Отпрыск

Оказавшись в машине с четырьмя очаровательными женщинами, я полагал, что мне сказочно повезло, отчего даже не сумел задуматься о наличии нюанса, с которым столкнусь по итогу.  

Везде есть нюанс.  

Нюанс возник и в тот день, когда меня изнасиловала выпускница нашей школы в мои тринадцать, тем самым лишив меня девственности, и никто мне не поверил: ни семья, ни друзья, ни прокуратура. Всё потому что, согласно современным стереотипам, сексуального надругательства женщиной над мужчиной либо не существует, либо я, дескать, должен благодарить всех богов мира за то, что со мной переспали вопреки моему желанию.  

Ещё один нюанс возник спустя года, когда эта старшеклассница нашла меня и заявила, что выносила от меня ребёнка и что в своё время, после родов и поступления в институт, ей пришлось сдать его в детский дом, ибо она была не готова столь рано рожать. Помнится, я знатно удивился, ведь не думал, что в тринадцать лет человек вообще способен быть фертильным.  

И последний нюанс, не считая предстоящего, случился полгода назад. Не знаю, зачем, но я закончил магистратуру и вскоре нашёл в себе силы нагрянуть с визитом вежливости в приёмную семью, которая когда-то любезно согласилась усыновить моего непредумышленного отпрыска. Его мать всё это время следила за ним, хотя встретиться не решалась и уже, впрочем, никогда не решится – именно от неё я узнал, где тот находится. В этом году ему столько же, сколько было мне, когда она заставила меня поиграть с ней в ту самую игру в раздевалке. Я не сказал дитю, кем ему прихожусь, и всё равно чуть не прослезился. Представившись школьным психологом, я сказал, что являюсь практикантом. Мы разговорились, и он поведал, что к нему пристаёт девчонка из школы на несколько классов его старше. В этом нюанс – дети неосознанно повторяют судьбу родителей, даже если с ними лично незнакомы. Меня этот факт всегда бесил. Особенно при случае, как кто-либо заикался, что я похож на отца. По поводу меня и моего сына никто так не заикнётся, ведь он носит отчество другого мужчины – куда более достойного, нежели я.  

Хотел бы я, чтобы моя жизнь сложилась иначе…  

Мы едем в розовом гелике. По радио играет попса. За рулём сидит леди с нарощенными ресницами, татуажем губ и длинными ногтями, баранку крутит вальяжно, жуёт жвачку со вкусом кислой ягоды и спрашивает как меня зовут. Подле неё на пассажирском подруга, олицетворяющая полную её противоположность: скромная, немногословная, пялится в запотевшее окно, пытаясь разглядеть тёмные улицы и яркие фонари, иногда затягивается айкосом с ароматом ментола, от которого меня подташнивает. Слева меня поджимает полнотелая дамочка – часто она бросает на меня такой взгляд, будто хочет сожрать живьём, поэтому я машинально прижимаюсь к той, что справа. Правая тоже странно на меня глядит, но она стройнее и пахнет приятнее, вследствие чего я обхватываю её спину рукой и ложусь ухом на её грудь.  

– Так как тебя зовут? – ещё раз спрашивает рулевая. – Сколько лет?  

– Вадик, – отвечаю я. – Двадцать шесть мне.  

Салон тонет в звонком хохоте. Звучит вроде искренне. Грудь, на которой я лежу, начинает вибрировать от смеха её владелицы.  

– А нам всем под сорокет, Вадичек, – спешит она объяснить такую реакцию.  

– Всю жизнь тянет на тех, кто постарше, – признаюсь я, улавливая её сердцебиение.  

– Я – Крис, – называется рулевая. – Это Роза, – она кивает на пассажирку спереди. – Слева от тебя – Эва, – толстуха смотрит на меня сквозь тьму и облизывается. – Справа – Тина, – я ощущаю нежность кожи последней и забываю о том, сколько каждой лет.  

Крис выглядывает меня через зеркало заднего вида, надувает пузырь из жвачки и лопает его. Мы паркуемся у загородного квадрекса, которым владеют эти четверо. Я не успеваю толком осмотреться, как меня толкают на большую постель, и приказывают раздеваться. Эва запрыгивает на меня, едва не расплющивает своими массивными формами, и кровать прогибается под её весом. Мои зенки выпучиваются, и я размахиваю руками, будто бы стараясь словить воздух.  

– Я к такому не привык, – кряхчу я под их хохот. – Сначала надо выпить. Всё должно происходить плавно.  

– Какой порядочный мальчик, – передразнивает меня Эва.  

– А кто ты по знаку зодиака? – спрашивает Тина и жестом прогоняет с меня свою подругу.  

– Рыбы, – оправляясь от сплющивания, говорю я. – И какое вообще это имеет значение?  

– А, ну понятно, – причмокивает Роза. – Неженка.  

– Ты писал, что у тебя железобетонная эрекция и солидная выносливость, – припомнила Крис мои слова.  

– Да, и я не отказываюсь от того, что писал, – недовольно объясняю я. – Просто так не бывает, что с бухты-барахты взяли и начали. Я же вам не шлюха.  

Насчёт последнего, говоря откровенно, я бы и сам поспорил. Дело в том, что я иногда сплю за вознаграждения. Некоторые особи – например, эти – не могут похвастаться стабильной половой жизнью ввиду возраста или ещё чего. Я даю таким возможность. Кто-то зовёт меня жиголо, я же предпочитаю называть это совмещением приятного с полезным. Этот женский квартет отыскал меня самостоятельно на специальном сайте, где я заполнил анкету, написав то, что озвучила только что Крис. Лицо у меня смазливое, жидкая привлекательная борода и очаровательный взгляд, поэтому даже не пришлось указывать ни имени, ни возраста. Они подхватили меня вечером у общежития, с которого я ещё не списался, и мы сразу же поехали к ним.  

Роза, несмотря на свою скромность, предлагает мне затянуться айкосом. Я отказываюсь, поскольку не курю. Мне наливают портвейна в хрустальный бокал. Бутылку я сам откупорил и лично видел, как Тина наполнила его до краёв, отчего точно убеждён, что мне туда ничего не подсыпали. Как только торжественно его поднимаю, вдруг слышу некие странные звуки за какой-то из дверей: похоже на чьи-то глухие стенания.  

– Что это было? – огорошенно заламываю я.  

– А что у тебя за колечко? – тут же Крис тянет меня за средний палец левой руки. – Камешек красивый.  

– Это алмаз из частиц праха моего прадеда, – рассказываю я. – Многие считают подобные практики дикостью, но старик мечтал, чтобы из него сделали украшение. Получается, он живёт во мне, он всегда со мной.  

– Так это выходит, что у нас не впятером секс намечается, а вшестером, – заискивающим тоном подмечает Эва. – Не могу дождаться, когда же прадед залетит в меня на пальце правнука.  

Я привык к подобному распутству. К тому же оно приносит мне выгоду. Они пообещали, что заплатят после всего, да и мне было лестно оказаться объектом интереса столь зрелого дамского контингента. Правда, сейчас мне не даёт покоя шум, который я услышал непонятно откуда. Нужно сходить в туалет. Выпиваю глоток, ставлю бокал на стол, спрашиваю направление.  

– Я проведу, – настаивает Роза, предварительно переглянувшись с подругами.  

Напротив двери в уборную есть ещё одна, неясно в какую комнату ведёт. Мне показалось подозрительным телодвижение Розы – она показала, где санузел, тотчас прильнула спиною к той загадочной двери и нарочито ухмыльнулась.  

Я закрываюсь на щеколду, поворачиваю кран в раковине, сажусь на унитаз и выставляю перед собой средний палец с кольцом. Алмаз, выращенный из праха предка, переливается при тёплом свете люстры.  

– Ну, что скажешь? – беспокойно вопрошаю я.  

– Может, ты наконец скажешь, почему мой правнук такой дегенерат, – звучит шипящий голос сквозь кристалл. – Я, бляха, голод пережил, чуть не подох на Курской дуге в сорок третьем, так ещё и Брежнева пережил. За что я дрался? За то, чтобы мой потомок не мозгами шевелил, а яйцами?  

– Деда, угомонись. Времена нынче другие. Ты помер сорок лет назад.  

– Чё ты хочешь? Совета? Во-первых, в сливной бачок заглянь. Во-вторых, сматывался бы ты подобру-поздорову. Знаю я, даже кучку тёлок уделать не сможешь. Всё, не мешай. Я сплю.  

– Постой! Я не понял…  

Шипение прекратилось. Ворчливая душа жаждет покоя.  

– С кем ты там разговариваешь? – раздался Розин голос.  

– Да так, – крикнул я. – Сам с собой.  

Одной рукой я вскидываю крышку сливного бачка, а другой под водой у спускного клапана нащупываю маленький ключик и прячу его в нагрудный карман своей рубашки из вельветовой ткани. Кран перекрываю, руки вытираю, к дамам выхожу как ни в чём не бывало. Они ждут меня на кухне, а я дёргаю ручку той подозрительной двери, но она не поддаётся. Снова слышится стенающий вопль. Я отчётливо разбираю в нём зов о помощи.  

– Ты что там, описался? – доносится до меня едкий голос Эвы.  

Мне приходится вернуться на кухню. Это помещение прилегает к спальне с большой кроватью, и когда я делаю вид, что выпиваю немного портвейна из бокала, меня опять тащат туда. Пока я прохлаждался в уборной, возможно, они подсыпали мне афродизиак, но я достаточно проницателен, чтобы воздержаться от рисков и не пить налитое.  

Эва держит меня своими мясистыми руками, пока Крис насильно цепляет на мою правую руку наручник и приковывает к изголовью кровати. Тина и Роза неспешно раздеваются.  

– Эй, мы так не договаривались! – возражаю я в панике.  

– И не надо договариваться, – поясняет Крис. – Слышал про чёрную вдову?  

– Из комиксов или паучиху? – уточняю я.  

– Паучиху, конечно, – продолжает Тина преамбулу подруги, откручивая крышку лубриканта. – Они съедают партнёра заживо после завершения полового акта.  

Я вновь замечаю, каким голодным взглядом на меня смотрит Эва.  

– К чему вы клоните? – спрашиваю я.  

– Когда ты эякулируешь, – объясняет мне Роза, – мы всадим тебе этот нож, – она хватает со столешницы лезвие для срезания мяса с костей, – точно в солнечное сплетение, а затем проведём вверх прямиком к сердцу. Нам полюбилось проводить аналогии с Клеопатрой – если верить мифу, иногда она проводила со смердами ночь, а на рассвете приказывала казнить.  

– Надеюсь, вы доплатите мне за такие ролевые игры, – отшучиваюсь я нервно.  

– Это не игры, сладенький, – поправляет меня Эва.  

– А кто за той дверью? – киваю я в сторону.  

– То женатик, – отвечает Крис, проводя своими длинными заострёнными ногтями вдоль моего виска вниз через шею и в район соска, я же молюсь, лишь бы они не обнаружили ключик.  

– С женатиками мы поступаем немножко иначе, – говорит Тина, помогая Розе расстегнуть лифчик. – Мы не предупреждаем их об исходе и после всего не просто убиваем, а морим голодом в чулане.  

Я сглатываю. Смотрю на кольцо. Алмаз опять переливается. Проносится шипение.  

– Если ты подохнешь вот так, – сердито изрекает прадед, – я клянусь, я убью тебя ещё раз на том свете. А коли засунешь меня в чью-то вагину, я лично договорюсь с богами, чтобы они тебя в пекло отправили!  

Моё дыхание становится прерывистым, поджилки трясутся.  

– Я схожу за резинками в туалет, – произносит Эва, спрыгивает с постели – да так, что я подскакиваю – и тяжёлой поступью бредёт в уборную.  

Я выжидаю немного времени, чтобы она отошла подальше. Когда меня начинают раздевать, я выдаю отчаянный блеф:  

– Вспомнил, у меня в правом носке есть один презик.  

Крис попалась на удочку. Как только она дотрагивается к моей ступне, я произвожу резкий точечный пинок прямо в её пышные губы. Она падает с кровати, корчась от боли и прикрывая лицо, а я перекатываюсь в сторону, уворачиваясь от рубящего ножевого удара Розы. Лезвие пронзает матрас и застревает в нём. Я заключаю её предплечье в подколенную ямку, провожу свободной левой рукой под свою ногу и выхватываю нож, после чего отскакиваю, удерживая оружие перед собой.  

– Кто ещё не получил, а? – размахивая лезвием перед собой, вскрикиваю я.  

– Девки, там крышка сливного бачка криво стоит, – не доходя до угла, оглашает возвращающаяся в замешательстве Эва, а как видит, в чьей руке нож, сразу меняется в лице.  

– Ты же понимаешь, нас больше, и мы можем другими ножами вооружиться, – спокойно выкладывает Тина.  

Не ослабляя хватку кисти, что удерживает рукоятку, я меняю его положение в руке, двумя пальцами вытаскиваю найденный ключик из переднего кармана, сую его в скважину наручников и размыкаю. Пользуясь случаем моего отвлечения, на меня кидается Роза, которая находится ко мне ближе всех, но к тому моменту я уже провернул ключик до упора и освободил правую руку. Я взмахиваю лезвием, слегка задеваю ей ребро, ловлю в объятия, сдавливаю, поворачиваю лицом к подругам и прикладываю нож к её горлу.  

– Ваша подружка отныне моя заложница, – дрожащим голосом оглашаю я. – Волк, загнанный в угол, способен сделать что-угодно ради выживания, так что я с лёгкостью могу перерезать милой Розочке артерию. Сейчас вы все трое пойдёте впереди нас и откроете мне дверь в чулан. Ясно, а, шваль?  

Однако вместо ожидаемой мною реакции испуга они лишь широко заулыбались. Вдруг я услышал, как отворяется дверь в коридоре. Женатик медленно шагает и хлопает в ладоши, появляясь из-за угла. Гримаса удовлетворённая. Он вовсе не похож на того, кого морят голодом.  

– Брависсимо, Вадим, – отмечает он и причмокивает. – Завязка – то, что надо. Правду говорят, ни один актёр не сыграет отчаяние столь правдоподобно, сколь это покажет действительно отчаянный человек.  

Он указывает на малогабаритные камеры, рассредоточенные по потолку. Рот у меня непроизвольно раззявленный, взгляд напрочь потерянный. Я отпускаю Розу и роняю нож на пол рядом с кроватью. Она откашливается и отползает подальше от меня.  

– Боже, неужто ты думал, что это всё взаправду, – беспокойно тараторит она. – У меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло.  

– Тихо, ша, – останавливает её женатик. – Ему ведь тоже страшно было. Пойдёмте, Вадим, я покажу вам кое-что.  

Он берёт меня под руку без противодействия в свою сторону, отводит в коридор и распахивает дверцу в чулан. Там отнюдь не тёмное и мрачное помещение с паутиной и пылью, а контрольная комната с массой оборудования в виде мониторов, кабелей, микрофонов, колонок и прочего. За компьютерами сидят несколько работников из цеха съёмочной техники.  

– Я, как вы могли догадаться, режиссёр, – с гордостью заявляет женатик. – Мы с командой включили стоны, которые вы услышали, и они доносились из колонок. Ну, дабы добавить остроты и реализма в ваши эмоции. Честно говоря, никто не ожидал, что вы найдёте ключ в сливном бачке. По сценарию Эвелина должна была отправиться в санузел за контрацептивами и его захватить заодно, чтобы подразнить вас шансом на спасение в процессе.  

Он попросил одного из коллег прокрутить полученные из всех камер записи по хронологии в ускоренном темпе. Сначала я увидел, как мы ехали в розовом гелике и услышал, о чём говорили. Затем как зашли в квадрекс, как прошли в спальню и на кухню. Потом как я сидел в уборной на унитазе и общался с кольцом. Видеокамеры размещены повсюду. Кинодеятели отыскали меня на интимном сайте и посчитали, что моя внешность вполне приемлема как для актёра главной роли.  

– Мы заплатим вам за самобытный материал, – обещает мне режиссёр. – А сейчас мы вас отпустим. Подумайте, если вам нужны деньги, можете сняться и в оставшейся части фильма. Если нет, мы подыщем дублёра.  

– Что это вообще? – заикаюсь я. – Порно?  

– Да, но непростое, – подчёркивает он. – Это порнофильм с полноценным сюжетом про четверых полоумных маньячек, который мы решили снять в стиле «Паранормального явления» с эффектом камер видеонаблюдения. Типа псевдодокументальное кино, если вам угодно.  

– Я хочу уйти побыстрее, – настаиваю я, – не то за себя не ручаюсь. Сейчас я борюсь с острым желанием прописать вам прямой удар в челюсть.  

Я разворачиваюсь и ухожу, но слышу, как Роза мне в спину заламывает вопрос:  

– Так с кем ты разговаривал в туалете?  

– Я иногда представляю, что прадед меня слышит, – привираю я. – Мне так легче справляться со стрессом.  

Наконец, я покидаю локацию съёмок и сажусь в автобус, едущий из пригорода в центр. В общаге я прохожу мимо вахтёрши, которая в очередной раз достаёт меня вопросами, когда же я спишусь отсюда, и доканывает претензиями по поводу того, что я вечно поздно возвращаюсь. Я запираюсь в своей захламлённой комнате, ложусь на неопрятное ложе и целиком накрываюсь простынёй.  

Произошедший случай заставляет меня взяться за голову. Я хочу наладить свою жизнь и перестать заниматься непотребством.  

– Может, мне стоит забрать его? – прошу я напутствия у прадеда. – Он же мой сын. Не хочу, чтобы он наступал на мои грабли.  

– Как минимум, в таком случае тебе придётся предъявить доказательства, что твой доход достаточен для его содержания, – прошипел его голос сквозь кристалл. – А судя по тому, что я вижу, ты трахаешься направо и налево за сухпаёк.  

– Слушай, какого хрена ты меня запугал тогда в туалете? Ты же видишь ближайшее будущее. Почему не сказал, что это всего лишь изощрённая порнография?  

– Да потому что ты меня заколебал. Кабы не я, ты бы, ей богу, сторчался уже где-нибудь. Пора бы тебе самому мозгами шевелить. К тому же мне было скучно, а так хоть посмотрел на то, как ты от страха дрожишь.  

– Старый ты пень. Короче, вот как я поступлю. Снимусь всё-таки в этой порнухе, а деньги вложу в какой-нибудь бизнес. Не зря же на коммерции проучился столько лет. Сделаю ДНК-тест, подтвержу доход и заберу пацана себе.  

– Дерзай, Вадик. Всё равно не можешь жить, как нормальные люди. Так хоть по-своему заимеешь перспективу на адекватную жизнедеятельность.  

Прадед прав. Я побираюсь за копейки, участвуя во всякой похабщине, хотя имею высшее образование. Когда я смотрел тринадцатилетнему сыну в глаза, то видел в них себя, и это меня испугало. Я веду распутный образ жизни и не хотел бы, чтобы по моим стопам, пускай и неосознанно, но кто-либо шёл.  

Утром я первым делом наведался в соседнюю комнату. Мой приятель, младше меня на пару лет, учится на факультете кибербезопасности. Я присылаю ему профиль, через который меня якобы лайкнула одна из тех порноактрис и прошу его выяснить хоть что-нибудь.  

– Может, по айпи нароешь инфу, – говорю я. – Любую, всё равно что.  

– По айпи-адресу? – риторично переспрашивает он сам у себя и выводит на экран мою переписку с ними на том сайте.  

Полчаса спустя он заявляет, что этот айпи-адрес зарегистрирован в Германии. Значит, они использовали виртуальную приватную сеть, она же ВПН, при каждом посещении сайта.  

– Можем по никнейму через специальный сервис их пробить, – предлагает он взамен и тотчас выполняет.  

Однако ни единого аккаунта под никнеймом «4HottestWomen» ни в одной популярной соцсети не зарегистрировано. Тогда мой приятель решает отыскать совпадения по единственному фото в их анкете. На нём Крис сидит в непристойной позе на капоте своего гелика. Он фокусируется на её лице, делает скриншот, приближает и закидывает фрагмент в поиск…  

И о чудо, нам удаётся выйти на её страничку. Исходя из биографии, её и вправду зовут Кристина. Родилась в том же году, когда умер мой прадед. В сториз мы находим фотку, сделанную у зеркала вместе с тремя прочими подругами. Они действительно дружат в реальной жизни и, похоже, даже менять имена на сценические ради сюжета не стали, а лишь сократили их до неформальной уменьшительной формы.  

В итоге за целый час тщательного изучения мы не нашли ничего необычного. Перед тем, как связываться с режиссёром, я систематизирую все полученные сведения в голове.  

Кристина, Розалия, Эвелина и Татьяна познакомились в период совместного обучения в театральном училище. Там и с режиссёром впервые встретились, судя по тому, что ему на вид приблизительно столько же лет. Первой, видимо, всегда доставались первостепенные роли, второй – чуть менее значительные, третья часто отыгрывала толстушек, ибо уже тогда стремительно набирала вес, а четвёртая закрепила за собой клеймо хладнокровного персонажа. Спектакль, который окончательно их сблизил, был поставлен тем самым режиссёром по роману Олкотт «Маленькие женщины», где актрисы сыграли четырёх сестёр. Вскоре, после выпуска из театрального, они столкнулись с жестоким обесцениванием их актёрского труда со стороны продюсеров, поэтому решились объединиться и податься в порноиндустрию.  

Если отснятый материал тепло встретит публика, моя физиономия засветится на широкую аудиторию. Мне всё равно, что подумают люди, но весьма стыдно бы вышло, кабы сын наткнулся на данный киношедевр. Как бы то ни было, решение для себя я уже принял. Я переслал номер своей банковской карты в чат, и в течение полуденного времени мне на счёт зачислили тысячу долларов. Деньги убрали последние сомнения.  

Проблема в том, что я беспринципный – именно это превратило мою жизнь в нечто нецелесообразное. Я помню день, когда мама передала мне кольцо с потёртым алмазом. Тогда я только заканчивал первый курс в институте и уже успел скатиться до уровня беспорядочного блуда.  

– Может, хоть дух твоего прадеда поможет тебе образумиться, – таковы были её слова. – Похоже, он самый достойный человек из всего нашего рода. Да, в принципе, если даже род твоего отца брать, то и там ему ровни не найдётся. Ветеран Великой Отечественной, получил медаль «За отвагу», помогал восстанавливать народное хозяйство в четвёртой пятилетке. А ты кто? Ветеран блядок? Зря я тебя в честь него назвала.  

Когда он впервые заговорил со мной, я подумал поначалу, что схожу с ума. Я надел кольцо на палец и ночью корпел над курсовой в полной тишине, как вдруг откуда ни возьмись раздалась эта шипящая речь:  

– Бу, товарищ студент! Испугался?  

Я чуть на стуле не перевернулся. Стал по комнате сновать, вооружившись линейкой. Потом уж было хотел всю постель перелопатить, рассчитывая на то, что я там где-то просто телефон оставил, вот и видео какое-то включилось.  

– Твоя звонилка на стуле лежит, – подсказал мне прадед. – Ты дурак?  

И лишь тогда я приставил палец плотно к уху и прислушался.  

– Шш-ш! – зашипело оно, и я на секунду оглох.  

Он начал мне подсказывать. С ним я дописал курсовую за пару вечеров. С ним я неоднократно избегал неприятностей, поскольку он мог предсказать, что произойдёт через пятнадцать минут. С ним я с первого раза закрыл модульную по теме истории времён Второй Мировой и ещё немало наслушался от него сказаний про тот период – то, что он пережил и всякое такое. Однако всё же жить достойно он меня научить не сумел…  

Именно поэтому я снова стою с наружной стороны высокого кованого забора перед квадрексом и выглядываю розовый гелик на участке. Над передним двором навес из поликарбоната, на земле плиточная укладка, а сбоку небольшой сад. Я нажимаю на звонок, и меня выходит встретить Тина.  

– Ты принял верное решение, – заверяет она меня.  

– Да уж, наверное, – скептически протягиваю я.  

Она открывает дверь с порога и заходит внутрь первой, но меня задерживает вибрация кольца, поэтому я замираю на первой ступеньке.  

– Нет! – внезапно возражает прадед. – Это всё-таки плохая идея. Вижу, всё кончится просто ужасно. Поворачивайся и уходи, если не хочешь попрощаться со своей привычной жизнью.  

– Ой, опять твои игры, – нашёптываю я в ответ. – Сам сказал, что я слишком зависим от тебя, так вот и дай я сам поступлю, как хочу.  

– Идиот! – негодует он, а я вхожу в квадрекс следом за Тиной.  

Меня приветствуют чуть ли не с хлебом и солью. Теперь основная съёмка будет вестись с профессиональной камеры. Оператор настраивает аппаратуру в спальне, а пока мне наливают всё того же портвейна в прилегающей кухне, я ненадолго заглядываю в санузел, чтобы вымыть руки.  

– Если надо, – достаёт Крис с полки упаковку виагры и бутылочку афродизиака, – можешь воспользоваться.  

Я пока отказываюсь. Замечаю гематому у неё на нижней губе.  

– Извини, я не хотел, – говорю я, а она в ответ лишь кивает.  

– У вас есть десять минут, прежде чем я буду готов, – заявляет оператор.  

– В общем, идея следующая, – рассказывает мне режиссёр. – Хорошо, что вы надели то же самое. Вы примите ту же позу, в которой прекратилась вчера съёмка. То бишь возьмёте Розу в заложницы и приставите нож к её горлу. Мы представим, что именно в этот момент по сюжету подействовал афродизиак, который вы выпили...  

– Я ничего не пил, – корректирую я его сценарий. – В первый раз я сам откупорил вино, поэтому просто физически невозможно, чтобы там уже было что-либо. Во второй раз, когда вышел из уборной, я только уста смочил, глотать не рисковал.  

– Ну, по сюжету ваш герой всё-таки глотнул, – отвечает он. – Всё равно там не видно. Короче, вы якобы не можете удержаться от появившегося возбуждения и начинаете проникать в Розу, не выпуская ножа из рук. Остальные присоединяются к вам. Всё отрепетируем, всё покажем, не переживайте.  

– Ты бы раздевался, Вадюша, – глумливо произносит Эва и снова делает такой вид, будто хочет попробовать меня на вкус.  

– Только в этот раз не дави ножом так сильно, – просит меня Роза.  

– Да, ты тоже прости. Как твоё ребро?  

– Сойдёт.  

– И всё-таки, – берёт Крис мой палец. – Что за прикол с прадедом? – она начинает стягивать с него кольцо.  

– Сука, – злится прадед. – Я предупреждал.  

– Эй, это не игрушки, – хватаю я руку Крис.  

Однако она резко тянет мой палец на себя, и кольцо легко с него слетает ввиду того, что я пару минут назад намылил руки под краном в туалете. Я застываю на месте. Становится очень непривычно. Я не снимал кольцо с тех пор, как сильно повздорил с прадедом в прошлом году и запер его в коробочку от зубочисток на неделю. Сдаётся мне, он переборщил в тот раз с обзывательствами в мой адрес, мне надоело, и я решил отдохнуть от него немного.  

– Красивое, прям антиквариат, – вертит его Крис, а затем перекидывает Розе.  

– О да, я бы себе забрала, – та перекидывает Эве.  

– Отдайте сюда! – вставляю я.  

– На мой палец не налезет. – Эва перекидывает Тине.  

– И что твой алмаз взаправду из останков твоего прадеда выращенный? – спрашивает у меня Тина.  

– Да, представь себе, швабра с бигудями! – проносится его голос по всему этажу.  

– Ого, какой устрашающий голос, – изумлённо роняет Эва. – Можешь ещё раз во время съёмок так же сделать?  

– Это был не я, – изменившись в лице, говорю я.  

Обычно, прадеда слышит только носитель реликвии, поэтому мне становится не по себе. Я пытаюсь перехватить кольцо, пока Тина перекидывает его обратно Крис, но неудачно выпрямляю кисть, отчего оно отталкивается от моего ногтя, отскакивает, ударяется об уголок столешницы и падает на пол.  

– Ой, – смущённо издаёт Крис.  

Я присматриваюсь и вижу, что на кристалле образовалась трещина. Из неё под нарастающее шипение тонким шлейфом выпутывается неосязаемая субстанция. Возникает запах – такой старинный, архаичный, ни на что современное не похожий. Поднимается ветер – я бы даже сказал, циклон с примесями праха, – и принимается сносить всё на своём пути. Со столешницы отлетает ваза, салфетница и блюдцо с конфетами. Трескаются окна, падает люстра. Крис ударяется о батарею, Розе в лицо прилетает магнитная лента с ножами в придачу, Эву ветер с трудом поднимает и отправляет наружу на крышу гелика, разбив стекло прямо её тушей, а Тина влетает в меня, откидывает за угол, а сама бьётся макушкой о плинтус.  

В коридоре валяется оператор с неисправной камерой поодаль. В контрольной комнате всё оборудование уже вышло из строя. Работники из съёмочного цеха и режиссёр хаотично раскиданы без сознания. Скорее всего их сразило высокое напряжение, что повлекло за собою мощный разряд тока.  

Входная дверь заперта. Я возвращаюсь обратно, переступая через оператора, и аккуратно заглядываю за угол. Короткое замыкание и перегрузка электрической сети вызвали искру. Шторы уже загорелись, постель пылает во всю. Я бегу к лестнице на второй этаж, но падаю на середине пути и скатываюсь вниз. Нечто засасывает меня в кольцо сквозь трещину. Я уменьшаюсь до размеров муравья…  

Перед глазами на мгновенье темнеет. В носу стоит запах пороха вперемешку с гнилью и кровью, срабатывает рвотный рефлекс. Понемногу восприятие улавливает скрежет снарядов, гул артиллерии, автоматные очереди, крики и хрипы. Вдоль моего тела сползает чей-то грязный труп, оставляя на мне свои внутренности. Я откидываю его подальше и рыгаю в сторону. Навязчивый писк не оставляет мои уши в покое.  

– Товарищ, начинаем контрнаступление! – бьёт меня солдат по щекам и возвращает в мои руки упавшую рядом винтовку. – На том свете отлёживаться будешь!  

Солдат хватает меня за воротник фуфайки и вытаскивает на поле боя. Мы прячемся за танком и передвигаемся за ним, не отставая. У висков со свистом пролетают пули. Я дышу, словно собака в стрессе, спотыкаюсь и падаю лицом в болото. Беру упор в приклад оружия, поднимаюсь на одну ногу и в отражении сквозь лужу разглядываю себя. Рожа покрыта слоем дерьма. Я отдираю высохшие куски с век и щёк. Рассматриваю отнюдь не себя.  

Я – мой прадед. Я – тот, в честь кого назван. Я – герой войны, во всяком случае обрету такой статус в будущем. Я – Вадим Смолягин, рядовой пятой гвардейской танковой армии, нахожусь в бою под Прохоровкой на Курской дуге, и прямо сейчас я выскочил из окопа навстречу нацистам, но словил шальную пулю в голову, которая разорвала мой череп едва ли не вдребезги. Опять потемнело, ничего не видно. Запахи уходят, звуки стихают…  

Очнулся я и не сразу понял где. Это общага – моя комната, вечно тонущая в бардаке, но почему-то прибранная. На среднем пальце нет кольца. Вздрагиваю от каждого шороха и непроизвольно постукивая зубами, я шагаю к зеркалу, дабы взглянуть на себе. Я – это снова я. Трясущимися пальцами пытаюсь ввести в поиске браузера на телефоне ссылку на сайт для подбора сексуального партнёра, ищу там пользователя под ником «4HottestWomen». Ни одного аккаунта под таким ником не зарегистрировано.  

Я стучусь к приятелю, учащемуся на факультете кибербезопасности, но мне никто не открывает. Спускаюсь вниз, вахтёрша улыбается мне, хотя до этого постоянно мозг пилила по поводу регулярного позднего возвращения и отсрочки моего переезда отсюда. Я выхожу на улицу и замечаю некоторые детали, чего раньше не было: во-первых, строение общаги выкрашено в другой цвет, лавочки у входа появились, где-то кустика не хватает, где-то наоборот – кустик теперь есть, а раньше не было.  

В такси я прошу отвезти меня по адресу в пригород и через оконце рассматриваю город. Он стал совсем другим. Больше нет магазина за углом. Парк, который уже давно было построен, я застаю только в процессе стройки. Запахи ощущаются иначе, люди двигаются по-другому.  

Меня довозят по адресу, я оплачиваю. Цена оказывается ниже, чем обычно. Я требую, чтобы водитель подождал и затем отвёз меня в другое место, и он на удивление соглашается. Там, где был когда-то квадрекс, теперь просто пустырь. Недалеко табличка с надписью «участок продаётся». Я сглатываю, возвращаюсь в машину.  

Высаживаюсь у дома приёмной семьи, что усыновила моего кровного сына давным-давно. Раньше он состоял из газобетона, а теперь – из кирпичей. Я хочу позвонить в звонок, но его на прежнем месте не оказалось, тогда я принимаюсь колотить в дверь. Открывает совсем незнакомая мне женщина. Я спрашиваю, живёт ли здесь та семья.  

Нет, не живёт. Она даже не знает, кто это.  

Таксист везёт меня обратно в общежитие. По дороге я замечаю, как он запрокидывает голову и резко сворачивает в переулок.  

– Какого чёрта? – бросаю я, чуть не приложившись со всей силы щекою в стекло.  

Таксист оборачивается. Его глаза заходят за веки. Вместо зрачков только белки.  

– Маленькие изменения приводят к глобальным последствиям, – слышу я знакомый шипящий голос прадеда из его рта. – Попав в моё тело и погибнув под Прохоровкой, ты нарушил структуру мироздания. Я – связующее звено многих событий этой страны и мира, в целом, поэтому моя преждевременная кончина повлекла за собой трансформацию реальности. Как ты успел заметить, дорогой правнук, изменились в основном мелочи. Некоторым вещам – возьмём, например, твоё поступление в институт и проживание в той общаге – недостаточно столь ничтожной правки, чтобы измениться до неузнаваемости.  

– Почему я жив, если ты умер раньше положенного? – трепетно задаю я вопрос.  

– Потому что дед твой уже был рождён в момент, когда меня забрали в армию.  

– И что же происходит в этой реальности?  

– Четыре актрисы, с которыми ты чуть не снялся в порно, после выпуска из театрального училища смогли далеко пробиться. Здесь они известные и востребованные артистки. Правда, вот режиссёр всё равно подался в порево. Сын у тебя, как ты мог догадаться, не родился. Да и вообще, разве ты ещё не почувствовал ощущение чистоты и святости? Тут ты девственник, Вадик. Мать твоя – моя внучка – не встретилась с твоим отцом, но твой душе, похоже, было побоку на это, и ты родился от другого мужчины. Учился ты в другой школе, общался с другими людьми. Можешь в звонилке своей покопаться, узнаешь больше. Однако я предлагаю тебе здесь не оставаться.  

– А что ты предлагаешь?  

– Ты можешь выйти из такси прямо сейчас, и тогда останешься жить в этой реальность. Либо ты можешь пожать мне руку. В таком случае я пущу в ход свой договор с богами реинкарнации. Помнишь, ты вечно ныл, хотел, чтобы твоя жизнь сложилась иначе? Так вот. Я подарю тебе такой шанс. Ты вернёшься в прежнюю реальность, но, скажем так, модифицированную. Объясняю: ты родишься в теле своего сына, а я возьму под контроль твоё старое тело в период твоего тринадцатилетия – то бишь, сразу после зачатия ребёнка в раздевалке школы. Хочется мне пожить в современности. Обещаю, я проживу жизнь тебя настоящего куда круче и без всякой похабщины. Ты же стартуешь из детского дома. К семи годам начнёшь вспоминать своё прошлое воплощение. Когда тебе исполнится тринадцать, я приду за тобой.  

Я долго колебаюсь. Прадед смотрит на меня сквозь жуткий отсутствующий взгляд таксиста. Всякие мысли лезут в голову, но я их прогоняю. Мозг включает аналитику, но сердце тотчас приказывает ему расслабиться.  

Пожалуй, я соглашусь и внесу с прадедом правки в Колесо Сансары. Так будет лучше для нас обоих. Нам обоим так хочется. Я стану сыном, а прадед станет мной. Решено. Он протягивает руку, я уверенно её пожимаю.  

Откат во времени. Ощущение необъяснимые. Слышу удары, как будто метроном отмечает промежутки. Раз, два, три. Сознание очищено. Данные прежней жизни сброшены. Скоро новорождённого меня вытащат из выпускницы школы, которую девять месяцев назад обрюхатил я, в смысле мой прадед.  

Роддом. Детский визг. Писк, жужжание. Вздохи. Жизнь.