Боженька. Трудовые будни

В секретарской было тихо. Гавриил, собрав крылья, поджав ноги по-турецки, пил кофе и читал газету.  

На стуле рядом расположился художник Репин, который вышивал крестиком картину "Иван Грозный убивает собственного сына". От его стежков зависела работа тех, кто трудился над полотном внизу.  

– А знаете, я бы вот тут немного ухо у царя подправил, – отодвинув от себя миниатюрную работу и пристально разглядывая ее, вдруг сказал художник.  

– Не положено. Делай, какое было, – сурово ответил Гаврила, не отрываясь от чтения.  

Илья Ефимыч вздохнул и продолжил свое дело.  

Из кабинета Главного доносился визгливый дискант: "Труба трубит, откинут полоооог, и где-то слышен сабель звоооон... та-та-да-да-та-тааата... тарам-парам-парам-парам... Не обещаааайте дееееве юююуууууной, любоооови вечноооой на земле.. не обещайте.."  

Прошло ещё несколько минут. Затем взвизгнул звонок, и Гаврила поднялся. Он сгрёб все газеты, что были на столе и направился к Главному. Постучав, он вошёл в кабинет.  

Боженька закрывал окно, одновременно смахивая пушистой щеткой остатки несуществующую пыли с подоконника.  

– Ну что, Гаврила, с периодикой будем разбираться!? – весело воскликнул Сам и побежал к столу. – Ну-с, чего там происходит?! Рассказывай!  

Гаврила присел у стола и начал подавать Боженьке газеты и журналы:  

– Политические новости: основной контингент на своих местах, заигрывает друг с другом.  

В экономике без изменений: от каждого по наивности, каждому по жадности.  

Культура. Культура... Таааак.... Распродаётся.  

В обществе. Наметились... основные волны... так.. гомофобия, демонстративная толерантность, латентная агрессия, сентиментальность, много сентиментальности, проблески надежды и мерцание веры... но не в нас, а в собственные силы.  

– Да просто прекрасно!! Мерцание веры всё-таки есть?! Ага, не зря работаем! Молодцы мы, молодцы.  

На сегодня хватит. Всё, в курс дела ты меня поставил. Давай план на вечер составлять, – засуетился Боженька, шлепнув кипу газет на пол. Потому, будто опомнившись, взглянул на молчащего Гаврилу. – Забыл. Давай. Молитвы в редакцию "Небесного вестника". Слушаю.  

– Так, ну что тут. Царя уже зашиваем. Гражданка из Барнаула молится о спасении реки, засоренной бутылками. Попутно сильно просит подчистить общий экологический фон.  

– Подчистим. Передай заявку, чтобы спустили туда кого-нить благонадежного, не хищника.  

Боженька на минуту задумался, воздев глаза к потолку и похрустывая дужкой очков, а потом сказал  

– Так, если сегодня будет зачат, то лет через 40 сможет помочь. Дальше.  

Гаврила сделал пометочку и продолжил:  

– Дальше умирающие от саркомы Капоши просят помощи. Страшно ребятам. Ну тут не только они.  

Тут много с разными диагнозами, возраст тоже всякий.  

– Мммм, – промычал Боженька, – ммм.... Это скидывай Гипносу с Морфеем. Если что, пусть у Ремиила людей возьмет. Претензии, жалобы какие?  

– Есть парочка. Инвалиды очень недовольны. Слова разные на Ваше Всемогущество наговаривают, что даёт повод сотрудникам из соседнего кабинета изводить наших язвительными насмешками.  

– Ну, сотрудники соседнего кабинета пущай не шибко там смеются. А то сотворим чудо и отрастим кому-нибудь ногу. Или руку. У нас ведь в этом тысячелетии не истрачено вроде как? – вопросительно взглянул Боженька на Гаврилу.  

– Нет, два чуда можем сотворить, – подтвердил архангел.  

– Ну вот то-то же. Инвалидам отпустить побольше благодати на успокоение души и сердца. Ну хватит. Давай закругляться. Пожелания есть?  

– Есть пожелания. Бесхвостова привет большой шлёт и желает больше времени проводить внизу, в самой, так сказать, гуще событий, дабы проникнуться страстями, помыслами и иже с ними.  

– Приму к сведению, – равнодушно ответил Боженька, уже раскрывая свой ежедневник. На глаза ему попалось число. 28 мая.  

Боженька вспыхнул.  

– Знала ж, когда желать! День рождения у неё сегодня, у твоей Кривохвостовой!!  

Нет на неё управы. Она в нашем ведомстве? Кто там над ней работал?  

– Нашего ведомства, нашего. Спецотряд. Я узнавал. Только с ней какой-то сбой вышел. Не может себя найти.  

– Плохо ищет, – сердито сказал Боженька, уже натягивая под балахон джинсы, а сверху толстовку. – А мне вот весь вечер теперь внизу обретайся, по материкам скачи, энергией питайся. И какой энергией... Тьфу!  

Боженька подправил усы, пригладил бороду, пшикнул себя Аллюром.  

– Ладно. Зато клубники поем. Сезон как раз. До встречи, Гаврюша. Следи тут за порядком.  

Боженька подошёл к неприметной дверке, открыл её и шагнул в серый облупившийся лифт.  

Скорчив недовольную гримасу, вздохнув, он козырнул Гавриле и унёсся вниз.