Насекомая вещь (букашкам)

То ли это была пассифлора, то ли глициния… на ней обитал жучок. Жил жучок на цветке. Разглаживал дни, как станковое производство, сосал нектар, упоенно продуцируя серийные гвалты, откушивал пампушку-пыльцу, держался за лепестки в буран, в звенящий зной окунался в прохладную медовую сердцевину.  

И вот однажды орудовал жучок на своей растительной собственности, унавоживал ее слюной, вспушивал, как когтетку, ухаживал, как вдруг мимо пролетела, сверкая в радужном свете, ядовитая бабочка Greta oto. Она двигалась тяжело и медленно, будто неся на себе одновременно тайну и видимость.  

– А ты знаешь, – крикнула бабочка, – что цветок твой – говно? И сам ты живешь в говне?  

– Это не так, – вежливо возразил жучок.  

Впрочем, в сердце своем он засомневался и, когда бабочка, презрительно ухмыляясь, упикировала подальше, принялся вглядываться в желтый пестик. Так долго и внимательно глаза его фасеточные пили сущее, что стало мало-помалу (начиная с крох) оно для него чужим, и сам он стал для него отдельным. Это чужое, дикое, непонятное именовалось, очевидно:  

– ГОВНО! – в ужасе заорал жучок, схватившись за голову.  

Панически стал он носиться по цветочной чашечке, заглядывая в отверстия и нюхая загогулины. Все было недостаточным и отдельным, ни грамма не сохранилось былого молитвенного великолепия в мире. Жучок начал вкапываться вглубь, как при самом лютом шторме, и, безбожно действуя жвалами, продырявил цветок насквозь.  

Выглянул с обратной его стороны, с изнанки и увидел тотальную космическую пустоту, потому что во Вселенной жучков ничто иное не существовало, кроме самоцветных пиков растительности.  

С таким вот знанием возвратился жучок в обитель и попробовал жить как прежде. Коли все стоит на чистом небытии, какая разница что именно оно есть – медонос-эрос иль леденящий кал.  

Но что бы он не осязал лапкой, что бы не хотел сцапать или просто внимательно изучал, оно сразу таяло, растворялось, так что скоро весь цветок-планета пропал, и он обнаружил себя плавающим в чернильной невесомости без видимых атрибутов.  

Тогда жучок поднял блестящие надкрылья, расправил крылья, пожужжал ими, разминая, и ринулся-повлекся в безголовую плешь и сплошь. Алкал он других цветов и компании. Свое знание хотелось ему распространить повсюду. Нести благую весть валам насекомых. И даже насекомоядных существ, как неверных, но отчасти причастных, не миновать милостивой душой.  

Мудрость распирала жучка гантелей. И вот летел он летел летел через несгибаемые дали, огибая квазары и синапсы, как вдруг попытался нащупать мыслью себя и остановился среди невыразимой монотонности, потому что ничего, кроме мысли не обнаружил в себе (и чувства, и воли…) – разрозненные элементы без связи, блики пустоты в пустоте.  

Так застыл он навсегда, и весь мир застыл навсегда тоже. Не было отныне ни Я ни Это. Все заполняет – узрел жучок – несозданное Единое, где различия не сформировались. Бессчетное есть Всё Одно, и Одно есть Всё Бессчетное. Ни движения, ни дуновения в этом стеклянном безумии.  

Будто мир еще не родился, и все мы – лишь тени богов, что будут, которые они отбрасывают в необозримую вечность «до».