, похоже, и правда преподнесла земным учёным феномен. Нужно всё точно разузнать и придумать способ доставить эту информацию на Землю.  

***  

Спустя несколько томительных суток, в течение которых члены экипажа «Аэллы» обменивались информацией, был выработан план действий.  

Бал и Аль приняли догадку Мира об облаке антиматерии, с которым столкнулся звездолёт, как рабочую гипотезу, несмотря на её полное противоречие фундаментальным законам физики и космогонии. Беда была в том, что спектрометры не отличали вещество от антивещества – их спектры выглядели идентично. Обнаружить антиматерию можно было по её аннигиляции с обычной материей или по взаимодействию с гравитационным полем. На борту 2Р38-бис имелся маломощный антигравитатор с двумя килограммами анамезона. Увы, устройство было предусмотрено на случай аварийного ускорения или торможения и пряталось в недрах приборного отсека. Его конфигурация чётко охватывала пост управления и две жилые каюты и не могла быть изменена экипажем. Оставались две пушки противометеоритной защиты. Вместо драгоценных антипротонов рельсотроны могли разгонять крошечные шарики любого металла, и переделка одного из них могла быть сделана астролётчиками. 3-й пилот и физик пообещали сделать это как можно скорее. Кроме того, они поймали сигнал автономного маяка и по сигнатуре установили, что это какой-то из носовых отсеков. Сигнал шёл с расстояния 19 а. е. и удалялся и от 2Р38-бис и от ракеты Мира – скорость обломка всё ещё превышала 2500 км/с. Астролётчики решили не преследовать обломок: выживших в нём быть не могло из-за чудовищного ускорения при взрыве и воздействия проникающей жёсткой радиации. По этой же причине были бесполезны и теоретически уцелевшие там приборы и припасы. Очень жаль, что не уцелел двигатель или бак с анамезоном…  

В качестве допущения люди даже обсудили возможность полёта не к далёкому Солнцу, а к более близким системам, населённым разумными существами, входившим в Великое Кольцо. На расстоянии «всего» 9, 1 светового года находилась пара красных карликов КРЗ 664456+БШ 3252 (Звёздная система Росс 614 (она же Gliese 234 в более современном каталоге). Упоминается в «Туманности Андромеды»). Цивилизация уже дважды общалась с Землёй и вполне могла приютить на продолжительное время кого-то из землян. Впрочем, тему развивать не стали, откладывая тяжёлые решения «на потом».  

Но одно тяжёлое решение принять пришлось. Формально астролётчики действовали порознь и принимали решения коллегиально. Однако в любой экспедиции должен быть начальник. В любом коллективе должна быть основа для компоновки, иначе коллектив просто развалится. Двумя голосами «за» при одном «против» начальником был избран Мир Рус. Он не хотел этого. Никогда не хотел. И от этого тоже прятался в космосе на вторых ролях. Потому что в космосе иногда только от воли начальника зависит, пойдут другие на смерть или нет.  

Первым делом новый начальник 38-й бис Звёздной экспедиции напомнил коллегам о священной традиции астролётчиков: помянуть минутой молчания погибших товарищей. В нормальных условиях при этом включался бы экран, на котором медленно сменялись фотографии уверенных в себе то серьёзных, то улыбающихся людей – десяти погибших человек экипажа «Аэллы», какими они были 20 лет назад. Все вставали, а начальник должен был назвать каждого по имени. Живые отдавали прощальное приветствие погибшим. Звездолёты всегда имели заранее смонтированный видеоролик с торжественно-печальным звуковым сопровождением. В теперешнем положении в ритуале не было ни синхронности, ни торжественности: жестокая реальность вносила свои коррективы.  

Мир молча смотрел на фото людей, с которыми провёл 20 лет в опасном предприятии. Некоторых он узнал хорошо за время вахт, с другими так и не нашёл точек соприкосновения, кроме работы. К первым относилась, например, Беляна Ци, 50-летняя женщина, инженер СЖО и врач, напоминающая Русу его старшую дочь, родившуюся и постоянно живущую на Марсе. И, конечно, весельчак Ран Бир, шестидесятипятилетний физик плазмы, по совместительству медбрат и диетолог. А к последним – командир «Аэллы» Гурки Сар и Пеан Талли, 52-летний астрофизик и астроном, с которым Мир провёл на посту управления звездолётом две смены. Однако все они были людьми Земли, коллегами, не побоявшимися положить свои жизни на алтарь науки, и Мир скорбел о них.  

***  

В общем, план на ближайшее будущее состоял в том, что Мир продолжит выполнение полётного задания, поскольку помочь коллегам он мог пока только советом. А Колойа и Хаза осторожно вернутся к точке в пространстве, где погиб звездолёт и попробуют детектировать антивещество.  

Рус проложил новый курс к точке либрации L2. По пути он должен был пройти всего в двух миллионах километров от второй планеты – замёрзшего шара с массой чуть больше трёх земных, вращающегося на расстоянии 2, 6 а. е. от своего солнца Кеида, – совершая тормозящий пертурбационный маневр. Планета была давно известна от собратьев по Великому Кольцу: ещё 500 лет назад систему посещали разведчики цивилизации 61 Лебедя, с которой Земля чаще всего общалась. С их точки зрения система тройной звезды была опасной, а обе известные планеты 40 Эридана А – неинтересными.  

Маневр 1Р38-бис занял четверо суток, в течение которых Мир занимался привычными делами и один раз обменялся данными с коллегами. Но безмятежного наблюдения за звёздами больше не было. Абсолютное чувство пространства и направления, отличающего отличного пилота от просто пилота, сообщало Руссу о бездне пространства-времени, возникшей между ним и родиной. Иногда опытный пилот, не раз глядевший в лицо опасности, переживший две аварии, несколько серьёзных переломов, потерю и регенерацию кисти левой руки в 36-й Звёздной, ловил себя на том, что испытывал чувство страха. В такие моменты, казалось, холодная, безжалостная рука вцеплялась в его внутренности, и затхлый голос нашёптывал в его мыслях: «Ты не вернёшься! Ты умрёшь вдали от дома, испытывая боль в каждой клеточке разваливающегося от радиации организма, жажду или голод! »  

Становилось жуть как тоскливо. Тогда Мир включал какую-нибудь любимую музыку и начинал таскать, топтать или толкать рычаги универсального тренажёра. А потом в другом порядке. Ещё и ещё! И тогда страх уходил, чтобы напомнить о себе позднее.  

К исходу четвёртых суток звуковой сигнал напомнил Миру, что скоро навалится перегрузка: пертурбационный маневр выполнялся таким образом, чтобы гравитация планеты завернула курс планетолёта в сторону L2 без расхода топлива и при этом на 1, 5 км/сек замедлила его полёт.  

Пилот утвердился в ложементе, немного поправил ориентацию ракеты двигателями малой тяги и вывел на обзорный экран вид довольно близкой планеты. Поклацал кнопками, настраивая увеличение. Смотреть практически было не на что, но всё же разнообразие… Поначалу он равнодушно скользил взглядом по ровной светло-серой поверхности с редкими более тёмными или наоборот более светлыми разводами или точками. Никаких перепадов высот, кратеров, разломов или других крупных образований, за которые можно было зацепиться глазу. Это не атмосфера – ту сдуло при взрыве красного карлика. И не только атмосферу. Скорее всего, поверхность раскалилась до температуры плавления камня и потом равномерно застыла, сгладив все неровности. Ещё позже всё остыло до -100°С, и на поверхности конденсировались из пространства какие-то химические элементы. Мир протянул руку, чтобы навести на поверхность планеты противометеоритную пушку. Стоило сделать спектрограмму. Раньше для этого применялись небольшие ракеты с взрывчаткой. Но принцип остался тот же: взрыв выбрасывал вещество с поверхности высоко вверх, где можно было снять спектрограмму. Кто знает, когда ещё людям представится возможность узнать, что собой представляет эта мёртвая планета…  

Ракета как раз перечеркнула терминатор и стремительно уходила на ночную сторону. Пилот включил ручное наведение, и на обзорном экране появилось красное перекрестье на чёрном фоне. На мгновение возникло ложное ощущение, что 1Р38-бис падает в бездонную огромную пропасть в пространстве: навалилась двукратная перегрузка, а без атмосферы тёмный диск планеты загораживал звёзды, но сам по контуру не светился. И тут Мир едва не вскрикнул. Чуть левее прицела противометеоритной пушки светилось серебряным светом изображение шестиногого насекомого, похожего почему-то на паука-птицееда. Оно было немного стилизованным и одновременно очень подробным. Все сегменты ног, все волоски, педипальпы и паутинные органы были очерчены с педантичной тщательностью. Изображение было грандиозным. Должно быть, оно занимало на поверхности безымянной планеты десятки тысяч квадратных километров.  

Несколько секунд Мир обозревал это чудо. Потом он отвёл прицел до предела вправо, проверил, ведётся ли запись. Надо будет потом удостовериться, что это не видéние… Но как реагировать на это? Вдруг именно сейчас какая-то цивилизация подаёт сигнал! (Автор честно признаётся, что украл идею из рассказа «Шестикрылые осы» Дмитрия Де-Спиллера).  

На принятие решения оставались считанные секунды. Ракета удалялась от планеты. Ясно было, что стрелять антиматерией нельзя. Мир увеличил изображение так, что область с насекомым заняла почти весь экран. Стали видны намного более мелкие изображения идентичных пауков, хаотично разбросанные вокруг большого. Некоторые из них налезали на его фрагменты, некоторые помещались прямо внутри круглого брюшка и головогруди. Изображения искажались, уходя за горизонт, но телескоп был неподвижен, и под ним появлялись всё новые и новые изображения разного размера. Некоторые были просто серебряными кружочками, за пределами разрешения прибора, другие крупнее, но такого огромного как первый паук уже не попадалось.  

Перегрузка быстро спадала. Странной планете было не удержать в своих гравитационных объятиях слишком быструю ракету.  

Пилот помотал головой, словно стряхивая наваждение. Нужно проконтролировать приборы, проверить курс. Запись он просмотрит позже, а тогда уж поделится новостью с товарищами.  

3. На краю Ойкумены  

Дни после катастрофы, поначалу тянувшиеся для Мира Руса словно липкая неприятная смола, постепенно разогнались. Наполненные рутиной диагностики и мелкого ремонта систем и исследования дальних окрестностей Кеида, они сменялись 2-3 неделями гипносна, когда планетолёт дрейфовал на планетарных скоростях на расстоянии 50-60 а. е. от оранжевой звезды. И вот позади уже оказались 13 месяцев.  

Предположение 2-го пилота об облаке антиматерии, с которым столкнулась «Аэлла», подтвердилось. Разреженные высокоионизированные облака антилития, антигелия, антиуглерода и позитронов существовали, судя по всему, в плоскости вращения белого карлика. Разгоняясь в сильном магнитном поле как в циклотроне, они получали скорости, позволявшие подниматься на более дальние орбиты, вплоть до 70 а. е. Здесь уже хватало и обычного газа с плотностями порядка 5-7 атомов на кубический сантиметр, поэтому происходила постепенная аннигиляция. На скорость движения и конфигурацию облаков антиматерии, конечно, оказывала влияние и компонента 40 Эридана Ц. Её непредсказуемые микровспышки добавляли неразберихи в орбитальное движение газа.  

Аль Хаза и Бал Колойа под контролем и консультированием Мира Руса за сорок суток усовершенствовали установку, создающую авангардное поле (УАП). Для этого пришлось напрячь малый УПМ – целый мини-завод на основе гамма-лазера и нано-ассемблеров, собирающих детали на молекулярном уровне. Подобные УПМ давно применялись на Земле в промышленных масштабах. Главным образом, чтобы получать из обычных изотопов ртути-196 и -198 самое обычное золото-197, служащее основой анамезонного топлива (В реальности такое проделано в качестве дорого эксперимента в начале XXI века. Впрочем, у Ефремова есть оговорка, что для изготовления потребного количества анамезона для одной Звёздной экспедиции вся Земля (! ) ограничивает энергопотребление на развлечения и быт на месяцы. Т. е. проблема только в энергии и времени на трансмутацию – прим. автора).  

Пилот и физик трансмутировали из подручных металлов некоторое количество иттрия, теллура, сверхчистых сплавов на их основе и «собрали» дополнительные сверхпроводящие магнитные катушки. После этого УАП переконфигурировали в подобие засасывающей электромагнитной воронки. Труднейшая инженерная задача, филигранная работа была закончена. Но впереди была ещё более сложная проблема!  

Попеременно сменяя друг друга, чтобы экономить силы и ресурсы, Аль и Бал, находили более плотные облака антиматерии и улавливали её в магнитные ловушки планетолёта. Первое их неточное движение наверняка оказалось бы и последним. Это был Труд! Именно так, с большой буквы. И это был каждодневный риск, который очень подкосил отравленных радиацией астролётчиков. Полный анабиоз, который они попеременно испытывали в течение месяца, прекращал их превозмогание самих себя, но не затормаживал накопление радиации, излучаемое элементами конструкции. Они плохо спали в невесомости, испытывали проблемы с пищеварением и нервами.  

Однако их совместный круг космического ада подошёл к концу, когда на двоих осталось всего на 35 суток пищи и около 10% топлива. Пора было вылетать на встречу с 1Р38-бис и осуществлять задуманный и спланированный рывок к далёкой Земле.  

Мир Рус тем временем подыскал подходящий астероид в местном поясе Койпера. Это было не трудно. Звёздные катаклизмы превратили пояс в редкую цепочку мелких каменно-металлических астероидов неправильной формы. Всё что могло испариться, – давным-давно испарилось и было выброшено в межзвёздное пространство. В плохо приспособленном для пустотных работ скафандре Рус кантовал предварительно выплавленную бортовым лазером смесь из железа, никеля и кобальта. Каждые полчаса приходилось возвращаться в шлюз и греть руки и ноги: жидкостный обогрев не справлялся с -230°С за бортом. До прибытия коллег Мир успел заготовить около 8000 тонн металла. Большая часть болталась рядом с планетолётом, около сотни тонн Рус успел переместить в один пустой бак из-под лития-6.  

Ориентируясь на навигационные сигналы третьего и последнего маяка, который Мир разместил недалеко от своего планетолёта, 2Р38-бис повис в сотне метров, осветив корпус 1Р38-бис ярким прожектором, а затем приветливо помигав им. Используя ракетный ранец, 2-й пилот поспешил на борт к коллегам.  

Встреча, которую они долго ждали, вышла скомканной. Банальные слова подбадривания не смогли разрядить гнетущую атмосферу. Лихорадочно блестящие глаза Аль выдавали сильное нервное напряжение и физическое недомогание. Крупную голову Бала портили седые виски и разросшиеся волосы, за которыми он явно не следил последнее время. Да и Мир тоже сдал. Из богатыря он превратился в седого как лунь высокого старика с обвисшей на шее кожей, дряблыми мышцами и изрезанным морщинами бледным лицом.  

Обмениваясь последними новостями, друзья по несчастью сотрапезничали. Рус поделился с ними двадцатью дозами радиопротектора, сотней космических рационов, упакованных в почти вечную фольгу и десятью килограммами переработанной хлореллы, которую копил и хранил в вакууме. Это было кстати, потому что еды на борту 2Р39-бис осталось всего на пару дней, а радиопротекторы закончились неделю назад.  

На правах начальника экспедиции он приказал товарищам отдыхать, чтобы завтра приступить к предпоследней фазе экспедиции. Предстояло из двух планетолётов сделать один. Нужно было перекачать оставшийся 1% топлива, снять часть носовой боразоновой брони, главный отражатель и все ловушки с антиматерией с 2Р38-бис и установить на планетолёт Руса. Не помешал бы и F-реактор, но как главный инженер экспедиции Рус понимал, что втиснуть его некуда, а размещать снаружи очень опасно. Немало послуживший двухместный планетолёт встанет на вечный прикол на орбите вокруг Кеида. Больше он никуда не полетит.  

Просто по-товарищески Рус пригласил Бала и Аль переночевать у него в планетолёте. Смена впечатлений, да и радиационный фон поспокойнее… К его удивлению оба отказались, а настаивать Рус не стал.  

2-й пилот уже висел в створе шлюзовой камеры со шлемом в руках, когда Бал вдруг вспомнил о его странном открытии на второй планете Кеида.  

– Мир, слушай, эти твои серебристые то ли пауки, то ли насекомые… Мы с Аль пролетали в двух с половиной астрономических единицах от второй планеты и выпустили единственную геологическую ракету. Даже не знаю, зачем она была взята на борт, ведь все знали, что планеты мы исследовать не будем… – Бал как-то судорожно перевёл дыхание и облизнул бледные губы. Мир терпеливо ждал. – Зонд успешно достиг поверхности. У планеты оказалась очень разреженная атмосфера, примерно как у Марса до начала терраформирования. Она состоит из смеси азота, неона и четырёх псевдоорганических газов. В составе одного из газов есть углерод и много его 14-го изотопа. На дневной стороне псевдоорганика частью газообразна, частью сгущена до состояния летучей жидкости. Там есть ручьи, реки и озёра этой жидкости, есть погода. Ночью, когда температура существенно понижается, из этой жидкости начинают расти кристаллы, большие группы которых почему-то принимают форму шестиногих пауков.  

Мир, который внимательно слушал 3-го пилота, отметил, что тот говорит совершенно без огонька, без интереса, движимый, похоже, только чувством долга.  

– Так эти… образования, что-то вроде обычных морозных узоров?  

– Видимо, да. Большой эксцентриситет орбиты и особенности движения планеты вокруг своей оси приводят к тому, что в некоторых областях планеты ночь может длиться земные десятилетия. За это время могут вырасти исполинские образования. А когда их освещает Кеид, они испаряются, поэтому на дневной стороне этих псевдопауков зонд не увидел.  

Аль осталась более активной, такой, как её помнил Мир.  

– Это же совершенно немыслимо, чтобы на краю света, в нескольких парсеках от Земли узоры из инея почему-то повторяли очертания земного животного – паука! Это невероятно! – сказала она.  

– Я не знаком с кристаллографией, – осторожно сказал Мир. – Но мне это не кажется таким уж невероятным. Все видели, например, что морозные узоры на стекле бывают точь-в-точь похожи на листья папоротника. А это значит, что в самых отдаленных глубинах вселенной можно увидеть листья земного папоротника, если там есть вода, гладкая поверхность и мороз.  

– Ты прав, конечно, – немного оживился Бал. – Не зря и все разумные виды, которые мы наблюдали в передачах Великого Кольца, так морфологически подобны. Наши постоянные контактёры с 61 Лебедя – вылитые нелетающие совы. И ты же видел запись передачи с Эпсилона Тукана, полученную в 406 году. Тамошние жители – просто улучшенные копии южноамериканских индейцев из прошлого Земли!  

Да, передача тогда произвела фурор, но прошла вскользь через внимание Руса, занятого транспортировкой очередного ледяного астероида к Марсу.  

– В общем, эти кристаллические псевдопауки не являются проявлением разума, – резюмировал Мир.  

– С большой вероятностью не являются, – сказала Аль. – На самом деле тут нужна отдельная экспедиция с высадкой на поверхность планеты. Мы не знаем примеров кристаллической жизни, несмотря на огромные объёмы информации полученной по Кольцу. Но Вселенная бесконечна…  

Сказав это, она как будто увяла.  

Мир сказал в ответ какую-то банальность, несколько скомкано попрощался и отправился к себе. Общение с отчаявшимися, утратившими контроль над собственной судьбой людьми никогда не было его сильной стороной. Для этого существовали специалисты, санатории и целые институты, но всё это – увы! – осталось на далёкой-предалёкой Земле. Демонстрировать слабость обществу в XXXII веке было неприлично, в чём бы она ни выражалась. Однако здесь и сейчас некуда было деться друг от друга…  

Перед тем, как заснуть в спальном мешке, висящем на боковой стенке каюты-пенала, отделённой от поста управления тонкой перегородкой, Мир вывел на малый контрольный экран картинку с внешних оптических датчиков. Увеличил созвездие Геркулеса. Недалеко от границы со Змеёй нашёл глазами Солнце – звезду 3, 4 видимой звёздной величины. Фильтр, установленный на экран, отсеивал совсем слабые звёздочки и раскрашивал оставшиеся так, как будто человеческий глаз видел их со дна земной атмосферы. Тусклое Солнце, казалось, укололо своими лучами самое его сердце. Семидесятидевятилетний пилот вздохнул и выключил экран.  

***  

Прошло ещё 36 земных суток. Задуманное продолжало исполняться, хотя Балу становилось всё хуже и, в конце концов, Мир своим авторитетом отправил его в анабиоз. Завершали погрузку металла в топливные баки астролётчики уже вдвоём, через каждые двое суток принимая спорамин, чтобы дольше сохранять активность. Параллельно Рус пытался максимально облегчить свой планетолёт, чтобы компенсировать увеличение массы из-за носового щита, увеличенного отражателя и избыточной массы топлива. Задача была заведомо невыполнимой, но занимала мысли и руки. На планетолётах даже ближнего радиуса действия поразительно мало лишнего, ведь астролётчики привыкли к стеснённости и самоограничению.  

Он удалил все переборки, душевую кабину, универсальный тренажёр, парокомпрессионный дистиллятор, почти все кислородные баки, переместил на 2Р38-бис цилиндрические ёмкости с хлореллой. Демонтировал половину двигателей ориентации. Напоследок собственноручно, не говоря товарищам, принёс им пищевые запасы, оставив себе трёхнедельный минимум. Больше ему и не понадобится… Оставалось последнее, самое тяжёлое: разговор с Балом и Аль.  

30 октября 430 года ЭВК Рус и Хаза устроили выходной день. Они разбудили Бала Колойа и, пока тот приходил в себя, вяло играли в электронные шахматы, используя проекцию на вспомогательный экран рабочего места астронавигатора.  

Собравшись, наконец, вместе Рус и Хаза кратко рассказали Балу о результатах своей последней деятельности, а потом перебрасывались малозначащими фразами. Паузы становились дольше, и напряжение уже ощутимо витало в помещении крошечного камбуза, когда Рус весомо сказал:  

– Коллеги, друзья, прошу вашего внимания! Наступил момент, которого мы долго ждали и при этом страшились.  

Бал взглянул запавшими глазами на свою женщину, потом как-то беспомощно – на Мира. Похоже, он окончательно сломался.  

– Да, страшились, – повторил Рус твёрдо. – Но вы отлично знаете, что накопление знаний – категорический императив нашей космической цивилизации. Знания – всё! Против этого императива даже отдельная человеческая жизнь ничего не стóит. Вселенная бросила нам вызов, и мы не притворились, что нас это не касается. Нам некуда было бежать, негде прятаться, нам оставалось только бояться и делать дело! И вот, труд закончен, осталось распахнуть дверь в будущее. В то будущее, за которое нам не будет стыдно перед Человечеством! Осталось последнее усилие, последний миг преодоления страха…  

Мир сделал паузу, пытливо вглядываясь в лица товарищей. Он говорил от сердца, хотя перед этим долго репетировал речь и даже хотел записать её, но потом устыдился малодушного сомнения в астролётчиках.  

– Разве не стоит любить тот миг, которым мы засияем на небосводе? Пусть краткий, пусть режущий очи страждущих, но такой восхитительно наш. Осталось только принять необходимость этого мига.  

– Ох, Мир, ты же не на выступлении где-нибудь в Совете, – тихо и устало произнёс Бал, поднимая на Руса глаза от пакета с восстановленным соком, который он вертел в руках. – Мы с Аль уже всё приняли. Как говорили когда-то предки: «Глаза боятся – руки делают». Говори уже, что ты решил, командир.  

Воодушевившийся от собственных слов Рус немного сник.  

– На малом планетолёте полечу я, как более опытный пилот. Вы останетесь. Я оставил вам почти все рационы и хлореллу. При попеременном погружении в анабиоз вы… – Он хотел сказать «протянете», но это прозвучало бы так фатально, так грубо. – Вы проживёте не меньше года.  

Аль и Бал смотрели на Мира, и он чувствовал, как жалко звучат его слова. Они не возражали. Видно пришли к тем же выводам, что и он: выжить не суждено никому. Нужно поскорее пройти через всё это!  

– Вот собственно и всё. Аль помогла мне рассчитать на вашей МэНэУ-7 хороший курс. Надеюсь, носовая броня выдержит. Три недели я буду корректировать траекторию, а потом врублю форсаж и… – Мир осёкся, занервничал и стиснул свои крупные кисти рук, перевитые венами. – Согласно расчётам, скорость планетолёта достигнет половины абсолютной, когда топливо закончится. Дальше – 33 года полёта по баллистической траектории. Система дальней связи настроена на включение по таймеру и посылку сигнала бедствия через мою МэНэУ-5 и через независимую схему из радиационно-стойкой простейшей электроники. Пришлось демонтировать с одного из двигателей коррекции… Конечно, мы нарушим множество правил звездоплавания, но – знания превыше всего!  

Аль, едва заметно кивающая при последних фразах Руса, взглянула на своего мужчину и пояснила:  

– Мы с Миром сделали из боразона герметичный сейф. Обмотали его полиизобутиленом с добавками соединений бора и свинца, распотрошив мой скафандр, внутрь залили тетрафторобериллат лития из системы охлаждения двигателя (Тетрафторобериллат лития – неорганическое соединение, комплексная соль металлов бериллия, лития и плавиковой кислоты с формулой Li2[BeF4] (иногда записывают как 2LiF•BeF2), растворимая в воде. Применяется в системах охлаждения ядерных реакторов, потому что хорошо тормозит нейтроны) и поместили его в агрегатном отсеке, в вакууме. Там копии всех данных, собранных нами. В аналоговой записи на катушке полётного дневника 2Р38-бис, на бытовых кристаллах памяти, распечатки на радиационно-стойком пластике. Самое важное, карты облаков антиматерии и силовых линий, вдоль которых они поднимаются и закручиваются. Если усовершенствовать способ сбора, то человечество получит почти дармовой источник антиматерии на ближайшие тысячи лет!  

– Да-а… – протянул Бал. – Надеюсь, что-нибудь из этого переживёт многолетнюю радиационную бомбардировку. Кстати, планетолёт, летящий вполовину скорости света, может наделать бед в Солнечной системе. Какова вероятность, что его перехватят, а попросту не уничтожат?  

– Я считала на нашей МэНэУ. Больше 25 процентов успеха с учётом маневрирования в местном Облаке Орта и прохождении такового при подлёте к Солнечной системе.  

Бал хмыкнул. Взгляд его стал не таким беспомощным. 3-й пилот нашёл в себе силы предложить Русу их анабиозную капсулу.  

– Нам она ни к чему. Продление агонии… Мы жили вместе, боролись… и уйдём вместе! – Он взглянул на Аль, обнял её за шею и нежно поцеловал в уголок рта. – А у тебя с 25 процентами успеха может получиться выжить. Медицина на Земле творит чудеса.  

Мир устало помотал головой, переводя взгляд с Бала на Аль и обратно. Что им объяснять… Доза радиации в судёнышке, не приспособленном для межзвёздных перелётов, будет запредельной. Костный мозг, основа кроветворения и регенерационных возможностей организма, будет разрушен полностью. Ничья медицина не умеет восстанавливать человека из праха… А товарищи, по крайней мере, умрут тут вместе.  

– Что же, друзья, давайте прощаться. Я горжусь, что работал вместе с вами и благодарен за оказанное мне доверие.  

Древним как Человечество жестом астролётчики крепко пожали уходящему Миру руку. А потом Аль порывисто поцеловала пожилого пилота в щёку, не сдержав чисто женского чувства.  

– Прощайте! – снова повторил Рус уже в шлюзе, перед тем, как надеть шлем. Перед глазами почему-то всё расплывалось, но он не удивлялся и не противился этому.  

Дальнейшие несколько часов прошли для него как во сне. Руки автоматически выполняли нужные операции, глаза фиксировали показания приборов, выведенные на гемисферный экран, перегрузка вдавливала тело в ложемент. А мыслями Мир Рус был далеко-далеко, у тусклой жёлтой звезды, на её третьей планете, на бескрайних просторах Сибири, откуда были родом его давние-давние предки…  

4. Эпилог  

7 ноября 463 года ЭВК транспортный диспетчер на Тритоне получил с одного из самых дальних космических бакенов тревожную телеметрию: «В дальнюю зону 4-го сектора пространства вторглось массивное тело. Скорость примерно 149500 километров в секунду, вектор 61° восточной долготы и 5° южной широты. Траектория баллистическая. Точек пересечения с инфраструктурой и обитаемыми небесными телами с вероятностью 95% не предвидится. На радиозапросы не отвечает».  

Молодой диспетчер со спокойной совестью мог проигнорировать тревогу, но скорость неопознанного объекта была слишком велика для того, чтобы он был нерукотворным. Он смутно помнил, что подобный случай в истории уже был. Лет 270 назад или даже более, потерявший управление испытательный звездолёт, возвращающийся из Облака Оорта и проведший в аварийном состоянии около 60 лет, вошёл почти перпендикулярно плоскости эклиптики в Солнечную систему на скорости в 9% световой. Тогда спасательная операция заняла почти год. На звездолёте с единственным повреждённым F-реактором, естественно, никто не выжил. Но – знание превыше всего! Поэтому диспетчер врубил общую тревогу и провёл дополнительное сканирование, которое заняло около семи часов.  

Объект оказался разведракетой типа 1Р, а точка входа свидетельствовала, что она может быть «приветом» от пропавшей 38-й Звёздной-бис. Никогда еще в Солнечной системе не двигалась с такой скоростью ракета! Даже в давние времена, когда люди только испытывали термоядерные двигатели, стараясь не улетать далеко от освоенного пространства, скорости были в 100 раз меньше. Тогда частенько случались аварии, и приходилось высылать перехватчики. Однако планетолёты, находящиеся сейчас на Тритоне, не могли выполнять такие функции, у них просто не хватило бы топлива на возвращение. А усовершенствовать их конструкцию было слишком долго. Совет Звездоплавания распорядился выслать с Лунной верфи на перехват находящийся на реконструкции и обслуживании звездолёт «Парус», успешно возвращённый отважными космопроходцами из ближайшей системы «железной звезды» 50 лет назад. «Парус» потом долго был на карантине и демонтаже внутренних переборок: земляне не могли позволить, чтобы внутри сохранилась хоть одна ДНК убийственной жизни с планеты чёрного солнца. Затем его оснастили новым оборудованием и начали готовить к 40-й Звёздной экспедиции.  

Погоня длилась два месяца. Командир звездолёта, астронавигатор и ещё трое опытных добровольцев составляли весь его экипаж.  

1Р38-бис с увеличенным отражателем главного двигателя летела с погашенными навигационными огнями, на позывные не отвечала и слабо вращалась, но для астролётчиков это не было проблемой. Они стабилизировали планетолёт внешним излучателем гравитационного поля (это полезное новшество должно было придти на смену баллистической противометеоритной защите) и пристроили «Парус» в сотне метров на параллельном курсе. Осветили его яркими прожекторами. Отметили, что вместо четырёх топливных баков осталось три, а один из них кустарно модернизирован дополнительными кольцами внешних индукторов. Такое делали раньше, когда экспериментировали с разными видами металлов, впрыскиваемых в термоядерную или аннигиляционную струю. Для более тугоплавких металлов приходилось применять более мощный индукционный нагрев. Дистанционное зондирование показало, что баки пусты.  

Затем робот для наружных работ перелетел на обшивку планетолёта и вскрыл лазерным резаком то место, где под слоем окалины находился внешний люк шлюза. Габариты робота соответствовали размеру створа, поэтому повинуясь командам оператора, он залез внутрь. Вместо короткого коридорчика со шкафом для скафандра, глазам спасателей открылось одно большое помещение с единственным ложементом, кожухом МНУ-5 и пультом в дальнем конце, где когда-то был пост управления. Помещение пустовало, в нём давно, ещё до вскрытия корпуса, царил вакуум, и зашкаливала радиация. Не было тел или их фрагментов. Кроме сразу изъятого полётного дневника, робот не видел ничего стоящего внимания.  

Специалисты, собиравшиеся было пойти на борт 1Р38-бис, решили отказаться от этого. Несмотря на скафандры высшей защиты находиться на борту планетолёта дольше нескольких минут было опасно для здоровья, но их смущал сам факт его прилёта.  

Полётный дневник планетолёта от воздействия мощной радиации пришёл в полную негодность и сам излучал как кусок плутония. Поэтому по вектору, скорости и времени рассчитали дистанцию. То была первая и последняя весть о 38-й Звёздной экспедиции к тройной звезде 40 Эридана. Разведракете типа 1Р удалось невозможное – совершить межзвёздный перелёт.  

Оператор робота вновь и вновь водил сложную и прочную машину по помещению, осматривая и выстукивая поблёкшие от времени и радиационного воздействия стены, трогая манипуляторами мёртвые пульты и немногочисленные мелкие предметы, оставшиеся от людей. Всё, кроме металла рассыпáлось в пыль. Товарищи по временному экипажу тоже смотрели на большой экран, куда проецировалась картинка и телеметрия робота. Наконец, врач экипажа сказал:  

– Возможно, вот эти тёмные тонкие полосы на стене и полу сделаны лазерным резаком. Они похожи на стрелки, которые указывают на агрегатный отсек.  

И точно, теперь все увидели стрелки – тусклые на тусклом. Робот вскрыл люк в агрегатный отсек, и там спасатели обнаружили кустарный сейф из боразона, крепко приделанный к задней стенке, служащей полом при наборе скорости. Действуя осторожно, оператор с помощью лазерного резака отделил сейф, и робот забрал его на «Парус». В изолированном запасном шлюзе находку быстро обработали антирадиационной эмульсией и с предосторожностями вскрыли. Внутри обнаружились различные носители информации, содержащие одни и те же данные. И если пластиковые листы после прикосновения превратились в прах, то с полётного дневника и нескольких экземпляров кристаллов для бытовой записи впоследствии Вещий Мозг Совета Звездоплавания смог восстановить около 80% данных. Чрезвычайно важных данных.  

Сам планетолёт фонил радиацией так, что его решили не тормозить, а попросту уничтожить достаточным количеством антиматерии. Какая-то светлая голова в Совете Звездоплавания предусмотрела и такой вариант, поэтому «Парус» нёс несколько килограммов антивещества.  

Человечество узнало о катастрофе, постигшей 38-ю Звёздную-бис, о трёх выживших, и об открытиях, которые они сделали на краю гибели. О настоящем космическом Эльдорадо, газовом диске из антивещества вокруг белого карлика. О второй планете Кеида, где происходят странные процессы кристаллизации, создающие гигантские фигуры шестиногих насекомых, похожих на земного паука-птицееда. Только одного не узнали: кто же конкретно был пилотом 1Р38-бис, проведшего планетолёт через газопылевую сферу Кеида, и куда он потом исчез с борта. В секретной части доклада Совета Звездоплавания Мировому Совету выдвигалась такая версия: пилот выбросился из ракеты после включения форсажа и неминуемо сгорел в реактивной струе с температурой в миллион градусов. Он знал, что умрёт, поэтому вместо агонии выбрал относительно быструю смерть и, к тому же, облегчил планетолёт на несколько десятков килограммов – до конца боролся за скорость. Похоже, скульпторы-космостроевцы тоже предположили подобное: вот поэтому памятник астролётчику стоит лицом к свету, изображающему аннигиляционный огонь.  

Никаких дополнительных данных, кроме научных и навигационных, на носителях информации не было. Ни одного лишнего слова. Ни строчки о пилоте 1Р38-бис. И не потому, что не хватило времени. Скорее, сообщив главное – об открытии, об опасности и беде, – просто показалось мелким, дополнять сведениями о конкретном человеке. Выделять себя среди всех погибших. Таковы астролётчики – лучшие люди Земли XXXII века.  

–----------------------------------------  

Если у Вас возникнет иррациональное желание поддержать автора рублём: Тинькофф-Банк +79956014253