Сизифова работа

1  

Бывало это каждый год и, по обыкновению, в конце сентября или в начале октября, когда деревья желтели и сбрасывали ненужные листья. Когда люди закутывались в теплые одежды, и не важно, светило ли солнце, дул ли ветер. Когда птицы уже улетели и не было слышно их песен. Когда день становился коротким, и солнце восходило поздно. Когда чего-то хотелось – чего именно не понятно, Александр Прокопьевич, Николай Иванович и Виктор Сергеевич бросали всю свою работу, все свои дела и начинали собирать орехи. Поутру рано, собрав орехи, относили во двор к Александру Прокопьевичу, чистили их за веселыми или мудреными разговорами, сушили недельку-две и продавали.  

Так и в эту осень было. Стояла солнечная осенняя погода. Все трое собрались у Александра Прокопьевича.  

– Работа наша не тяжелая, – проговорил, чистя орех, Николай Иванович, мужчина лет пятидесяти. В старой грязной рубахе, в старых затертых штанах и в старом дырявом картузе. Имел вид солидный, несмотря на одежду, – а не тяжелая только потому, что мы работаем вместе, говорят же в народе, что гуртом и батька легче бить.  

– Не тяжела, но работа есть работа, а работа – штука нудная, – сказал Виктор Сергеевич, низкорослый бритый мужчина, с серьезным, но добродушным взглядом.  

– Ну, то одному нудно, а когда вместе, за разговорами и не замечаешь работу, – улыбаясь, сказал Николай Иванович.  

– Эге, оно-то так, – заметил Александр Прокопьевич, хорошо сохранившийся старикашка, с седыми кустистыми волосами, растущими по всему телу, и с вытянутой сухой головой, походившей больше на кабачок, который долго полежал на базаре под солнцем и который в первую очередь пытаются подсунуть бедным покупателям.  

– Люблю я это время, – сказал мечтательно Николай Иванович, – люблю и не знаю, почему я так люблю.  

– А разве, когда любишь, нужно знать, зачем любишь? – басом проговорил Виктор Сергеевич, – люби и все.  

– Люби и все… – процедил Александр Прокопьевич, и все трое задумались.  

– Люблю я и эту работу, сидишь себе на свежем воздухе, чистишь себе орехи, – продолжал Николай Иванович.  

– А я терпеть не могу ее, пальцы уже не хотят слушаться. – сказал Александр Прокопьевич.  

–Зачем тогда работаете? – спросил Николай Иванович.  

– Эх. Зачем, зачем. Когда так подумаешь, то и незачем, а как представлю себе, что эта работа какую-никакую копейку мне даст, я и работаю.  

– Что вам та копеечка, – все настаивал Николай Иванович, – вот вам за семьдесят уже, у вас и пенсия есть, и дети уже повырастали, куда копейку-то денете?  

– Само внутреннее понимание того, что ты что-нибудь заработал мне любо. И старое мое сердце радуется и душа спокойно ночью спит, – сиплым голосом сказал старик. – работа для меня вся противна. Вся. Это я за свою жизнь хорошо понял.  

– А меня сама работа радует, ведь я мог сейчас где-нибудь слоняться без дела по городу, – сказал Николая Иванович и потер лоб, – надо любить свою работу. Жизнь тогда лучше будет.  

– Каждому свое, – промолвил Александр Прокопьевич.  

– Как по мне, работа – это принцип, да такой принцип, который зиждиться на том, чтобы доказывать всем, что ты жив, – проговорил Николай Иванович, – а ты, Витек, какого мнения об этом?  

Виктор Сергеевич, не слушавший разговор и думавший о своем, вопросительно посмотрел по сторонам, опустил голову и продолжил чистить орех.  

– О чем именно? – спросил он.  

– О чем же еще, о труде. Зачем ты сейчас работаешь и вообще, зачем работать? – спрашивал Николай Иванович.  

–А бог его знает! Никогда об этом не думал, – сказал грубым голосом Виктор Сергеевич, – само как-то работалось и в голову такие мысли мне-то и не шли. Работа скучное дело. Но что поделать, без работы никуда.  

– Да. А мне почему-то нравиться работа, – медленно проговорил Николай Иванович.  

– Эт ты еще работы не видал! – сказал Александр Прокопьевич.  

– Я видал, да что там на нее смотреть. Вся работа сама себе по природе одинакова. Быв… – недоговорил Николай Иванович  

–Добрый день, работнички! – прокричал сосед, выходя из дому.  

– Добрый! – прокричал Александр Прокопьевич, – на работу идешь?  

– На работу, куда же еще, – сказал сосед, – а вы бы лучше тоже поработали. А то сидят, делают Сизифову работу.  

– Наша работа лучше всех работ, – подхватил Николай Иванович, – мы и работаем и город орехами снабжаем и с живым общаемся.  

– С кем, с живым, с орехом что ли? – спросил сосед и захохотал.  

– Конечно! Орех – самое что ни на есть живое на земле. Живее человека, в крайнем случае. Человека убить можно и все, человек уже не живой. А орех живой всегда! – шутливо сказал Николай Иванович.  

– Ой, ладно, некогда мне с вами. – сказал сосед и ушел.  

– Эге, – промычал старик, – делает вид, что работает, занятой. Знаем мы таких.  

2  

Работали наши работники долго. Через несколько дней Александр Прокопьевич предложил в последний раз собрать орехи, почистить их и высушенные занести в дом. Все согласились. Когда они возвращались, Александр Прокопьевич рассказывал им свою историю.  

– Вы меня, все помниться, спрашивали, зачем я это делаю. Для кого, – начал он так, все его внимательно слушали. Только ветер непослушно гулял по городу, насвистывал какую-то непонятную шаловливую песенку и нагло срывал пожелтевшие листья, унося их куда-то с собою, – в первую очередь – для себя. Я люблю всякую копейку, которую можно заработать, всегда рад ей. Уж такой я человек. Что поделать братцы? Уж таков мой нрав. Я всегда был таким. Как только я пошел на работу, как только начал работать, я сразу все понял, а скажу, работаю я с пятнадцати лет, так вот, с того самого момента я невзлюбил работу, но полюбил то, что она мне дает. Вот. И с этой любовью я жил, долго жил, любовь росла во мне, как растет любое дерево. В один момент, я помню, эта молчаливая любовь вспыхнула и превратилась в пламенную страсть, тогда я не смог себя сдержать. Я брался за любую оплачиваемую работу в свободное время, и днем и ночью я работал. Я старался получить как можно больше, но к моему несчастью, многие люди бывали проворнее меня и я всегда не успевал за ними и работал там, где другие брезговали работать. Я использовал каждый случай, каждую минуту, только для заработка. Вот. В своей жизни я любил только две вещи: семью и осознание того, что я прожил день не зря, что я что-то заработал.  

Александр Прокопьевич остановился. На небе показались серые печальные облака, гонимые ветром. Солнце спряталось. На улице стало как-то и пусто и одиноко. Александр Прокопьевич вздохнул, посмотрел на небо и продолжил своим сиплым старым голосом:  

– И все, все я это делал потому, что я почему-то верю, что перед моей смертью ко мне придет один человек и спросит меня: “Работал? Все забрал, что мог? ” И я ему отвечу: “Все забрал, что мог забрать, все отработал, что смог отработать. ”и я очень надеюсь, что тогда он мне скажет: “Хорошо, теперь пора и отдохнуть”. Дальше все шли молча и не промолвили ни одного слова. Небо было уже все покрыто серой пеленой.  

– Видать, дождю быть, – промолвил Николай Иванович, когда они уже чистили орехи, – надо бы занести их домой, не дай бог дождь пойдет. Все наше дело – коту под хвост.  

– Когда тучи с той стороны приходят, никогда дождя не бывает, – сказал старик, показывая на небо своей сухой рукой.  

– Что-то вы сегодня не в настроении, Прокопьевич, все грустны, – заметил Виктор Сергеевич.  

И правда, целый день Александр Прокопьевич был как-то грустен, глаза были печальны, а лицо мрачным.  

– Погода меняется, – сказал Александр Прокопьевич, – все дело в погоде. Мы с ней связаны неразрывной цепью.  

Не успел он это договорить, как с неба начали долетать отдельные капли.  

– Вот оно, не будет дождя, не будет, скоро будет дождь, я это чую, -сказал Виктор Сергеевич.  

– Надо занести орехи, – проговорил Николай Иванович и подошел к мешкам с орехами  

Отдельные капли стали падать чаще и быстрее, подул порывистый ветер и все затихло. Ни ветра, ни дождя – ничего.  

Александр Прокопьевич улыбнулся.  

Вот он и весь дождь, – сказал он, продолжая чистить орехи. Но в ту же минуту, подул опять ветер и припустился осенний проливной дождь.  

– Спасай орехи! – закричал Александр Прокопьевич, хватая сразу четыре мешка и начиная бежать, – ой! боже, спина, не могу! Александр Прокопьевич сделал еще пару шагов, потом выпустил мешки из рук, схватился за спину и упал на холодную, сырую землю и потерял сознание. Орехи покатились. Его отнесли домой и уложили на постель.  

С того момента пошли холодные, грузные, проливные, нескончаемые, осенние дожди. Они принесли и холод, и сырость, и скуку, и печаль. По небу грозно бегали сумрачные полчища. Никто уже не верил ни солнцу, ни теплу, и казалось, что так всегда и было, и что уже никогда не выглянет солнце, и никогда не развеется этот мрак.  

Александр Прокопьевич больше не вставал с постели, проклинал свою жизнь и бормотал: “Вот оно, проклятье-то человека, не спастись нам”. Николай Иванович и Виктор Сергеевич где-то работали в городе. Орехи все испортились и сгнили.  

На этом история и подошла к концу, а, быть может, конечно, она и сейчас продолжает свой путь, но то уже совершенно другая история.