Лишний

В кафе ворвался босоногий цыганенок с баяном наперевес. Используя только черные клавиши, белых явно не доставало, он исполнил что-то отдаленно напоминавшее «Катюшу» и громко проскрипел:  

–Хачу жарать!  

Как по команде, в дверях появилась старенькая кавказская овчарка с детским ведерком в зубах.  

Гнусавый окрик, заставил меня вздрогнуть.  

–Чумазый, собаку убери!  

Я обернулся. За соседним столом сидел одутловатый мужчина шестидесяти лет. Он морщил брови и нос.  

Я сунул деньги цыганенку.  

–Зараза ходячая, – прошипел мой сосед. – Одна такая шавка, мне как-то жизнь испоганила.  

–Вы верно Пустошкинский ждете? – немного погодя, он обратился снова ко мне.  

Я кивнул в ответ.  

–Дочку встречаю. Время вагон. Хотите историю.  

–С Яной я сошелся через полгода после развода, – начал мой сосед. – Как-то все сразу сладилось, и притираться даже не пришлось, а вот ее пятилетнего сына, Павлика, мне как-то полюбить не получалось.  

Он был для меня посторонним, напоминанием о ее прошлой ошибке. Чужое дерьмо не пахнет. После двух лет ухода за парализованной матерью, я могу смело подписаться под этими словами. Но когда у него текли сопли или он случайно капал мороженным себе на рубашку, меня всего выворачивало. Я все время успокаивал себя, это не мое, а чье-то.  

Однажды, Яна попросила отвести его к матери на дачу.  

Справа нас обогнал серебристый пикап.  

–Когда я вырасту, мне папа такой же купит, – припав к окну, сказал Павлик.  

«Воскресный папа», как и прочие родственники Яны, к счастью, нас редко баловали своими визитами. Низенький, услужливый. Как она с таким спала? Лица толком не запомнить. С какой-то червоточинкой в голосе. Однажды он мне так надоел, что я его из квартиры спровадил, почти с лестницы спустил. Я не претендовал на роль отца, да и на мальчишку мне было плевать, хотя чем раньше он узнает, что его отец ничтожество, тем лучше. После этого случая Яна целый день со мной не разговаривала.  

Спустя час Павлик начал хныкать.  

–Потерпи, а то мы так и до вечера не доберемся, – пытался успокоить его я.  

–Смотри! – крикнул он. – «Макдак»!  

Яна была категорически против того чтобы Павлик приучался к фастфуду. У них была даже своего рода договоренность: любое кафе кроме «Макдака». Но ничто не могло выдержать конкуренцию с этой помойкой. Я делал вид, что ничего не замечаю, хотя был твердо уверен, что своего ребенка я сюда и на пушечный выстрел не подпущу.  

Я дал ему денег, а сам откинул сиденье и закрыл глаза.  

От хлопка двери я проснулся, и мы тронулись.  

Прямо перед выездом с парковки, дорогу нам перебежала всклокоченная, серая псина. Глаза горели, морда была в чем-то белом, как-то не по себе стало.  

Километра через два нас остановил патруль.  

–Куда направляетесь?  

–Ребенка к теще везу.  

Инспектор оторвался он документов, покосился на заднее сиденье и в недоумении уставился на меня. Я обернулся. Сзади никого не было.  

Я рванул обратно. Но проехав метров пятьсот, я дал по тормозам. На меня вдруг нахлынуло ощущение спокойствия, странного апатичного спокойствия. То, что я тогда почувствовал сравнимо с чувством, которое вы испытываете, когда получаете срочную телеграмму от тяжелобольного родственника. Вы ее еще не прочли, а уже и так все знаете. А накрасилась, накрасилась. Принцесса!  

Сосед вскочил и бросился к выходу.  

У его дочки были каре-зеленые глаза. Темно-каштановые волосы, до плеч, были перевязаны, сзади, голубой лентой. Она без умолку что-то щебетала. В нее нельзя было, не влюбиться.