Мистер Мескини. Эпизоды старости.

Мистер Мескини. Эпизоды старости.  

Голос телеведущей из телевизора прервал звонок телефона. «Кого там нелегкая принесла еще? ». В шестьдесят три лишний раз вставать не очень то и хочется, тем более когда звонит домашний телефон. Это когда сотовый звонит, сразу видно кто там звонит, ну или по крайней мере видно номер. А когда звонит домашний, такого не происходит. Да, шестьдесят три – не тот возраст, при котором ждешь очень уж радостных вестей от звонящего. Хотя, у мистера Мескини все было несколько иначе. Ах, да. Мескини – это именно он, кому шестьдесят три. Нет, что вы. Он с лихвой может еще в свои шестьдесят три встать с кресла и рвануть на кухню, чтобы снять трубку. Ну может быть и не рвануть, но уж трусцой через комнаты пробежаться точно может. Но он не стал бежать. Если что-то важное, то звонящий еще много гудков готов будет слушать в своей трубке, прежде чем положит ее. А если ничего важного, то и смысла торопиться к телефону нет. Однако же не будем лукавить, и скажем, что Мескини в общем то был в душе рад, когда звонил его чертов телефон. А звонил он крайне редко. У него не было семьи, жены, детей, а те родственники, что были, он редко с ними общался. Иногда казалось, что целесообразным было бы вообще отключить этот телефон, то есть избавиться от него. Он потреблял деньги, каждый месяц приходилось носить свои копеечки в телефонную службу. При ничтожной пенсии Мескини эти расходы были относительно существенны. Однако старик не делал этого. Да, каждый раз, когда начинал трещать аппарат, он всегда произносил какую-нибудь фразу, делая недовольную физиономию, дескать, что вы тут звоните мне, не до вас. Но, конечно же с любопытством шел к телефону, чтобы узнать кому он еще небезразличен на этой земле. Нельзя сказать, что Мескини был несчастен в своем одиночестве. В таком положении он чувствовал себя более чем комфортно. Особенно глядя на своих сверстников: кое-кто жил в одном жилище с детьми и с детьми детей. Другие отдавали полпенсии внукам и детям. У третьих дети были алкашами или еще какими-то неблагополучными людьми. Нет, были конечно и вполне себе счастливые субъекты, дети которых приносили старикам больше радости, чем разочарования. Но рисковать Мескини не привык. Не делал этого ни в детском саду, ни в школе, ни в институте. И в отношении семьи решил поступать так же – раз нет уверенности в том, что эта затея окажется удачной, зачем пускаться в ее осуществление? Назад то дороги не будет. Этой мыслью и утешал себя он. Здорово просыпаться с мыслью, что если ты сегодня умрешь, никто не будет плакать очень уж горькими слезами, никому не придется страдать, организовывать похороны и поминки. Никто не окажется в одиночестве от этой смерти. Да, с другой стороны, может статься и так, что никто не помянет добрым словом, но эти аргументы он считал очень жидкими и слабыми.  

Итак, телефон звонил, а человек не торопясь поднялся с кресла и шел на кухню. По пути в прихожей он всегда, проходя мимо зеркала, смотрел в него. Да, с годами эта процедура была уже не так приятна – изображение не могло вдохновить его: облысевшая голова, седина по бокам и куча морщин. Даже не верится. И он постарел. А ведь в молодости так верилось в то, что он будет жить вечно. Мескини поднял трубку на седьмой гудок и сказал «Алло».  

«Алё, добрый день! Будьте добры, пригласите мистера Мескини к телефону! ».  

Какая-то старушка интеллигентно урчала в трубку дежурные фразы. «Да, – подумал старик, – эта бабка похоже не очень хорошо меня знает, раз просит позвать меня к телефону, ибо те, кто меня знают хорошо, в курсе, что я давным-давно живу один, и позвать меня к телефону могу только я сам». «Это я», – отвечал он. Старушка молчала. – «Мескини – это я, я вас слушаю», – повторил старик. Далее голос с того конца сообщил, что это Ольга, одноклассница старика, что организуется встреча их класса и Мескини тоже приглашен туда. Было объявлено место, день и время встречи. Старушка настоятельно упрашивала Мескини дать утвердительный ответ, а тот упорно пытался дать как можно более пространное заключение о том, будет ли он присутствовать на этой встрече. Диалог закончился. Старик положил трубку и сделал лицо мученика, который прошел все круги ада и вернулся на землю. «Боже, этих людей явно постиг маразм. Неужели кто-то из мужской половины класса еще жив? Одни алкаши же были. Хотя, алкаши живут порой долго. Встреча класса. Вот дерьмо! ».  

Разумеется, у него и в мыслях не было идти на эту встречу. Нет, определенно он не пойдет на нее. В рамках учебного процесса отношения с одноклассниками нельзя было назвать очень уж теплыми, как и общий микроклимат класса. Мескини весь оставшийся день ловил себя на мысли, как же бредово звучит вся эта идея встретиться. Что там делать? Рассказать кто на каком кладбище хотел бы быть похоронен?  

Прошло восемь дней и завтра должна была состояться та самая встреча. Старушка Ольга обещала позвонить накануне встречи, чтобы окончательно знать кто придет. Сегодня Мескини знал, что трубку лучше не брать. Четыре раза телефон звонил по полторы минуты. «Тупая старуха», – тяжело вздыхая и качая головой говорил он, когда телефон, наверное уже изрядно нагревшись от звонка, переставал трезвонить.  

Перед сном Мескини любил тешить себя мыслями о том, как он проведет завтрашний день. Несмотря на возраст, энтузиазма в нем не убавлялось: походы центральный парк, торговые центры и другие общественные места он любил. Любил смотреть, как люди, моложе него и полные сил, надежд, планов на будущее, так наполненные жизнью, эти люди куда то торопились, обсуждали что-то друг с другом, громко смеялись и были модными, современными и энергичными. Внутри Мескини был таким же. Причем он сам ловил себя на мысли, что с каждым годом становится не то чтобы опостылевшим к жизни, а напротив, все более желающим походить на юного денди. Это желание возрастало тем сильнее, чем меньше волос у него оставалось на голове, чем меньше сил у него оставалось после подъема по лестнице на шестой этаж, чем раньше он ложился спать, не в состоянии досмотреть футбол по телевизору. Физическое старение подбрасывало дров в огонь, разгоравшийся в его голове, огонь быть молодым, снова стать им, снова делать то, что делал в молодости, и то, чего сделать не успел. Проходя мимо университетов и институтов, он, глядя на студентов, непреднамеренно, на уровне подсознания, делал походку более спортивной и резкой, запускал руку во внутренний карман, как будто с целью вытащить оттуда одну из последний моделей телефона, чтобы посмотреть не пришла ли смс и позвонить своей подруге, чтобы уточнить, где она находится. Он шел с надменным лицом, будто бы взгляды молодых девушек останавливались на нем, но они были ему не нужны, ведь он торопился на свидание. Все эти сценарии снова и снова не пробегали, а вклинивались в его мозг, будоражили сознание, обретая все новые и новые пороты сюжета. Все это было внутри него, в его мыслях. А снаружи был дедок, неплохо сохранившийся. Нет, он очень даже хорошо сохранился для своих лет, но все таки это был старый дед, седой и морщинистый. И никто на него не смотрел, потому что на стариков не смотрят. Зачем на них смотреть? Кроме грусти они ничего не вызывают. Но об этом Мескини предпочитал не думать.  

Чем же занять себя завтра? Когда топишь баню в деревне, или печку в доме, или галанку, из горящих дров иногда вылетают искорки. Так и откуда то из пространства выпала искорка с идеей о завтрашнем дне. Но она не потухла, а упала в голову Мескини и зажглась там. Сердце его учащенно забилось, когда он представил все это. Да, он пойдет завтра на встречу класса. Только на самой встрече участником не будет. Ведь она пройдет на даче Ольги, той самой старушенции, которая разрывала сегодня телефон старика. Где эта дача, известно было – именно на ней весь класс отмечал выпускной на следующий день после бала. Мескини помнил то место. «Туда и отправлюсь» – подумал старик. Улыбка накатилась на его лицо. Даже показалось в темноте, что он стал моложе от этой идеи. Так всегда казалось, когда его выдумки поднимали ему настроение и делали грядущий день предвкушаемым. Он запланировал одень солнечные очки и шляпу, вытащить с балкона свой велосипед и проезжать мимо дач, будто он дачник. И расположиться незаметно поблизости, чтобы слышать то, о чем говорят его одноклассники. Чтобы поприсутствовать рядом с ними. Можно даже сказать, повидаться с ними. Необязательно же удручать себя диалогами с этими людьми, отвечать на их глупые вопросы, задавать глупые вопросы им, поддерживать беседу неинтересную и отбиваться от просьб выпить еще одну рюмку за встречу, за здоровье и еще за кучу всякой ерунды, о которых пьющие думаю в эти моменты меньше всего. Можно побыть на встрече одноклассников, не находясь на ней. «Ох и молодец же ты, старый» – сказал себе Мескини и с довольной физиономией закрыл глаза и уснул.  

На следующее утро дед встал как обычно в семь часов. Можно было по пальцам одной руки пересчитать количество дней в году, когда он вставал позже семи утра. Да что там в году, за всю жизнь Мескини крайне редко нарушал свой распорядок. С распорядком жить гораздо удобнее, да и вообще этот распорядок, режим, по которому старик ложился спать и вставал примерно в одно и то же время, очень органично вписывается в общий взгляд Мескини на жизнь. Взгляд, согласно которому гораздо лучше, когда все предсказуемо и нет никаких непредвиденных сюрпризов. Нет, сюрпризы он любил, но только приятные, а поскольку контролировать появление приятных и неприятных сюрпризов невозможно, лучше пусть их вообще не будет. Именно такие мысли пробегали каждый раз в его голове, когда он открывал глаза, смотрел на настенные часы и видел там приблизительно одно и то же положение стрелок каждое утро.  

Однако сюрпризы все таки случались в жизни Мескини. Он сам их генерировал. Именно о таком очередном сюрпризе для себя он вспомнил по пути в туалет. Точно, ведь он собирался сегодня навестить своих одноклассников. Тем самым оригинальным и необычным образом собирался он это сделать, этим способом, который обдумывал он перед сном. В такие дни время шло в немного замедленном режиме для него. Он старался по максимуму занять себя какими-нибудь делами, чтобы отвлечься от навязчивой мысли о том, когда же наконец пробьют часы и он отправится в путь. Мескини стирал, готовил, ходил в магазин, но конечно же никакое занятие не могло помочь ему выбросить из головы свою идею. Так было и в этот раз.  

Однако как бы медленно не тикали стрелки, остановить их нельзя. Пришло время отправляться на место встречи стариков, с которыми учился Мескини. Он надел шляпу, большую, закрывающую по максимуму его голову и лицо, в случае, когда он опускал голову. Надел немаленькие солнечные очки. И плащ с воротником большим, которым тоже можно прикрыться. Да, необходимо было соблюсти конфиденциальность, поскольку если его заметят одноклассники, он окажется в положении, когда все совершенно точно утвердятся в мысли, что он спятил. Взглянув на себя в зеркало, Мескини был вполне удовлетворен увиденным. «Детектив, блин», – с улыбкой произнес он своему отражению. Старик вытащил с балкона велосипед, спустился на улицу и поехал. Путь был не такой уж далекий, что-то порядка четырех километров. Он прибыл на место примерно за час до запланированной одноклассниками встречи и расположился в соседней даче, благо, там была достаточно густая растительность – вишневые деревья, яблони делали его незаметным, да плюс ко всему он зашел за домик и присел там. Погода позволяла находиться на улице долго. Стоял конец августа, ясные, может быть не совсем свойственные для этого месяца дни не покидали город и это добавляло позитивного настроения старику. Наконец, послышались старческие голоса людей. В их руках шуршали пакеты, с едой и наверное выпивкой: Мескини пока ориентировался только на шум, а выглядывать не рисковал. «Надеюсь, они еще не пьяны и не спутают дачи», – подумал он. Но сердце его было спокойно и волнения он не испытывал, а раз так, но бояться было нечего, чутье редко его подводило. Через пару-тройку минут стало понятно, что пришедшие расположились на соседней даче. Мескини выглянул и сквозь деревья разобрал, что там было всего пять человек. Да, не густо. Встреча одноклассников из пяти человек. Нет, конечно, если бы они учились в глухом селе, для которого пять человек в классе – это очень даже солидный показатель, то встречу можно было бы считать успешной, а явку стопроцентной. Но они учились в городской школе, а в классе было чуть больше двадцати людей. Точно старик уже не помнил. Мескини стал слушать их разговоры. Коллектив разложил еду, из выпивки было вино. Водка не была замечена. Говорилось о том, кто уже умер. Оказалось, что таких немало – восемь мужчин и три женщины. Что ж, при таком раскладе пять человек представляется весьма неплохим результатом. А учитывая, что Мескини – шестой, то и вовсе здорово. Про него тоже упомянули. Ольга, главная затейница встречи, рассказала, что настойчиво пыталась вытащить его на эти посиделки, что Мескини как и в школе не слишком охотно участвует в таких мероприятиях. Обсуждали еще множество всякой ерунды, от которой старика начало нещадно тошнить. Не прошло и половины часа, как Мескини осознал полный провал его идеи с присутствием рядом с этой встречей. «Невероятно, что меня привлекло в этом действе? Что интересного я хотел почерпнуть отсюда? ». Ответы на эти вопросы он не находил. Вид полумертвых, спокойных, исполненных смирения стариков и старух удручал его. Они явно ничего не хотели от жизни, создавалось впечатление, будто если их поместить в гроб прямо сейчас, то они будут не то чтобы огорчены и не то чтобы рады, однако это не вызовет ровным счетом никаких эмоций у них. Мескини не получил ни малейшей радости от всей прошедшей процедуры. Необходимо было в срочном порядке покинуть это место. В противном случае у него мог случиться стресс, а стресс может повлечь болезнь. Да, этот старый был впечатлительным мужиком, плохое настроение очень сильно осложняло ему жизнь, аппетит нарушался и все казалось печальным и унылым.  

Кругом был забор, был только один выход из дачи, в которой находился дед, и выходя через него, он мог быть узнанным одноклассниками. Но это не могло его остановить – так сильно он хотел покинуть это место. Ему начало казаться, что если он немедленно не избавит себя от присутствия рядом этих людей, то он просто может потерять сознание от морального шока. Мескини натянул свою шляпу пониже, так, чтобы не видно было его лица, взял велосипед и поспешил к выходу. Услышав шуршание и движение, семеро оглянулись и сквозь кусты стали разглядывать кто это там идет. Нет, они не разглядели, ведь лица не было видно. Выйдя на тропу, дед оседлал своего железного коня и стал крутить педали так быстро, как мог. С каждым метром, пока он удалялся от того места, ему становилось легче. Эти моменты оставили неизгладимый след в его сознании. Он твердо решил, что нужно как можно меньше общаться с людьми своего возраста, как он и делал все время – почти не общался. По пути домой Мескини заехал в магазин и купил килограмм любимых шоколадных конфет с орехами. Эта еда отлично избавляла его от плохого настроения. На вечер был запланирован просмотр футбола. Он и излечил старика от пережитого стресса. Жизнь продолжалась. Жизнь человека, испытывавшего тяжелые эмоции при виде таких, как он сам. Таких же старых и седых.  

Шли дни, месяцы годы. Шестьдесят четыре, шестьдесят пять. Месяц одного года в жизни Мескини как капля воды был похож на месяц другого года. И в то же время для него все они были очень разными и по-своему интересными. Он продолжал черпать вдохновение и хорошее настроение их наблюдений за людьми и поездок в общественные места, заполненные молодыми и энергичными. Мескини всегда удивлялся, как может вещь, или какое-то явление, или занятие или человек, да все что угодно, как могут они все, такие любимые некогда, необходимые даже можно сказать, как же могут они, без которых прежде не мыслил и дня, внезапно надоесть. Утратить свойства необходимости и больше того, опостылеть и вызвать неприязнь до тошноты. Совершенно не укладывалось в его седой, изрядно облысевшей голове такое вот умозаключение. Сегодня тебе кажется, что без двух шоколадок в день и не проживешь, а однажды приходишь в магазин, видишь их на прилавке и не возникает ни малейшего желания их покупать и уж тем более есть. А если все таки покупаешь ради любопытства, чтобы узнать какова будет реакция организма, если попытаться съесть, то замечаешь, что вот-вот вырвет. Таких случаев в жизни Мескини было предостаточно, в сущности, не обманом будет утверждать, что вся его жизнь дробилась на дни получения удовольствия и радости от того или иного и дни бесконечной грусти, расстройства и тошноты от все этих прежде любимых вещей. Так произошло и в этот раз. Нет, произошло несколько иначе. Конечно, все эти бесчисленные походы по вышеозвученным местам не стали для старика чем-то таким, от чего он решительно вознамерился отказаться. Если бы он сделал это, то есть отказался, то непременно впал бы в мощнейшую депрессию и можно было бы смело помирать, вследствие исчезновения от одного из главных, а быть может и главного смысла жизни. Однако же определенно дед вырос из этого всего. Шутка ли сказать, человеку в недалеком будущем исполнится семьдесят, а он еще умудряется вырастать из чего-то, чтобы открыть для себя нечто более совершенное. Или не более совершенное, но нечто более удовлетворяющее его мировосприятию, его потребности в эмоциях хорошего качества. Да, вырос. С грустью признавал это Мескини. Как же тоскливо было ему сознавать бессилие перед этим чувством опостыливания. Ведь правда же, совершенная правда: он не мог ничего с этим поделать. Никто не может. И если в адрес опостылевшей семьи, детей, родственников и им подобных субъектов еще можно продолжать совершать полезные действия, и можно продолжать их совершать до самой гробовой доски ввиду обязанности, святого морального долга, то в адрес опостылевших вещей и явлений, к которым никаких моральных обязательств не имеешь, ничего совершать полезного и бесполезного не будешь. Это и подслащивало горечь и досаду. Да, больше не хотелось и не ждалось так сильно этих односторонних встреч с прохожими студентами, больше не трепетала так сильно душа от их вида и уже Мескини целиком и полностью сознавал бредовость своих фантазий по поводу того, что он один из них. Неужели возраст? Неужели в свои шестьдесят пять или уже шестьдесят шесть, черт, а ведь толком и не помнил, да и надо ли в эти годы помнить об этом; так вот, неужели в эти свои седые годы он наконец понял, что он старикан ни на что не годный? Мескини встал с кресла и подошел к зеркалу. Он поднял брови и потянул за подбородок, как будто это могло растянуть кожу на его лице и скрыть все морщины. «Полегче, приятель» – сказал дед своему отражению. «Нет, нет и нет. Есть еще порох. Ой, неправильно. Это выражение больше подходит для тех, кто одной ногой на том свете не физически, но духовно. Я еще готов на свершения» – думал он про себя.  

Да, настала пора придумать себе новое доступное и интересное хобби. Не сказать, что Мескини так уж сильно ломал над этим голову, не спал и не ел. Нет, со стороны все выглядело как обычно. Потому что уже сам факт того, что он осознал необходимость перемен и начал искать пути выхода, уже сам этот факт его радовал и вселял оптимизм.  

Неизвестно, сколько времени прошло и как Мескини придумал то, что он придумал. Но немного времени прошло, не очень-то и много. Идея оказалась проста и может быть гениальна. Никто ведь так и не узнает и не сделает вывод, гениальна она или нет, потому что Мескини в своих свершениях и делах всегда был один, хоть для него самого, для его сознания, один он никогда не был и всегда стремился окружить себя людьми, а чтобы почувствовать себя среди них, почувствовать себя своим среди них, ему не требовалось, чтобы они знали о его намерениях. Вся эта концепция отлично вписывалась в новый его план действий по получению радости от жизни.  

Было принято решение зарегистрироваться на сайте знакомств в качестве симпатичной девушки и организовывать встречи с парнями. Ясное дело, когда парни будут приходить на свидание, никакой девушки они там не застанут. Однако Мескини будет рядом. Он будет наблюдать за пришедшим субъектом. Посмотрит на него, представит его мысли и чувства в момент прихода и в момент осознавания и понимания, что никто не придет. А потом старик вернется домой и прочтет то, что прислал обиженный парень, если он что-то пришлет. Улыбка и довольное выражение не сходили с лица деда. «А вы что думали? Что старый Мескини уже не тот? Вы ошибались! » – приговаривал он себе под нос, проходя муторную процедуру регистрации. План казался ему грандиозным, если не грандиознейшим.  

Дело было сделано. Старик изучал анкеты своих будущих, даже непонятно как их назвать. Будущих потенциальных интернет-знакомых. Он написал сразу нескольким людям. Мескини не напирал сразу, движение было поступательным, шутка ли сказать, ясное дело, если девушка тут же с первого сообщения предложит парню свидание, будет заподозрено что-то неладное. Парни, правда, не отличались сильным интеллектом. Люди, ищущие в интернете свою любовь, партнеров, знакомых, друзей и так далее, эти люди в принципе не могут отличаться разительным умом. Так было и в случае с Мескини. Процентов девяносто из тех, с кем он общался, были очень тупы и примитивны. Это не совсем устраивало его. Хотелось выудить на встречу человека с кое-каким приличным умом, чтобы пробудить в его душе переживания в связи с неявкой «девушки» на встречу. Идея Мескини была не так примитивна, как кажется. Ведь он не просто хотел поиздеваться и похохотать над ними. Больше того, он менее всего хотел именно этого, а его истинные намерения заключались в том, чтобы, увидев эту сцену и представив что творится в душе у обманутых людей, самому почувствовать эти переживания. Порядка 15 человек были в зоне внимания старика, а точнее он, или, точнее, девушка, под видом которой он общался, была в зоне внимания этих неудачников. Можно конечно было и больше людей привлечь в разработку, но этого пока не требовалось, не стоило рассеиваться и распылять внимание, надо было все держать под контролем. Мескини не стал ставить конкретные цели, не стал определять точное количество парней, с которыми он назначит встречу. Он решил просто действовать и наслаждаться процессом, переживать все это, а как только он поймет, что пресытился, тут же закончить. А пресытиться он непременно, так всегда бывает, в любом деле, любом чувстве, переживании.  

Не стоит писать о том, что являлось предметом диалогов и переписки старика с парнями. Все это скучно и обычно, очень предсказуемо. Практически каждый человек, занимавшийся подобной ерундой, много раз через это проходил. Наконец, через пару дней разработки, Мескини определил для себя, кому он хотел бы предложить встречу. Три человека показались ему вполне достойными кандидатурами на прохождения испытания жизнью. «Да, ребята, вам выпала возможность испытать ощущение необычное и очень необходимое. Убежден, что оно пригодится в дальнейшем и послужит вашему духовному развитию» – молвил старик. Главная загвоздка заключалась в том, что все, все без исключения парни настойчиво просили номер мобильного. Естественно, никакого номера Мескини дать не мог, ведь они просили номер девушки, с которой общаются, а поскольку девушки не было, а вместо нее был старик, то и номера никакого не было у несуществующей девушки. Благо, дед обладал достаточным умением пудрить мозги и ему удалось увильнуть от просьбы дать номер. Со всеми тремя субъектами были назначены свидания в три разных дня, следующих друг за другом. Мескини назначил встречи в трех разных местах. Неизвестно, почему он решил так сделать, якобы, из целей безопасности, как будто это было сколь-нибудь ответственным мероприятием. Однако же, для него так и было.  

В тот день, в день, когда должно было состояться первое из трех запланированных свиданий, на которые будут приходить парни, и будут ждать девушку, которая не придет и которой вообще не существует, в этот самый день Мескини почему-то не испытывал волнительных эмоций. Да, было ожидание определенное события, но он был непривычно спокоен. Раньше в такие дни старик просыпался, и как только вспоминал о том, что ему предстоит, сердце учащенно начинало биться и дрожь пробегала по телу. В этот день этого не происходило. «Старею. Или мудрею? » – с улыбкой сказал он себе.  

Наступил вечер. Стояла отличная погожая осенняя погода, как раз такая погода, при которой люди говорят, что им нравится осень, вот такая осень им точно нравится и наверное они начинают понимать за что ее любили некоторые поэты. Дед вышел из дома, дошел до остановки и поехал в центр города, к тому месту, к памятнику Ленина, возле которого сегодня вечером некий парень должен будет ожидать некую девушку. Мескини приехал за час до встречи. Необходимо было приехать именно заранее, как он и сделал, ведь он – это девушка, а субъект – это парень и он наверняка придет пораньше. Так и случилось. Все это время старик бродил возле памятника, стараясь как можно тщательнее раствориться среди множества прогуливающихся людей, как будто и впрямь кто-то мог подумать, что он затеял, хотя в действительности даже человеку с самой изощренной фантазией никогда в жизни не придет в голову подумать, что какой-то старикашка мог задумать подобное.  

Итак, Мескини увидел того, кто был его сегодняшним партнером по прогулке. Это был самый обычный парень. В самом обычном понимании людей. Нет, он не был серой мышью в толпе, но не был разительно отличаем от остальных. Старику он понравился. Не как объект любви, разумеется. Просто ему импонировал образ этого человека. Вот когда люди говорят «А вот нормальные парни ходят так, а не эдак», «Нормальный парень так был не сделал» и так далее, когда люди говорят подобную несусветную чушь, пытаясь высказать свое ничтожное мнение, свои глупые совершенно дурацкие мысли, когда они пытаются выразить свое очень узкое, незначительное, очень далекое от истины мнение, но, однако же, оцениваемое ими как самое верное и правильное, когда люди говорят эти фразы про «нормальных людей», они подразумевают именно таких парней.  

Он стоял с вполне нормальным видом, ровно так, как стоят в ожидании кого-то. Мескини начал чувствовать неловкость. В образовавшейся картине не было даже никакой изюминки, ощущалось, что пришедший парень был вполне серьезно настроен и был вполне серьезным человеком по жизни, прошло уже более двадцати минут, а он ни разу не закурил – очевидно у него не было этой дурной привычки, что еще больше баллов добавляло ему в глазах старика. С вечером похолодало и по истечении получаса видно было, что парень начинал замерзать. Прошло еще пять, затем десять минут, и вот уже час, как бедный человек стоит и ждет девушку, которой не существует на свете. Мескини все это время тихим шагом ходил поблизости и держал парня в поле зрения, хотя ему самому эти шаги казались просто полетом орла над добычей – так сильно он волновался. Мескини хотелось, чтобы парень поскорее ушел. Ему было жаль его. Однако серьезных угрызений совести он не испытывал. И даже ближе к концу наблюдений успокоился и стал получать от происходящего некоторое удовольствие. Парень явно обозначил крайнюю границу ожидания. Как только минутная стрелка проделала круг, он двинулся в сторону остановки. Его шаги были поспешными. То ли от торопливости, то ли от того что замерз, а скорее всего по обоим этим причинам. Сложно сказать, что он думал по поводу не пришедшей на свидание девушки. Наверняка он оставлял ей маленький шанс на то, что причина была уважительная, но в целом очевидно было, что он приблизительно проклинал ее.  

Мескини поехал домой. Пустота образовалась в его душе. Все вокруг казалось бессмысленным, а самым бессмысленным из окружающего мира ему казался он сам и вся его жизнь. А была ли она, и есть ли она, эта его жизнь? И что вообще такое жизнь? Невольно старик стал ловить себя на мысли, что быть одному – это плохо. Два мнения боролись в нем. Что есть одиночество, рассматриваемое в контексте его нелюдимой жизни? Дар это или проклятье? Благо или вред? Конечно, с материальной точки зрения он мог найти кучу плюсов, но Мескини не был полным идиотом, он был вполне неплохо разбирающимся в жизни человеком, и сейчас был один из нелюбимых им моментов, момент, когда ему становилось жутко печально и тошно от того, что он никому не нужен и ему никто не нужен. Точнее как раз таки ему нужен кто-то, чтоб кто-то был рядом, вот только такого нет человека. Он едет в пустую квартиру и он никому даже не отправит открытку на новый год или день рожденья, он чертов одинокий старикашка, возомнивший, что обманул систему, поступив так, как поступают очень немногие – оставшись один на всю жизнь.  

Как много таких историй и как мало в них радостных моментов. Дед смотрел в окно и мыслями был далеко. Он вышел на своей остановке и побрел домой. Некая тяжесть в его организме, душевная тяжесть, а всякая душевная тяжесть, вы ведь знаете, превращается очень легко в тяжесть физическую, так вот, эта тяжесть нахлынула на него, обуяла его старый организм и сопротивляться этой тяжести было сложнее, чем просто проникнуться ею и утонуть в ней. Мескини повалился на диван и то ли заурчал, то ли замычал, то ли просто стал выть будто волк. Он подошел к зеркалу и взглянул в него. «Я – это не я. Это иллюзия. Просто выдумка. Я – это выдумка моя собственная, потому что только я знаю о себе, только я нужен себе и возможно даже себе я не нужен. Какая глупая бессмысленная выдумка. Совсем неудачная выдумка, которую давно пора списать ввиду ее неприменимости по полезным назначениям». Он продолжал свой монолог, он снял зеркало со стены и стал трясти его, тряся себя в нем будто бы. У старика началась истерика. Он смеялся навзрыд и кричал и стонал, и даже прыгал и крушил некоторые предметы квартиры. Сложно сказать что думали соседи, когда он так делал, но к нему они не приходили. Наконец, спустя минут двадцать, усталость накатила на него, а вместе с ней ослабла тяжесть на душе. Как ни в чем не бывало, старик пошел в ванну, умылся, зашел на кухню и погрел ужин. Он сел перед телевизором и стал внимательно смотреть передачу. Голос телеведущей прервал телефонный звонок. Мескини прекратил жевать и встал с дивана, поспешно идя на кухню, он очень торопился, почти стал бежать, быстро подошел к телефону, резко, судорожно, очень нервно, психованно взял аппарат и дернул его изо всех сил так, что провода телефона порвались и звуки телефона тут же прекратились. Дед стал трясти телефон в руках, как несколько минут назад тряс зеркало со своим изображением и сквозь зубы рычал «Успокоились, успокоились, ребята!!! ». Он снова резко открыл балкон, вошел туда и засунул аппарат в какой то ящик. Возвращаясь в зал, Мескини остановился у зеркала в взглянул в него. Он увидел там себя, улыбнулся себе и сказал: «Не стоило отрывать господина Мескини от трапезы». Мескини тут же расхохотался от этих слов, буквально ржал как лошадь и даже покраснел от смеха. Смех медленно заканчивался, как мотор машины, который никак не заглохнет и наконец закончился. Довольный своим безбашенным поведением молодого сорванца, старик продолжил есть ужин и смотреть телевизор. Голос телеведущей уже не мог прервать телефонный звонок. Даже он, этот звонок, теперь не могу ворваться своим звоном в одинокую жизнь старика по имени мистер Мескини.