Октоберфест

– Рассуждать о чести и достоинстве не рационально, глупо, это пережиток. Где в каких слоях общества, это необходимо? Зачем такие понятия в современном мире? Смешно…  

– И что ты видишь смешного? Самоуважение, по-твоему – смешно?  

– Ты всё в одну кучу валишь: честь, достоинство, самоуважение. Оно то тут при чём? Ты считаешь, что, если я себя уважаю, я должен как идиот Дон Кихот, с мельницами сражаться? На фиг мне это? Всё эти категории из прошлого, сейчас – другое время.  

– А какое сейчас такое «другое время»? Чем оно отличается от «не другого»? Что, люди стали лучше?  

– Информационное поле изменилось. Интернет, новые технологии, они преобразили всё между нами.  

– Людей-то твои технологии не изменили, люди, как были людьми, так ими и остались. Есть среди них всякие, и ублюдки, и ничем не примечательные герои.  

– Да ну… скажешь – герои. Нет таких! Это только в киношках марвеловских, эти, как их – супергерои, спасители мира…  

– Эй, спорщики, может, хватит уже? Голова трещит от ваших разговоров. – Я взглянул на время: когда мы прибудем на место, телефон настроен был навигацией. До гостиницы оставался ещё час.  

– Мы, вообще-то, не спорим. Слышал пословицу: «В споре рождается истина», – возразил Илья. – Вот мы её и рождаем. Сколько нам ещё до гостиницы пилить?  

– Час, – ответил Сергей, взглянув на прибор.  

– А-абалдеть… – протянул Илья с нотками отчаянья в голосе, – я уже заколебался: десять часов в дороге.  

– Что предлагаешь? – спросил я. – В машине спать, не доехав час до тёплой койки и чашки чая?  

– Да не-е, ну на фиг… едем. Только давай говорить о чём-то. А то меня вырубает. Вот что ты думаешь о нашем споре? Нужны людям такие качества, о которых мы говорили? – Илья откинулся на заднем сиденье, готовый спорить.  

Я решил, что разговор и в самом деле облегчит последний час утомительной поездки.  

– Расскажу один случай, –сказал я, – а ты сам решай, нужны или нет.  

Я стал вспоминать.  

На рубеже столетий довелось мне работать в Мюнхене. Это в то время, когда марки сменились на евро. Экономил я каждую заработанную копейку, всё шло на строительство дома, на родине. В выходные и свободные дни я много гулял по баварской столице, знакомился с архитектурой, старался понять характер города. Прогулки, созерцание площадей, парков и зданий, это бюджетный способ убить свободное время и ознакомится с городом. С людьми я старался не сходиться, мне было хорошо и так, в одиночестве. Но я смотрел и отмечал для себя одиночество многих в толпе. Это хорошо видно в большом городе. Они прячутся за наушниками и тёмными очками, отгородив себя и свой мир от внешнего, шумного и суетливого.  

Жил я в арендованной фирмой студии на Ценеттишстассе. Находилась она совсем рядом с Терезенвижен парком. Это, если мне не изменяет память, станция метро Гётеплатц. И вот, прогуливаясь как-то рядом с домом, я заметил, что в парке началось возведение огромных сооружений. На территории кипела работа.  

– Что там будет? – спросил я у Яна, немца из восточной Германии, работающего и живущего по соседству.  

– Октоберфест! – тожественно ответил он. – Биир дринкен! – Ян, как заправский мем, взял в руку невидимую кружку, будто там пиво, приподнял, дунул на пену, и поднёс бокал к губам зажмурившись. Изобразил, как мы будем пить на пивном фестивале.  

Бедный Ян, он не подозревал, что я совсем не употребляю алкоголь. Правда, я об этом никому не говорю, а на вечеринках мне всегда трудно только первые полчаса, пока другие не выпьют свою первую или вторую рюмку. В это время мне приходится актёрствовать, пить сок или минералку и морщиться, как от вина или чего-то покрепче, делать вид, что я пьянею. Ведь веселюсь я, так же как все, пою песни, танцую, громко шучу. Короче, этим, что я не пью, я никого не раздражаю. И никому не хочется дать мне по роже, или приставать уговаривая.  

В Баварии я не знаю, это везде такая традиция, или только у нас на фирме, но слышал я, что уважающие себя предприятия приглашают всех своих сотрудников на фестиваль пива. Вот и мы получили приглашения. Я не представлял, что там буду делать, но отказаться было неловко, тем более что пользовался я у сотрудников фирмы уважением, как неплохой специалист, и мне было, правда, очень неудобно туда не пойти. Да и, признаюсь, мне было интересно поглядеть, как же там всё внутри устроенно.  

Парк был переполнен аттракционами, из огромных ангаров с названиями пивных компаний доносилась музыка. Баварцы в традиционных национальных одеждах, весёлыми компаниями кочевали из одного шатра в другой. Мужчины в кожаных шортах на подтяжках, а женщины в цветных платьях с глубоким декольте радовали глаз заезжего туриста. Повсюду раздавался смех, музыка, голоса лавочников, торговавших за яркими прилавками, всякой всячиной. Вся атмосфера располагала к празднику и хорошему настроению. Я и сам не заметил, как улыбка появилась на моём лице и не сходила на протяжении всего вечера. Чтобы не возникало упрёков, я слукавил, сказал, что пью лекарства, и от пива отказался. Мне принесли колу, а всем другим — по огромной кружке пенистого пива. Первый напиток оплачивал шеф, а дальше каждый сам себе покупал то, что хотел.  

Оркестр на возвышении в центре шатра громко играл знакомые местным мелодии, люди пели хором, раскачиваясь за длинными деревянными столами с поднятыми пивными кружками, всюду слышался смех, и красивые немки, официантки, с букетами пивных кружек лихо сновали между столами.  

Ту девушку я заметил сразу. Она сидела с краю за соседним столом. Почти полный бокал стоял перед ней, она редко отпивала глоток другой. Рядом, за её столом, находились одни мужчины, потом я узнал, что это были мясники с фабрики, производящей полуфабрикаты и колбасы. Они, колдуны-ремесленники, от волшебства и навыка которых появляются на свет баварские вайсвурсты и аппетитные колбаски гриль. Девушка была поразительно некрасива. Неуверенная в себе, с лишним весом, нос картошкой, глаза — щёлочки, пухлые щёки, короткая шея, рыжие брови и блёклые ресницы. Нелепая короткая стрижка делала её больше похожей на упитанного подростка. Ещё эта нелепая серая блузка с какими-то стрёмными рюшечками и узкие штаны, плотно обтягивающие толстые ляжки. Да, я уставился на неё и стал представлять; работает она в мужском коллективе. Наверное, единственная представительница слабого пола. Скорее всего, в отделе оформления заказов, сидит у компьютера и целый день стучит по клавишам. Сотрудники не видят в ней женщину. Воспринимают как «своего пацана» не стесняются при ней говорить скабрёзные шуточки. Она привыкла. Не обижается. После работы в подзёмке добирается до своей квартирки-кармана, в которой, кстати, есть всё, что ей с любимым котом необходимо. Накормив питомца, гладит его, он мурчит и трётся усами о её руку. Она благодарна ему за любовь. Ставит на плиту чайник, пододвигает корзиночку с печеньем и берёт открытую на середине книгу. Мгновенно мир вокруг неё преображается, она молода и прекрасна, в дорогом платье, усыпанном драгоценностями, едет в карете к любимому. Капитан, только что причалил корабль с богатой пиратской добычей. Светит солнце, а на воде отражаются блики вперемежку с прыгающими из глубины дельфинами.  

Неожиданно для себя я проникся к ней симпатией. Смотрел, как она неуклюже отвечает на призывы компаньонов разделить восторг пивного праздника. Качается вместе со всеми, пытается сказать громко речовку, но запинается, так как не знает слов текста.  

Захотелось стать пиратом и спасти прекрасную даму от бушующего пламени, извергаемого из пасти страшного дракона-жизни.  

Внезапно два молодых человека уселись напротив девушки, загородив её от меня. За столом были свободные места, туда и приземлились молодые люди. Внешне они немного отличались от других посетителей праздника. Были явно не баварцами, скорей всего так выглядят гамбуржцы или их соседи-саксонцы. Почему я так подумал? Наверное, потому, что баварцы одевались в кожаные ледерхозены и пялили на голову традиционную охотничью шляпу с пером. А эти были одеты в джинсы и модные рубашки. Оба с красивыми стрижками, как будто парней готовили стать рекламными лицами какой-либо парикмахерской. Чёткие проборы и красивые чёлки. Не знаю, почему, но мой взгляд остановился на парнях. Наверное, потому, что, я столько внимания себе никогда не уделял. Может быть, зря? Не знаю. Нет, всё же нет, не зря, не моё это…  

Лишившись возможности глядеть на некрасивую девчонку, я стал озираться по сторонам. Не знаю, сколько вмещает такой ангар, но кажется, что там было не меньше тысячи человек. Все пели и качались под звуки оркестра, стараясь перекричать соседний столик. Было так забавно и интересно за всем этим наблюдать, что я напрочь позабыл о некрасивой девушке. Да и зачем она мне?  

Ян толкал меня вбок, требуя, чтобы я орал вместе со всеми остальными выдуманную нашим коллективом речовку, и мы бы победили, перекричав соседей по столу. Я пытался запомнить слова, но получалось плохо. В этом шуме, суете, раскачивании из стороны в сторону, грохоте оркестра, криках, у меня перед глазами возникло заплаканное лицо. Некрасивое, глаза прикрыты ладонями, по пухлым щекам текут слёзы, а рюшечки вздрагивают вместе с плечами девушки. Как контрастное зрелище, хохот парней. Они отклоняются назад, заливаясь ржанием, захлёбываются смехом, только взглянув на несчастную, сказав очередную гадость в её адрес. Ремесленники-мясники были так увлечены батлом и кричанием речовок, что не видели страданий своей сотрудницы. Парни, чувствуя безнаказанность, старались поразить друг друга сказанной в её адрес гадостью, и от этого ещё громче хохотали.  

Не знаю, почему она не встала и не убежала оттуда, может, её привезли и не было возможности самостоятельно вернуться домой. Не представляю. Однако на моих глазах происходила травля, буллинг, издевательство. Я не знаю, как это назвать, да и не суть, в тот момент мне захотелось вскочить и раскидать паразитов, да не просто раскидать, а так, чтобы они корчились от боли и на их мерзких рожах, выхолощенных стилистами, были кровоподтёки.  

Тело моё напряглось, так было всегда перед схваткой, я был готов сорваться, и тут во мне заговорил мерзкий голосок моего сознания: «Всё проср*шь. Дом останется недостроенным, жена бросит. Тебя посадят. Сколько раз ты был на грани, вечно вписываясь в драки за честь? И что? Выиграл? Или испортил себе всё, что только мог испортить? Забыл, почему от алкоголя отказался? Ты же не мог выпить и веселиться, ты вечно искал и находил тех, кого считаешь, что он не вписывается в твои представления порядочности. Какое тебе дело до этой немки? Понимаешь, что ты всё придумал: пираты, корабли, кареты, платья… Может, она, как та, что пришла к чеху и потребовала от него за фиктивный брак, помимо денег, сексуальных утех? Когда же он ей попытался корректно объяснить, что так поражён её внешними данными, что даже организм отказывается не то чтобы с ней сексом заниматься, а просто жить и существовать. На что та резонно заявила: ты, что, упал с лестницы, переломал себе все пальцы и откусил язык? Раз нет, то всё возможно… Посмотри на всё иначе! Кругом праздник, и никому, кроме тебя, нет до этой страшной уродливой бабы никакого дела! Веселись…»  

Я отвёл взгляд и уставился в деревянную столешницу.  

«Сука, сука, сука… – в кулаках пульсировала злость и отчаянье, – вот ты и сдулся…»  

Я замолчал. Фары выхватили табличку с названием города, в котором нас ожидала гостиница и горячий ужин.  

– Дальше, – Илья сидел, упёршись локтями в спинку Серёгиного сиденья, положив подбородок на запястья, – и чё, ты не от мудохал их?  

– Не-а.  

– Охренеть…  

– Врёт, – сказал Сергей Илье, – не верю.  

– *ля буду, – поклялся я.  

– Гонишь? Да гонит он! – Воскликнул Илюха, переводя взгляд с меня на Сергея и обратно.  

– Говорю же – отвечаю за базар! Без меня разобрались. Я только шум услышал, взглянул, а их итальянец месит. Короче, не я один видел, как эти подонки её гнобят. За одним из столиков пацан из Италии сидел, тоже с коллегами праздновал. Он подошёл и влепил одному из них по рылу. Тут как из-под земли секьюрити выросли, я вижу, что пацана пакуют, метнулся, по ходу немцу врезал и стал объяснять ситуёвину. Короче, разрулили всё. Я не при делах оказался, обошлось. С итальянцем телефонными номерами обменялись, но, правда, ни разу не созванивались. А немка нам благодарна была, смущалась, краснела… хорошая она. Больше я её не видел. Вот теперь и думай, нужны те понятия или нет. По-моему, они нужны тем, у кого они есть. Вот и всё.