Прекраснейшая из женщин

До сих пор, спустя долгие десятилетия насыщенной жизни, когда я, будучи безобразным, иссушенным временем и страданиями, стариком, не могу уснуть томными летними ночами, встает перед взором образ незабвенной Изабеллы Уайт, супруги моего любезного друга Джонатана.  

Впервые мы познакомились в шумном Нью-Йорке, на выставке одного из моих многочисленных приятелей. Картины его, к слову, были совершенно бездарными, что я напрямую и заявил, поддерживая репутацию эксцентричного ублюдка, но, боюсь, был слишком пристрастен, ведь в сравнении с прекрасной Изабеллой, поблёкли бы в моих глазах и бессмертные творения Рафаэля и да Винчи. Плавные изгибы тела, кошачья грация, прелестнейшее личико – так сложно передать простыми словами неосязаемое очарование каждой ее черты, бездонную глубину изумрудных глаз этой восхитительной женщины в скромном лавандовом платье. Миссис Уайт обладала тем самым пронзающим сердце, душу и разум взглядом, о котором поэты слагают в экстазе поэмы. Я же, увы, даром рифмоплетства не владел, и даже позабыл о собственных ораторских талантах, мямлил в восхищении невнятные комплементы, сгорая от стыда, пока не подоспел веселящийся Джонатан и не объявил, что прекрасная дама уже три месяца как занята.  

С тех пор я делал все, чтобы оживить наши поостывшие за последние годы дружеские отношения с Джонатаном, напроситься на ужин или составить компанию в театре. Разумеется, молодые супруги видели насквозь мои неблагородные мотивы – насладиться обществом драгоценной Изабеллы, – но лишь с пониманием посмеивались, нежно кокетничали друг с другом и поддразнивали мимолетными улыбками миссис Уайт, еще сильнее разжигая пламя моей внезапно вспыхнувшей страсти. Признаться, подобное отношение, вызывало во мне волны раздражения и зависти, я не мог понять, как Джонатан может поощрять столь для него опасное мое увлечение, и вместо того, чтобы рассудительными доводами остудить мою запретную жажду, напротив, делился такими соблазнительными деталями о своей жене, что, не знай я Джонатана уже много лет, мог бы решить, что он пытается по дружески намекнуть мне овладеть этой восхитительной женщиной. Но нет, моральные принципы Джонатана Уайта были строги, как у священника, а сама Изабелла никогда не выходила за границы дозволенного и пресекала мои осторожные попытки осуждающим взглядом, что ранил сильнее любых громких слов.  

Так, мучаясь от недостижимости желанной женщины, не в силах отказаться от встреч и перебороть искушение, я страдал около года. Казалось, за столь продолжительный срок любые чувства должны раствориться в водовороте новых впечатлений – и я, право, пытался их получить, – но с каждым днем, с каждым часом, каждой минутой я все сильнее бредил Изабеллой Уайт.  

Мои статьи в газетах, и прежде отличавшиеся острыми слогом и смелым мнением, фонтанировали презрением к современному обществу – я выплескивал свое неудовлетворение в любви ядовитыми словами, находя в самых, казалось, невинных происшествиях коварный подтекст, переворачивающий все с ног на голову. При этом самому обществу, которое я так старательно поливал грязью, статьи безумно нравились, и, должен сказать, тот год стал самым успешным в моей карьере.  

Однажды, в конце лета, мы втроем возвращались после ужина в маленьком ресторанчике с экзотической кухней. Изабелла в своем воздушном жемчужном платье среди городской духоты была освежающим ветерком, и мое сердце в тоске сжималось, когда она, обмахиваясь ажурным веером, откидывала назад маленькую головку, обнажая лебединую шею. Мои губы горели в неистовом желании прикоснуться к этой божественной коже, и как никогда хотелось вырвать нежнейшую ладонь моего прекрасного ангела из грубых рук Джонатана. Этот злодей отлично понимал мои терзания, но держался без толики опасений, полный самоуверенности собственника. Иногда, не иначе как при помутнении рассудка, я начинал думать, что вовсе не все так славно в этом браке, невозможно, что такая женщина как Изабелла могла искренне любить ничем не примечательного поэта, смела не обращать должного внимания на меня, скромно замечу, обладателя приятной женскому взору внешности, человека популярного и заметного. К тому же, несмотря на продолжительное знакомство, я так и не узнал, где откопал Джонатан подобное сокровище, из какой Изабелла семьи и даже страны – знал лишь, что она приплыла из Европы полтора года назад. Вероятно, счастливая история их встречи и любви, каждый раз обраставшая новыми деталями, не столь проста, как пытается казаться.  

Так, полон подозрений и мечтаний, я не обратил внимания, как наша троица завернула с Пятой авеню на территорию будущего парка. Невзирая на отсутствие фонарей, дикие, бессистемно растущие, деревья и кустарники, отчетливый болотный смрад, вызывающий закономерное опасение, мистер и миссис Уайт уверенно шли по только им ведомому курсу.  

– Опасаюсь, – я нагнал супругов, и, не удержавшись, легонько провел по руке Изабеллы, – что мое назойливое внимание стало вам слишком досаждать…  

– И мы решили от вас избавиться, Эдвард, – весело подхватила моя возлюбленная. – Вы так быстро раскусили наш зловещий план, что, даже и не знаю, что делать… вот что значит прославленный журналист!  

Джонатан, вопреки обычному, шутку не поддержал. Приглядевшись, в вечернем полумраке, я увидел проблески нервозности на его длинном лице, и, несмотря, на игривый тон Изабеллы, в мою душу закрались мрачные предчувствия.  

– Должна сказать, – продолжила миссис Уайт, проявляя необычайную оживленность, некое несвойственное ее легкому нраву животное нетерпение, – что уже давно ждала этого момента. Ах, милый Эдвард, весь последний год я провела не в меньших страданиях, чем вы! Каждую ночь, прижимаясь к горячему боку моего дорогого Джонатана, я мечтала о вас, очаровательном мерзавце, кротком как мышонок предо мною.  

Произнося все эти шокирующие откровения, Изабелла медленно раздевалась, ее изящное платье упало бесформенным комком у гладких белоснежных ног, и неприступная жена Джонатана оказалась передо мной в своей лучшем наряде – наряде Евы, безыскусной наготе, что облачает женское тело совершеннейшей красотой. Ее супруг же, невозмутимо стоял рядом, напряженный, с омертвевшим взглядом, и вся абсурдность ситуации, мистическая атмосфера этого места меня внезапно смертельно испугала, разбив вдребезги накапливаемое месяцами возбуждение, магическое очарование прекрасной Изабеллы.  

Словно почувствовав мое смятение, эта женщина вдруг начала преображаться – маленькие губки, что так часто грезились мне, растянулись в жестокой усмешке, глаза засияли желтым огнем, бархатистую нежность лица сменил стремительно растущий звериный мех – Изабелла, мой ангел, моя богиня, превращалась в какое-то чудовище.  

Я в ужасе отпрянул, но Изабелла, вернее то, чем она стала, припала к земле и бросилась на меня дикой гигантской кошкой с однозначными намерениями впиться клыками в шею, растерзать отросшими когтями грудь, вкусить моей плоти. В тот миг жизнь не промелькнула у меня перед глазами, как любят говорить. Я не успел ничего осознать – только глаза, ужасающие золотые глаза, полные затаенной жажды крови.  

Дальнейшее вспоминается как в тумане. Выстрел, безмерное удивление на лице стремительно возвращавшей себе человеческий облик Изабеллы, и ее печальные, разочарованные слова:  

– Я думала, ты действительно меня любил, Джон…  

Джонатан Уайт держал в дрожащих руках пистолет, его черты исказило невыносимое горе – никогда я не видел столько боли в глазах мужчины. Я был в не состоянии осознавать действительность, рыдая как ребенок, поседевший как старик, я бежал прочь, не разбирая пути, и звук очередного выстрела стал завершающей точкой этой жуткой истории.  

Утром газеты пестрели громкими безвкусными заголовками – «Муж убил жену и застрелился сам». Приятели, зная о моих сложных взаимоотношениях с Уайтами, присылали соболезнования, но я еще долго не мог отойти от произошедшего. Я так и не узнал, кем же была Изабелла, что связывало ту невероятную пару. Понял лишь, что она играла со мной весь этот год, как кошка с мышкой, и Джонатан, до сих пор недолюбливая меня за несколько резких статей в его адрес в былые времена, поначалу отнесся с одобрением к такой забаве, но, к моему счастью, так и не смог смириться с чудовищной природой своей супруги.  

Но даже теперь, закрывая глаза, я вижу не кошачий взгляд монстра, а бездонные зеленые глаза прекраснейшей из женщин.