Мой парень мусор

ой... парень мусор  

1.  

Всё стало совсем не тем. Совсем, совсем не тем!  

Боги, как трудно мне писать.  

Как трудно описывать всё то, что происходило, и что наверняка, наверняка ещё произойдёт ни раз и ни два и ни три в моей дурацкой, уже наверняка потерянной жизни.  

Эх! Жизнь-жизнь.  

Жизнь трудная штука.  

Она трудна как Кант, тяжела как гиря и непредсказуема, словно поведение пьяного школьника.  

Но мой психиатр, Валентин Богданович Ким, этот милый добродушный кореец посоветовал, настоятельно порекомендовал мне записать все то что произошло со мной, что привело в этот тупик, к этой безысходности.  

И пожалуй он прав..  

2.  

В Олега я влюбилась с первого взгляда.  

Вообще, я не верила что такое бывает, что такое происходит, а думала, что все это какие то романтичные бредни сексуально неудовлетворенных людишек, которые при отсутствии реальной, взаимно проникающей телесной жизни, придумывают себе подобный бред.  

Но оказалось – вовсе и не бред.  

Он сидел на лавочке в нашем дворе и читал какой то журнал  

Сидел явно, по настоящему. Сидел в самом деле.  

Это был ни фантом, не образ, а именно живой, дышащий и существующий парень.  

Я уже не помню, что это был за журнал, но он своим глянцем и зелено-оранжевым цветом, очень и очень ярко блестел на солнце.  

Краски переливались, словно рассыпались и опять собирались в нечто единое, затем улетали куда то ввысь, срывались вниз, и танцевали вокруг Олега, будто бестелесные духи и нимфы красоты.  

Я встала как вкопанная на площадке неподалёку, разинула рот и с силой сжала поводок...  

Ах да! Поводок.  

Я гуляла со своим пекинесиком Харли.  

Помню, где-то вдали его истеричный лай и попытки вырваться, и побежать куда-то по своим собачьим делам, но мне было уже не до пекинеса...  

Что делать? -подумала я в тот миг. Я срочно должна познакомится с ним... но как? Он даже ни разу не посмотрел на меня. Его томные глазки, его светлые, блестящие зелёные глазки с прекрасными, огромными как у девицы ресницами, смотрят либо в журнал, либо куда-то вдаль. Но не на меня! Как обидно блин! Стою здесь как дура, неотрывно пялюсь на него, словно какая-то похотливая путана, а он... он скотина даже в ус не дует! Меня охватила нервная злость. Я поджала губы внутрь рта, зажмурила глаза. Мне хотелось, чтоб дым рассеялся, и он, и лавочка, и журнал испарились к чертовой матери но... но...  

–Девушка! Девушка!  

Ах этот бархатный, самый сексуальный на свете голос.  

Я не открыла ещё глаза, не вышла из плена тьмы закрытых век, но я уже знала, что это он.  

Мой рыцарь с лавочки.  

Девушка! Девушка! Ваш пёс мочится... ой простите... писает вам на ботиночек.  

Ботиночек!  

Он сказал ботиночек!!  

Как мило и ласково.  

Я открыла глаза не понимая сути его слов, но впитывая в себя этот ласкательный суффикс, а там, внизу, этот мелкий гад Харли ссал на мою ногу. Ссал долго, ссал старательно, словно писал заявление в прокуратуру на нерадивого соседа, уже лужа образовалась внизу на асфальте, а он мелкая скотина все не останавливался, всё мочил и мочил и мочился.  

Я дернула его за поводок. Он заскулил. Заскулил будто его обидели и не дали завершить что-то важное. Хотя, если б меня дернули с унитаза когда я писаю, можно сказать, заканчиваю сей акт, когда последние, самые важные, самые приятные, опустошающие капельки выходят из меня, я бы наверняка очень и очень обиделась, и разозлилась., и захотела бы отомстить этой сволочи.  

Я дернула его ещё раз. Он глянул на меня пристально, словно пытаясь разглядеть что-то во мне своими собачьими глазками... и видимо что-то разглядел, потому что улегся на асфальт, прижался к нему всем своим существом и затих. Обдумывал сука план мести!  

Я стала оглядываться по сторонам ища чем бы вытереть ботинок.  

–Вот, возьмите, -раздалось близко близко.  

Словно бархат заговорил, будто лёгкий шелк коснулся моих ушей.  

Я подняла глаза.  

Его прекрасные, лепые, лепшие пальчики!!  

Они держали пачку бумажных платочков.  

Затем протянули мне пачку бумажных платочков.  

Боги!!!  

Я хотела чтоб это продолжалось. Чтоб этот жест повторялся тысячи и тысячи раз. Как он был грациозен, как ненавязчив и как благородно мил.  

Я покраснела, как редиска от этих мыслей.  

Взяла из его рук этот чудный дар.  

Я старалась не дотронуться до его кожи.  

Я боялась, что если прикоснусь к нему меня убьет током.  

Убьет невероятным напряжением, которое скопилось во мне от этой его близости и доброты.  

–Спасибо, -промямлила я и принялась протирать свои ботинки.  

–Меня Олег зовут, а как вас? -спросил он тоном старого друга.  

–Христина, – автоматом ответила я.  

–Какое красивое имя.  

–Спасибо.  

Вот фак! Ебаная тавтология в моей башке... да и похуй.  

3.  

С того дня мы с ним стали видеться часто. Почти каждый день. Олег работал в полиции. Был лейтенантом в одном линейном отделе. Чем он конкретно занимался я не знала, но он говорил, что его работа связанна с хачиками, с чёрными и всякой нерусью. О да. Был он немного шовинист и расист. Не любил нерусских, но мне было в принципе наплевать. Жил он с тёткой в соседнем доме. Если вооружиться биноклем и посмотреть с балкона прямо, то можно было увидеть ему меня, а мне его. Так мы позже и делали....Родителей у него не было. Сирота. Умерли когда ему исполнилось десять. Был дед. Жил в деревне. В каком то захолустье, то ли под Воронежем, то ли под Липецком. Больше родичей никаких не осталось... Тетка его кстати неплохая женщина. Странная правда. Огненно рыжая, как пламя. Слегка себе на уме, но зато с ней иногда можно было отдохнуть в разговоре. Она потрясающе интересно рассказывала истории из прошлого. Из детства Олега. О его родителях. Своем брате, его отце. О его матери, ее школьной подруге... в общем мировая тетка. Тётка Гала. С каждым днём с каждым часом, я влюблялась в Олега все больше и больше... это чувство было мне не подконтрольным. Это была природная стихия. Напор воды, который прорвал плотину и мчался, и стремительно несся, топя и уничтожая все при все преграды на своём пути...  

Переспали мы с ним, даже нет... переспали здесь не то слово, отпадно поебались мы с ним впервые, где-то через неделю после той нашей встречи, когда Харли помочился на мой ботиночек. Я пригласила Олега к себе в гости. Жила я одна, если не считать сучёнка Харли, в своей своей собственной однушке на пятом этаже. Я была уверенная, что у нас будет секс в тот день, поэтому принарядилась для него, на мой взгляд, очень и очень ничего. Надела на себя своё самое лучшее, самое сексуальное темно вишневое бельё, и лёгкий байковый халатик поверх. На ножки нацепила зелёные вьетнамки, губы ярко накрасила помадой цвета крови, а ноготки бледно розовым лаком. Посмотрела в зеркало – вылитая принцесска...  

Олег долго не шёл. От волнения, я хлестала винцо бокал за бокалом, и когда раздался звонок в дверь, я была уже достаточно пьяненькой. Пошатываясь, я подошла к двери... а там он. О Боги!! Мой милый, любимый, самый лучший Олеженька...  

Ебал он от души. Ебал очень очень круто. И я... я почему-то и не думала, что будет как то иначе, что будет скучно и уныло. Я растаяла, рассыпалась и одновременно с этим разлетелась на тысячи миллионов кусочков. Я пиздец... пиздец была рада, что нашла в нем это потрясающее сочетание между любовью ментальной, платонической и любовью физической. Между страстью к его душе, к его телу и умению удовлетворять меня в ебле, в пореве, в сексе, в разврате, как это не назови короче. Он взял меня стоя. Упер в стенку прям в коридоре, сорвал трусики и вошёл в мою щелку, как к себе домой, словно делал это ни раз и не два. Я закрыла глаза и прикусила нижнюю губу. Он стал двигаться. Ох жестокая Кали! Двигался он как швейная машинка с электро приводом. Быстро быстро. Пиздец как быстро. Его проникновения, словно поток. Моя вагина пыталась впитать его, но он словно ускользал от неё, как шарик лизун, или обтекаемая рыбка. Ни с одним партнёром до этого, я не испытывала ничего подобного... сколько раз я кончила тогда, я не знаю, я потеряла сознание на пятом разе. Очнулась я уже на кровати. Олег лежал рядом и гладил мои волосы. Боги, как это было по домашнему мило и тепло, я почему-то заплакала... заплакала и как котёнок уткнулась ему в подмышку. Он обнял меня и замер... так мы и уснули  

4.  

Олег любил читать.  

Я вроде уже писала про это, но можно и повторить если че.  

Не страшно.  

Ха!  

Как там говорят УраРусПатриоты, можем повторить...  

Смешно даже... смешно...  

В общем, любил он читать и читал взахлеб.  

Он ставил себе цели в книгах, в авторах, в жанрах и читал-читал-читал.  

Это было, что-то вроде спорта.  

Быстрее, выше, сильнее.  

Иногда это выглядело как бешеная гонка.  

Как крысиные бега.  

Последняя из его целей – прочитать все книги серии альтернатива.  

Бля... когда он мне сказал, что хочет это все осилить за пару лет я прихерела. Там триста с чем то книг в серии, то ли триста восемьдесят, то ли триста девяносто... Были средь них и классические книжонки типа Реквием по мечте, Джанки, На игле, Бойцовский клуб... но были и дикие... необузданно дикие книжки, реалистично-натуралистичные, после которых хотелось хорошенько выблеваться и забыть к чертям, что ты мыслящий человек, что природа или Господь дали тебе привилегию мыслить.  

К примеру, была там книга про пидора учителя. Такого сначала скрытного, потом романтичного, а потом вичевого. Пиздец дичь. Ебля через мужскую жопу и в итоге распад... очень тяжёлое чтиво. Я даже автора и название не запомнила. Что-то вроде Буэнос ночес Буэнос-Айрес. Как то так короче. Вторая же книжонка из этой серии, которую я прочитала, и после которой мне жутко хотелось выблевать себя напрочь, всю без остатка, это книга... та-дам... конечно же японская. Какой-то сука дикой японки, или мужика японца под женской кликухой... короче, текст про какую-то телку журналюгу, которая испытывала кайф от того, что блевала. Вот просто жрала и блевала. Нравилось ей исторгать из себя всякую японскую жратву с помощью рта. И вот, в один прекрасный день, точнее ночь, встретился ей качок дальнобойщик. К которому она напросилась в поездку и который ебал её всю дорогу на остановках...  

В общем, кроме этих книг, я ничего не осилила. То что я читала до этого, и что входило в эту серию не в счёт конечно. Берроуз, Паланик и прочее. А вот Олег... блин, он прям щелкал книгу за книгой. Его было не оторвать. Бывало, я начинаю гладить его между ног, достаю его член, начинаю сосать, сосу минуту, две, а он вялый... блядь вялый как огурец залежавшийся на полке овощного магазина. Я смотрю вверх, а этот сучок читает книгу и на всё ему похуй. Вот гад! Тогда у меня скапливается такая неконтролируемая злоба, что я хватаю его ебаную книжку, отшвыриваю её, валю его на пол, сажусь сверху на его лицо и начинаю скакать на нем словно ковбой на лошади. Чтоб знал сучок куда глядеть надо, что надо читать когда я возбуждена и хочу ебаться. А читать надо у меня между ног... вот так то.  

5.  

И вот тогда то и случилась эта беда.  

Первая беда в нашей жизни, которая потянула за собой следующую, и следующую, и следующую, пока не привела к тому... в общем к тому, к чему привела.  

Олег в тот день должен был прийти домой с суток.  

Блядь, суток. Звучит как суп из утки. Утиный суп... Утка в супе...  

Заступал он на смену в девять утра, и в девять утра следующего дня сменялся.  

И вот время десть, одиннадцать, полдень, а Олега всё нет и нет.  

Я волнуюсь. Не нахожу себе место. Названиваю ему. Он не доступен. Я кусаю губы. Ломаю руки. Опять звоню. Абонент не доступен... не в сети... не в зоне доступа.  

Сука что... что случилось... что это значит?  

Два часа дня.  

Пищит звонок мелодией подмосковные вечера.  

Странный звонок и долгий, но Олег его очень любил.  

Я открываю дверь.  

Там Он.  

Мой милый Олежек.  

Помятый.  

В рваной майке, грязных джинсах мокрых кроссовках.  

Его трясло как крохотную собачонку.  

Трясло мелкой, мелкой дрожью.  

Глаза выпучены.  

Зрачки расширены словно он вхерачил в себя грамм скорости.  

–Боги. Олежек!! Что стряслось.,- воскликнула я пораженная.  

Он молчал.  

Я взяла его за руку и ввела в квартиру.  

Он был каким то мягким.  

Мягким и жидким словно медуза.  

Мы не спеша прошли на кухню.  

Я усадила его за стол.  

Налила горячего чая.  

Стянула футболку, джинсы, кроссовки.  

Отдела тёплый ватный халат.  

Он сидел и не двигался.  

Смотрел в одну точку.  

Я растерла его ноги барсучьим жиром.  

Они были как лёд холодные и твердые.  

Словно окоченели.  

Словно трупные.  

Я Отдела на стопы шерстяные носки.  

И тут он заговорил:  

"Знаешь... знаешь... знаешь я походу попал. Походу я пропал напрочь, до конца и необратимо. Меня ограбили. Ударили по голове. Фак, это было так глупо... так глупо. Всё это моё ёбаное желание, моё извращенное желание попробовать что-то новое. И что самое ужасное... самое непоправимое, что стащили моё удостоверение. Ладно деньги, но удостоверение... эта долбаная ксива. За неё меня уволят. Попрут на хуй. Выкинул вон как ненужного котёнка... вот зачем, зачем я пошёл с ним туда... зачем, зачем, зачем!!"  

Он закончил свой бессвязный монолог, закрыл глаза и провалился в глубокий сон.  

Я с трудом переложила его на кухонный диванчик, прикрыла одеялком и ушла...  

И вот теперь постоянно терзаю себя правильно ли поступила тогда!?  

Можно ли было в тот день оставлять его одного?  

Мне в тот миг казалось, что это лучшее решение.  

Олежек, насколько я его узнала, и знала, и казалось что знаю справлялся со своими проблемами в одиночку.  

Он не любил и не терпел помощи...  

Странная черта.  

Мне она всегда казалась неправильной, но я приняла её в нем...  

Приняла как и другие его черты, плюсы, минусы, достоинства, недостатки.  

Это же и есть любовь верно??  

А теперь думаю...  

Думаю, что это была ошибка.  

Огромная блядь, фатальная ошибища!  

6.  

На следующий день домой, Олег пришёл чёрный и бледный.  

Это представить сложно если не видеть, но это было так.  

Именно, именно так!  

Он был словно флаг батьки Махно.  

Тьма черноты в нем сочеталась с белизной бледости...  

Человеческий язык скуп в словах чтоб более точно описать это лицо.  

Здесь нужна кисть мастера.  

Кисть и рука Репина, Сурикова или на худой конец Глазунова.  

Он молча подошёл ко мне, передал смартфон и плюхнулся на кровать лицом вниз.  

Бедный Олежек.  

О Бедный, бедный Олег!  

На экране светилось приложение диктофон.  

На этом самом диктофоне мерцал файлик с именем хххххххх.  

Я ткнула на него:  

– Разрешите Михаил Ермилович? – это был голос Олега.  

–Входи-входи Олежка. Входи, – а этот голос был глухим, каким то сальным, липким похотливым. Каким то мерзким и вонючим, словно говорило живое говно кишащее тестостероном.  

– Вызывали Михаил Ермилович.  

–Вызывал, но зови меня сейчас не Михаил Ермилович а господин Полковник.  

– Вызывали господин полковник?  

–Вызывал... проходи, садись на стул.  

– Это по поводу рапорта Мих... господин полковник.  

– Ты прав Олежка. По поводу рапорта. Скажи мне, вот как это получилось, что ты потерял своё удостоверение? Почему ты его носил в кармане?  

–Я же в рапорте все написал!  

– Не дерзи мне щенок!!- неожиданно и визгливо крикнуло это живое говно  

–У меня и в мыслях не было Мих... господин полковник.  

–Да урод. Я твой господин. Твой господин полковник. И твой господин полковник хочет знать подробно и в деталях, как ты потерял удостоверение.  

– Так я же писал про это в рапорте  

–Ну а теперь расскажи мне про это лично.. После службы я пошёл в Ашан. Хотел купить банан, огурцов, редьку, рыбки чуть чуть. Там, у самых входных дверей, ко мне подошёл гражданин. Он попросил меня помочь ему денежными средствами. По его словам ему не хватало денег чтоб купить билет до своего родного города Воронежа. Я сначала отказал. Но он не отступал. Он сказал что за это, вернее если я помогу ему деньгами то он орально удовлетворит меня...  

–Так и сказал!?  

– Нет господин полковник. Сказал он что отсосет у меня хуй глубоко его заглатывая и смачно причмокивая, полижет яйца, и мошонку, и место которое находится между анальным отверстием и тестикулами.  

–Ох!! Ох!! Продолжай Олежка! – голос тестостеронного говна сделался хриплым и ещё более развратным. -Продолжай не останавливался маленький негодник.  

–Мы прошли в Ашановский туалет. Там никого. Мы закрылись в кабинку. Он сделал вид что встаёт на колени. Я опустил глаза вниз и поместил руки на ширину джинсов чтоб из расстегнуть их и тут... тут...  

–Что!!? Что??  

– Вспышка. Больно голове. Потом боль прошла. Я очнулся сидя на унитазе. В карманах пусто. Ни денег ни удостоверения... ничего.  

–Знаешь Олежка...  

–Что?  

–Думаю тебе стоит преподать небольшой урок. Вставай ка на коленки и полезай под стол, – похотливо и глухо сказало говно.  

–Зачем это еще господин полковник?  

–А затем, что это будет нашими следственным Экспериментом.  

–Так мы же с вами не следователи?  

–А ну сука заткнись! Быстро под стол и соси моего Мишу. Он вялый пока, но очень желает набухнуть.  

–Я... я не хочу это делать....не хочу.  

–У тебя нет выбора Олежек мой мальчик, иначе ты нет только вылетишь со службы, но я сука устрою так что ты и сядешь надолго. Очень надолго Понял!? Быстро под стол.  

–Я... я..я...  

На этом запись оборвалась.  

7.  

Ночью Он вскочил как ошпаренный. Словно ему ноги кто то поджег. Я тоже проснулась, не поняла что происходит, но взяла его за руку и, гладя по кисти сверху, пыталась успокоить. Он дрожал. Дрожал мелкой дрожью. кожа была невероятно холодной. Даже ледяной. Я испугалась и взглянула ему в глаза. Боги! Они были расширены от ужаса. Зрачки блестели, как две луны в луже. Почему то тогда у меня возник такой образ... я захотела дотронуться до его щёк, до его губ, но он перехватил мою руку, сильно её сжал в своей, словно мертвяковской руке и заговорил...  

Знаешь... родная... знаешь. Мне снился Артур. Артурас Соколаускас. Ты знаешь кто это? Это литовец, советский литовец. Вэвэшник, конвойный, убийца, жертва... Снился вот так вот, как ты сейчас сидишь передо мной... вот так же я его видел и увидел. Он улыбался мне. Пиздец. Это была улыбка жуткая. Улыбка ангела и улыбка беса одновременно. Эклектичная улыбка, соединенно несоединимая улыбка. Кроткое лицо его было словно восковое, словно восковая маска была одета на лицо, или словно приговор всему человечеству материализовался в этом... на этом лице. Мы сидели с ним в троллейбусе, в движущемся троллейбусе лицом к лицу, друг на против друга, на этих советских мягких, дерматиновых креслах или сидушках или как их там... У него в руках дипломат. На голове роскошная тёплая ушанка с красной, железной звездой посередине, а на теле шинель старшего прапорщика тут и там испачканная темно бурыми пятнами. Я присмотрелся внимательнее. О Боги. О Род, о Велес, о Мокша! Это была кровь. Кровь... и не спекшаяся кровь, а словно ещё, словно вот вот, только-только проступившая. Я перевёл взгляд с шинели на его кроткое, восковое лицо, потом снова на шинель.  

–Ты... ты... ты... что это!? – заикаясь спросил я.  

–Пошли, – ответил он, словно сказали сотни-сотни-сотни юных голосов. – Пошли! Пошли!  

Он поднялся на ноги.  

Я за ним следом.  

Я не смел не подчиниться ему.  

Его слово пошли, было словно крючок, а я безвольная креветка, которую этот крючок поддел и поднял.  

Троллейбус в тот же миг остановился.  

И тут я понял, я осознал – мы одни.  

Ни пассажиров, ни водителя, пусто,  

Мы вышли из салона, через открытую дверь и пошли по пустынным улицам города.  

Я плелся сзади.  

Едва поспевая за ним.  

Артурас казалось шёл неспешно, шёл размеренно, но это было обманчивое ощущение.  

Мне хотелось у него спросить – Как? Что? Зачем? Почему? Но я никак не мог с ним поравняться, а кричать в спину, я считал ниже его и своего достоинства.  

Наконец он остановился.  

Я остановился следом и огляделся.  

Мы были, мы оказались в каком то отстойнике для поездов, вагонов, тепловозов, паровозов, дрезин и прочей железнодорожной, подвижной хрени.  

Там были десятки путей, на этих путях, стояли сотни и сотни всевозможных вагонов мы же как бы располагались на небольшом пригорочке и смотрели вниз, созерцали этот низ с вагонами и прочим.  

Я поразился зрелищу.  

Этому рукотворному миру стали, дерева, бетона, меди и других материалов.  

Артурас посмотрел на меня, улыбнулся своей жутко кроткой, потрясающей улыбкой и двинулся, стал спускаться с пригорка уверенно, и явно зная куда идёт..  

Мы шли вдоль рядов.  

Кругом вагоны вагоны вагоны, зелёные, советские, пассажирские вагоны, одинаковые будто силиконовые вагины, словно бойцы Черномора, или хрущевки серии 1-447, или двухъярусные кровати в казарме; лишь изредка мелькали электровозы Вл 80 или Чехословакские тепловозы ЧМЭ3... однажды попалась раздолбанная рижская электричка...  

Наконец Артурас остановился.  

Прямо перед нами стоял Столыпин.  

Так называемый вагонзак.  

Вернее, сцепка этих самых Столыпиных.  

Это были по сути те же зелёные, советские вагоны, но с меньшим количеством окон по своим бокам. Все окна при этом были в мелкую решетку, причём стёкла были лишены прозрачности, будто каждое из них, было стеклом сральника-умывальника.  

Вагон угнетал своей казенностью. Вот блядь, он был словно мыло в казарме. Это такое знаешь... такое нечто... нечто удушающее, когда, вот у тебя приподнятое настроение, жизнь кажется радостной, хорошей, положительной в своей перспективности, а тут хуяк, ты в школьной столовке и жрешь макароны холодные из пластмассовой тарелке... вот что-то в этом роде было ощущаемо мной при виде этой сцепки...  

У входа в тамбур, у ближайшего к нам входа, стояла... ты не поверишь! там стояла суровая, красивая, слегка сутулая девушка. В ушанке с распущенными ушами, в ватнике, в валенках и с ППШ в руках. Из под ушанки торчали роскошные русые кудри... вот такие красивые как у тебя! Она смотрела на нас пристально, и бля, я задрожал от её взгляда. Этот взгляд, он словно пробирал до костей, будто рентген просвечивал тебя насквозь.  

– Sucstok prosau, – сказала она.  

– Kas nutiko? – ответил ей Артурас.  

– Артур, зачем это тебе? – перешла она на русский.  

– Это надо для распада мусора. Для распада мусора на мусор, на дух и на святость, – перешёл на русский и Артур, теперь его голос был как масло, но одинокий, не множественный, как ранее, а один одинешенек.  

–Так он и так развалится, без помощи твоей. Он уже сгнил, и сгинул в душе из человечества.  

–Нет. Это надо ему самому Марите. Самому. У него есть ещё шанс спастись и прийти, через это перерождение, к людскому. Он вполне может стать людиной. Может переродиться в Хомо сапиенс. Может ещё превратиться обратно в zmogus.  

– За раз это не получится Артур. Ты же это прекрасно знаешь. Это сотни возвращений. Сотни и сотни перевоплощений. Сотни и сотни попыток выплыть из этого дерьма... сотни и сотни попыток Артур.  

– Тем не менее, у него должен быть шанс... просто должен и всё.  

– Я не могу вас впустить.  

–Можешь Марите... можешь моя любимая соплеменница.  

–Не могу! Это будет не по комсомольски, не по партийному, не по коммунистически.  

–Не заставляй меня читать то самое. Ты же знаешь, ты мой кумир, я всегда хотел быть как ты, ещё в юности, ещё в той, в прошлой жизни.  

– Ne... as negaliu, – снова перешла она на этот странный язык.  

– Na... gerai, – сказал Артурас.  

Мы отошли от суровой Марите.  

Артурас улыбнулся.  

Я испугался этой улыбки.  

Она была страшной и дикой и... бля... какой-то сатанинской  

– Paklausyk manes!! – крикнул он опять... этой ужасной сворой голосов, как и в троллейбусе... как в этом ебаном троллейбусе!!  

Я осел на задницу.  

Девушка вся напряглась.  

Её зрачки дико расширились.  

Артурас Соколаускас начал чётко, как на сраном конкурсе чтецов декламировать:  

Облетели весенние листья,  

Словно красный ноябрь настал,  

В подворотне блядину он тискал,  

Ярким ножичком ей угрожал.  

Улетели листочки с деревьев,  

В ясном мае. Знать Бог осерчал,  

Нож холодный – поставил он к шее,  

Руку теплую – в щель запихал.  

Листья, листья! Куда вы летите?  

На деревьях так пусто без вас.  

Блядь дрожит, словно это Марите,  

Мильнекайте тиранит злой фаш.  

Как жестоко природа серчает,  

Ненавидит людское кудло,  

Перерезана шея – стекает  

Кровь от бляди... воняет пятно...  

При чем тут кудло подумал я, а Марите у входа в Столыпин вздрогнула.  

По лицу прошла рябь как по воде в стакане на столе от топота по полу детворы.  

Ее передернула.  

ППШ выпал из рук.  

Затем раздался какой-то странный звук.  

Что-то вроде бдамс или брамс или кадамс...  

Ее подбросило в воздух.  

Она зависла в паре метров от земли.  

Лицо ее одеревенело.  

Стало кукольно-ненастоящим.  

Артурас уверенно направился в ее сторону.  

Я за ним.  

Он посмотрел вверх.  

Марите висела и не двигалась.  

–Лети! – крикнул Артурас  

Фигура девушки взорвалась как воздушный шарик и тут же исчезла совсем.  

Словно растаяла в воздухе.  

Вход в вагон оказался свободным.  

конец первой