"Ким"

Мысли спутались словно шерстяные нити разных клубков. Безусловно, время неподходящее для попытки их распутать, осторожно отделяя одну от другой. Мозг требовал подать ему рюмку пусть самой дешёвой, но чёткой, осознанной, логически построенной мысли.  

Улица. Ночь. Под ладонью – зернистость холодного асфальта, поверх ладони – вода лужи, в которую накрапывает. Бисер дождя будоражит кожу. Чувствую прохладу остро. Фонарь, как солнце, положил свои лучи мне на макушку.  

Я вынул руку из лужи и потер лоб.  

Значительно романтичнее звучал бы этот вечер, если бы не эта дрянь, в которую я влюбился несколько месяцев назад. Ха, влюбился… Нет, не влюбился, – заболел. Как проснусь, требуется она, засыпаю – тот же недуг. Её зовут Ким. Ненавидеть её у меня есть все основания: мои чувства оставлены без внимания, кроме того, она играет со мной в дружбу, чёрт её подери, просит быть клоуном и весельчаком, примеряет наряды и целует других напоказ.  

Я поднялся с колен.  

Морось перерастала во что-то более обильное и сырое. Неплохо бы воспользоваться полотенцем и завалиться спать; поймать сон, и, если повезёт, уже там схватить Ким покрепче и перестать злиться, сделаться добрым и одарить её лаской. Человеку для счастья нужно немногое. Мне – Ким, а ей… А вот что нужно ей для счастья один дьявол знает. Думаю, её душа покрывается холодным удовлетворением, когда моя боль оголяется.  

Несколько шагов – и я уверился, что земля под ногами шевелится, или некто толстым плечом толкает меня, пытаясь проверить, как скоро моё непослушное тело грохнется наземь. На самом-то деле это было бы великолепно – впечатать щёку в холод дороги и от удара бедовой моей головы утонуть в бассейне, полного бесчувствия и забытья.  

Ким, палач мой в юбке! Я бы рад после всех твоих пощёчин суметь уйти, пусть побитым щенком, скруглив спину, повесив руки, и возможно, именно так я и выгляжу каждый раз, когда выхожу из твоего подъезда, но ты манишь меня сахарком, и я бегу, как верный, служивый пёс, к своей хозяйке. Ким, ты скверная девчонка, ты – Лиличка, а я – твой Маяковский. Я почти скатился до стихов, и это не стихи, а суп из жёсткой брани и слов горячей любви. Знаю, что впал в зависимость от смешинок в твоих глазах, от бархата твоего надломленного голоса, от колющего тепла твоего присутствия. Всюду ты, Ким. Обращаясь к посторонним, я ищу в них твой след. Впадаю часто в кризис нервов с криком, со злыми словами, с киданием предметов, случайно попавшихся под руку. Желаю ли я излечения? Я, жаждущий пить, желаю лишь воды, а вода для меня есть ты. Шершавый язык мой прилип к нёбу, лицо кривится. Конечно, я снова приду пригубить твоего язвительного смеха и горьких речей. Нет, нет, я не должен! Спрятаться в кусочках улицы, подлезть под одеяло чёрной ночи, включить звёзды и потерять в них свой взгляд. Как мало человеку нужно, и как много за это малое приходится платить!  

Я остановился у подъезда Ким. Разумеется. Куда ещё могли принести меня предательские ноги? Всякий глупец на моем месте набрал бы номер своей зазнобы, и я не лучше всякого глупца. Гудки полились волнами и вдруг оборвались коротким «алло». Сердце шатнулось, ударилось обо что-то и запрыгало мячиком. Я молчал, как ученик, тянувший руку, которого спросили, а он не знал ответа. Зачем тянул он руку?! Зачем я позвонил?!  

«Я, кажется, забыл, зачем звонил», – услышал я свой голос.  

«Уж лучше бы ты номер мой забыл», – такой ответ дала моя хозяйка, и связь погасла.  

Под её окнами простоял я несколько минут, показавшиеся мне длинными часами, втечение которых я мокнул, глотал страдание, плевался злостью, словом, – болел. Но я понял кое-что ясно. Всем известно, чем кончил Маяковский. Пуля в сердце – прогорклая романтика, и мне такой не надо.  

Прости меня, моя Лиличка. И прощай.