Все жизни мира

Черная дорога змеясь убегала в чащу леса.  

Надо бы надеть носки, а то ноги мерзнут, подумал Николай. Все, еще месяц и довольно. Стар я уже воевать.  

–Эй, салага. Привал, – крикнул он лопоухому юнцу, бредущему сзади. – Жрать хочешь?  

И как только в армию таких берут, размышлял Николай, нескладный, худющий, форма висит как мешок, видать на два размера больше, очки в пол лица да еще скотчем залеплены. Вояка.  

–Ты откуда сам то будешь? – спросил он парня, протягивая ему банку сгущенки.  

Парень с жадностью набросился на еду.  

–Желудок, – улыбнулся Николай.  

Парень облизал ложку и протянул ее Николаю.  

–Из Питера. С первого курса технаря забрали.  

Николай брезгливо взглянул на парня.  

–Шо це таке? – прищурившись, гаркнул он на порозовевшего юнца. – Снегом оботри. Здесь мамки нет.  

Парень демонстративно повозюкал ложкой о снег, протер ее внутренней стороной перчатки и вопросительно уставился на Николая.  

–Сойдет, – одобрительно сказал тот. – Вставай.  

Дочь Николая Светлана уже десять лет жила в Санкт-Петербурге. Но с началом войны их общение постепенно сошло на нет. Первое время она, правда, звонила, интересовалась как они там с мамой и братом, даже предлагала переехать к ним. Но Николай даже и думать об этом не хотел. Его дом здесь. Ведь больного ребенка любишь больше. Жалеешь, оберегаешь. Тем более он офицер. Давал присягу. Хотя он видел как многие его бывшие сослуживцы, впопыхах, срывали старые погоны.  

Они подошли к забрызганному копотью остову кирпичного дома.  

–Темнеет, – скидывая рюкзак в сугроб, сказал Николай. – Будем ждать здесь.  

Парень застыл в ожидании приказаний.  

–Сиди здесь, а я за сушняком, – бросил Николай.  

Через полчаса желто-красные язычки потрескивая плясали на их небритых, изможденных лицах.  

Парень сидел молча, обняв руками колени и вжав голову в плечи.  

–Ну что приуныл – дух. Скоро домой поедешь, – попытался, развеселить его Николай.  

–Слон, – осклабился парень. – Пятый месяц пошел.  

Сын Николая погиб под Дебальцево, на третий день после присяги. Жена не на много его пережила. Сорок дней сына и ее похороны совпали. После ранения, к вечеру, начинало ныть плечо и распухали фаланги пальцев.  

–На вот, покемарь, – протянув рюкзак парню, сказал Николай.  

Закутавшись в накинутый поверх формы синий, потрёпанный пуховик и положив под голову рюкзак, парень притих.  

–А вы какую музыку слушаете? – неожиданно спросил он Николая.  

–Спокойную, – рассмеялся тот.  

–Я рэп люблю. Хаски там, Басту, – натягивая на глаза вязаную шапку, сказал парень.  

Николай подбросил в костер несколько веток.  

–Девчонка-то есть?  

–Была, – открыв глаза, ответил парень и вздохнул. – Дружок написал что с мажором замутила.  

Николай отряхнул руки и встал.  

–Ничего вот забреют его, – попытался приободрить он парня.  

–Не забреют, – перебил его парень. – Его родаки отмазали.  

Раздался взрыв. Автоматная очередь. Послышался треск веток и глухие, частые приближающиеся шаги. Черная фигура выскочила из леса и подбежала к ним.  

–Все отменяется, – тараторил, запыхавшийся человек в черной бандане. – Ватники весь конвой перебили. Кончай его и валим.  

Парень испуганно таращился на Николая.  

–Чего тянешь? – оглянулся по сторонам бандана.  

Несколько мелких огоньков вспыхнули в темноте. Бандана пригнулся и рванул к лесу. Парень вжался в землю и закрыл голову руками. Раздалось несколько одиночных выстрелов. Очередь. Одна из пуль ударила в костер подняв кучу искр.  

Парень приподнял голову. Николай лежал завалившись на бок и не двигался. Разметая сугроб в разные стороны парень бросился к лесу откуда несколько минут назад стреляли.  

Серело промозглое, февральское утро. Дозорный нервно посматривал на часы. Еще тридцать минут. Глаза слипались. Бил озноб. Вдруг на опушке леса показался человек. Он спотыкаясь еле-еле ковылял, размахивал руками и что- то кричал.  

–Кого там несет? – спросонья, спросил сержант.  

–Да наш вроде, – прищурившись, ответил дозорный.  

–Сними. Не должно быть там наших.  

–Товарищ сержант, по-русски ведь кричит.  

–Здесь все по-русски кричат.