Тень

В конце августа у тети Марины и дяди Пети родилась чудесная малышка Светочка, младшая сестренка Ивана. А в самом начале сентября Ваньку перевели в другую школу, в наш класс.  

Никто не знал, почему так получилось. Сам Иван утверждал, что его решили перевести в новую школу после того, как в старой на уроке физкультуры на него упали футбольные ворота.  

– Прямо со школьного стадиона в больницу увезли, – важно рассказывал Иван, – У меня был перелом ключицы. И это… как его… сотрясение мозга. Подозрение.  

К счастью, последний диагноз не подтвердился. Дядя Петя считал, что это потому, что в голове у его сына нечего было сотрясать.  

Так или иначе, в прежнюю школу Ванька уже не вернулся. Какая связь между футбольными воротами, больницей и переводом в другую школу, мы так и не поняли.  

– Возможно, Иван будет учиться с вами, потому что ваша учительница молода и лояльна к детям, – заметила Наташкина мама.  

Так или иначе, Ваньке мы были рады.  

*** *** ***  

В третьем классе всех нас ждало вступление в пионеры. Наша учительница все время напоминала нам, что это большая честь, которую нужно заслужить хорошей учебой и примерным поведением.  

Мы должны беспрекословно слушаться старших, всегда приходить в школу чистыми и аккуратными, не опаздывать на уроки, дежурить по классу без споров и возражений, уважать стариков и помогать младшим.  

Угрожающий список наших обязанностей, который постоянно увеличивался, озвучивался на каждом уроке, по три – четыре раза в день. От того, насколько добросовестно мы будем выполнять все его пункты, зависело, как скоро нам повяжут красный галстук.  

В первую очередь, в годовщину Великой Октябрьской Социалистической Революции, приняли пятерых наших отличников, гордость класса. Впрочем, они как октябрятский актив вступили не в школе, а в музее Владимира Ильича Ленина, прямо под огромным портретом вождя мирового пролетариата.  

– Вы должны гордиться вашими товарищами – пионерами и равняться на них, – объявила учительница, когда пионерская пятерка пришла в школу в новенькой, с иголочки, пионерской форме.  

Второй прием планировали организовать после Нового года, ко Дню Советской Армии. В эту очередь принимали хорошистов. Ходили слухи, что могут взять примерного ученика с одной тройкой, если пионер обещает обязательно исправить ее до конца учебного года. Наша компания имела все шансы попасть во вторую очередь.  

–Не могу сказать, что мы очень уж хотели стать юными ленинцами, но ходить с октябрятской звездочкой в те времена, когда уже почти весь класс будет щеголять в галстуках, нам как-то не улыбалось.  

Мы честно учили Клятву Юного Пионера.  

– Я, Старостин Иван, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь:  

горячо любить и беречь свою Родину,  

жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин,  

как учит Коммунистическая партия,  

всегда выполнять законы пионеров Советского Союза.  

Ванька бубнил монотонно, как пономарь. Слова не надевались на язык и никак не укладывались в голове. И все же мы, как и все советские дети, вызубрили клятву так, что не забыли ни через десять, ни через двадцать, ни через тридцать лет.  

В приступе удивительного послушания мы честно соблюдали трехдневный траур по умершему генсеку товарищу Андропову.  

– Весь советский народ скорбит, во всей стране приспущены флаги, – наставляла нас старшая вожатая, – Вам тоже следует вести себя тихо. Нельзя в траурные дни кричать, бегать, играть в шумные игры.  

Три бесконечных дня мы передвигались на цыпочках и старались говорить только шепотом. Один Бог знает, как нам это надоело!  

– А ведь и в прошлом году кто-то важный умер, – вспомнила Наташка.  

– Тогда еще «Спокойной ночи, малыши! » три дня не показывали, – вздохнула я.  

– И что же – вожди теперь каждый год умирать будут? – поразился Иван.  

Тетя Марина отвесила Ваньке мощный подзатыльник.  

– Придержи язык! – шикнула она, – Еще услышит кто-нибудь!  

– Да не страдайте вы так. Всех в пионеры рано или поздно принимают, в том числе хулиганов и двоечников. Проверено! – успокоил всех дядя Петя.  

Мы верили и не верили.  

*** *** ***  

Однажды по дороге в школу мы встретили Женьку, нашу одноклассницу и соседку с третьего этажа.  

Женька – хорошая девчонка. Надежная. Отличница, но не зубрилка, она часто давала списать.  

Сегодня на Женьке лица не было. Она еле плелась, будто к каждой ногам привязаны гири.  

– Ты что – заболела? – испугались мы, – Или уроки не выучила?  

Женька подняла на нас страдальческие глаза. Губы ее дрожали.  

– Я боюсь.  

– Чего боишься? – не поняли мы.  

– Уколов боюсь. Прививки.  

В нашей школе во время уроков в любой момент могла войти медсестра и забрать всех в медицинский кабинет. Совсем недавно, буквально на днях, нам всем осматривали зубы.  

– Откуда ты знаешь, что придут сегодня? – уточнил Иван.  

– Ничего я не знаю точно! – заскулила Женька, – Но к первым и вторым классам уже приходили. И к ашкам тоже. А значит, скоро и к нам пожалуют.  

– Это же почти не больно, как комарик укусит. Выстрелят в руку из такого большого медицинского пистолета – и все, – утешали мы подругу.  

– Я знаю. И все равно боюсь.  

Нам очень жаль Женьку.  

На большой перемене Иван зазвал нас в укромный уголок под лестницей. Вид у него был загадочный и очень серьезный.  

– Я знаю, что делать. Жень, это же у тебя просто нервы…  

– Я понимаю, что нервы. У моей мамы тоже часто… бывают нервы, когда я не слушаюсь, – кивнула девочка.  

– В больнице эти нервные заболевания лечат в два счета, – разглагольствовал Иван, – И знаете как? С помощью душа Шарко! Человека ставят то под холодную воду, то под горячую. И все – он уже ничего не боится!  

– Заливаешь! – ахнули мы.  

– Кто – я? Когда я вам врал? – горячился Иван, – У нас в палате пацан лежал, он рассказывал.  

Железный аргумент: никто из нас никогда не попадал в больницу с подозрением на сотрясение мозга. Мы были вынуждены склониться перед авторитетом.  

Сеанс лечения нервных заболеваний у малоизвестного, но опытного доктора медицины Ивана Старостина решили провести на дому у пациентки.  

В ванной мама Женьки замочила грязное белье.  

– Переложим в таз, – суетилась Женька, – Я сейчас ванну освобожу.  

Мы кое-как отжали тяжелые пододеяльники, простыни и полотенца и распихали их по тазам. Женька, краснея, разделась до майки и трусов.  

– Давайте начнем с горячей воды, – жалобно попросила она.  

– Не вопрос!  

Теплый душ Женьке явно понравился. Она вертелась, подставляя под струйки воды то спину, то грудь и живот.  

Иван постепенно прибавляла горячую воду.  

– Да, чуть не забыл! – всполошился мальчик, – Ты должна расслабиться и думать только о приятном. Расслабилась?  

– Да. Наверное.  

– А о чем ты думаешь?  

– Об эскимо на палочке. О том, что за двадцать копеек.  

– И о пончиках?  

– Да.  

– И о воде с сиропом?  

– Ага.  

Тугие струи воды хлестали и хлестали. Лицо девочки постепенно багровело и уже напоминало вареную свеклу.  

– А теперь ты о чем думаешь? – приставали мы.  

– О коньках. Мама мне обещала купить, если меня первую примут в пионеры. И меня приняли!  

– Настоящие снегурочки подарит?  

– А то как же!  

– Везет тебе! – вздохнули мы.  

Зеркало и кафель в ванной комнате давно запотели, и мы рисовали на них веселые рожицы.  

– А теперь – внимание! Душ Шарко! – завопил Иван и жестом фокусника пустил ледяную воду.  

– А-а-а! О-о-о! – взвыла Женька и мигом выскочила из-под душа, прямо в таз с бельем, – Ты что – с ума сошел?!  

– Ты куда? – рассердился Иван, – Это же лечение!  

– Я уже здорова!  

Битый час мы, все четверо, собирали с пола воду и мокрое белье. Мы старались привести ванную комнату в порядок, но мама Женьки, конечно, все равно дозналась о том, что здесь происходило.  

Вечером к дяде Пете и тете Марине явились неожиданные гости: разъяренная соседка привела за ухо заплаканную Женьку. Ее мама крайне возмущалась тем, что Иван чуть не искалечил ее дочку, чудом не загнал в больницу на весь учебный год, да вдобавок еще и разгромил всю квартиру.  

*** *** ***  

Как это ни странно, но Женька не только не загремела в больницу, но даже и не затемпературила. Мы продолжали ходить в школу, а медсестра так и не приходила с прививкой.  

Душ Шарко не пошел на пользу нервам Женьки, но повторить сеанс никто из нас не решался.  

– Был разговор с отцом, – коротко пояснил Иван.  

Женька обреченно вздохнула.  

– Слушайте! А ведь можно сказать, что нам уже делали прививки! – осенило Ваньку, – Второй раз их не переделывают, я точно знаю!  

– А где нам могли их сделать? – уточнила Наташка.  

– Скажу, что мне сделали в старой школе, не пойдет же врачиха это проверять, – тут же сообразил Ванька, – А вам…  

– Я летом была в пионерском лагере, мне там сделали, – обрадовалась Женька.  

– А мы были с тобой, в одном отряде, не забудь, – заявили мы с Наташкой.  

Мы решили, что в крайнем случае, покажем доктору след от укола. Не могут нам не поверить!  

– А откуда он возьмется? – засомневалась Наташка.  

– Нарисуем. Фломастером.  

– Не годится, – покачал головой Иван, – Я однажды якорь на руке нарисовал, как у матросов. Так представьте – он через день смылся.  

– А как вообще след выглядит?  

– Как укус комара, когда его расчешешь. Или как припухшая горошинка…  

На письменном столе моей мамы стояли острые перьевые ручки, заправленные разноцветной тушью. Кончики у них были очень острые и больно кололись. Мы все по очереди укололи друг друга в руки, чуть выше запястья. Капелька алой туши смешалась с кровью.  

К утру ранки распухли и сильно чесались. К счастью, наш класс позвали на прививку через два дня, когда воспаленные ранки еще не перешли в гнойный абсцесс.  

Все четверо – мы еще неделю ходили на перевязки.  

– Сами себя наказали! – ахнули родители. Впрочем, нас почти не ругали.  

Впрочем, это упущение с лихвой возместила наша учительница. На классном часе нас, всех четверых, поставили у доски, долго стыдили за обман и за трусость.  

– С таким поведением не видать вам красных галстуков, как своих ушей! – в завершение пригрозила учительница.  

*** *** ***  

Угрозе не суждено было осуществиться.  

В самом начале весны все третьи классы писали классное сочинение на свободную патриотическую тему, при этом работы на проверку затребовало РОНО.  

Не знаю уж, какой Бог поцеловал меня в макушку в этот день, но у меня получилась поэма в стихах, занявшая целую тетрадку.  

Вечером я с гордостью рассказала маме о первой пробе пера.  

Мама резала хлеб к ужину – и разом бросила нож. Руки у нее задрожали.  

– Учительница распорядилась написать сочинение в стихах? – спросила она тоном, не предвещающим ничего хорошего.  

Я помотала головой.  

– А кто велел так делать? Завуч, директор?  

– Никто. Я сама так захотела, – выдавила я из себя.  

Мама побагровела.  

– Значит, так! Если тебе поставят двойку и вызовут к директору, знай – ты это заслужила! И что ты за ребенок такой! Почему все дети – как дети, пишут сочинения нормально, а ты – в каких-то стихах?!  

Я выскочила из-за стола и убежала в комнату.  

Наша учительница и в самом деле оказалась «лояльной к детям». Она не просто поставила мне пятерку за сочинение. Мою работу в стихах одобрили в РОНО, меня похвалили при всем классе, и еще неделю я была гордостью всей начальной школы.  

Мама очень обрадовалась и удивилась.  

Двадцать второго апреля, в день рождения дедушки Ленина, нашу компанию приняли в пионеры. Нас долго держали в коридорах, мы держали наглаженный галстук на сгибе руки, а пионерский значок зажимали в кулачке. Ждали шефов из райкома комсомола и с завода, к их приезду открыли двери актового зала, и мы перед строем дали Торжественное обещание. Под гимн Советского Союза старшеклассники повязали нам галстуки и прикололи значки.  

А к окончанию начальной школы, в День Победы, чести вступить в пионерскую организацию удостоились все наши хулиганы и двоечники. Те самые, о ком весь год взрослые говорили, что в пионерах им не место.  

Мы не знали, как это можно объяснить. В девять с половиной лет мы еще не могли понять логику взрослых.  

*** *** ***  

Прошло много лет. Все мы давно выросли, а пока взрослели – развалилась прежняя страна, и на ее месте возродилась другая. И в этой новой России мы все не раз слышали, что в Советском Союзе никогда не было репрессий, их придумал предатель Солженицын, а журнал «Огонек» публиковал клевету на советский строй всю перестройку, которая как раз и началась во времена нашего пионерского детства.  

Каждый раз во время таких дискуссий, наблюдая, как люди спорят до хрипоты, готовые вцепиться друг друга в волосы, я всегда вспоминаю свой первый литературных опыт – и испуг моей мамы. Необъяснимый, животный страх за меня, когда она узнала, что дочь посмела выделиться.  

И для меня паника мамы гораздо красноречивее любых документов.