Аффирмация. Искусство должно сдохнуть

Что есть искусство?  

Сотни государств, тысячи людей и миллионы дум – всё это прошло через пальцы времени, чтобы попытаться дать ответ на извечный вопрос. Попытка сменяла собой другую, но истина так и остаётся единой – ответа не последовало.  

За это время погибло много талантов. Чьи-то звёзды горели на небосводе популярности, одаряя задумчивые лица своим светом, а где-то там, за горизонтом, тлела очередная вселенная, так будучи неуслышанная обществом.  

Декарт Ди и был вселенной. Мрачной, загадочной, вековой, но по-своему волшебной. Он стал исключением в этой истории, ведь его ответ на вопрос «Что есть искусство» знали все.  

Искусство, как порождение новой мысли, должно нести за собой жертву. Иначе оно и не может называться искусством. Так, Декарт создавал баланс меж деятелями, взяв на себя роль мессии.  

Но история Декарта Ди подошла к концу, уступив своё место всемирной известности новой, лучезарной звезде – Софии Тотти. Девушке, покорившей одинокое сердце великого художника.  

И теперь она – слаженная, нахмуренная и сосредоточенная София Тотти, – наблюдает из кресла, как мир её учителя пытаются безнадежно разрушить, прилагая к этому такие мизерные усилия, что ей становится от этого смешно. Вида, конечно, она этому не подаёт.  

– Значит Вы, синьора Тотти, утверждаете, что сэр Ди поступил правильно? Надеюсь, мне не стоит напоминать Вам, что он сделал с моим клиентом!  

– Вам не стоит так напрягаться, миссис Шерлот. Пожалуйста, сбавьте свой тон и тогда я выскажу свою точку зрения на этот счёт.  

Миссис Шерлот – на вид женщина лет сорока, с неказистыми, уже проступившими морщинами на лбу и щеках, волосистыми бровями и задорной ямкой над накрашенными в розовый губами, – во многих аспектах проигрывала Софии.  

Во-первых, она ничего не знавала об искусстве. И хоть София была с ней знакома лишь пол дня, у неё сложилось чёткое ощущение, что Шерлот – человек чистейшей в своём роде бюрократии и не более. Возможно, миссис Шерлот и победила её в бумажной, договорной схватке, но ей не суждено было выйти в лидерах на том поле боя, где царит изящное и великое. А дело касалось именно его.  

Во-вторых, миссис Шерлот совсем не могла держать свои эмоции в узде, что, кстати, было довольно странно для человека, работающего с килограммами бумаг. А может этих бумаг и вовсе тонна? Одно же оставалось правдивым и видимым – София была хладнее, а значит и точнее.  

И, в-третьих, миссис Шерлот и на долю не была лично знакома с Декартом Ди, а значит – не могла и предполагать, что у него может быть на уме. Такие люди, как Декарт, непредсказуемы сами по себе и подобная ситуация с его стороны никаким образом не была проигрышем.  

Со всех сторон София была впереди. И сама София это прекрасно понимала, отчего в кресле сохраняла лишь значительную, расслабленную позу.  

– Напомните мне, миссис Шерлот, Ваше имя.  

Шерлот удивлённо качнула толстенными бровями.  

– Не знаю, зачем Вам это, но меня зовут Мария.  

– Так вот, Мария, – на губах Софии проступила лукавая ухмылка. – Декарт, наши юристы и даже я возмущена тем, как Вы и Ваш клиент боритесь за крайне сомнительную справедливость, если, конечно, её можно назвать таковой. Нам смешно от того, что вы раздуваете скандал из-за того, что, якобы, в картине Декарта не была представлена жертва! Стоит предполагать, Ваш клиент желает крови? Желает того, чтобы за каждым шедевром стояла чья-то невинная жизнь?  

Удивление Марии Шерлот тотчас сменилось озлобленностью от оскорбления. А ведь именно этого и добивалась София – чувственного раскрытия своего соперника, пока над самой ею торжествует холод и безразличие.  

– Да как Вы смеете говорить подобное?!  

– Я лишь хочу сказать, – пальцы Софии выстроились домиком на груди. – что Декарт – чистейший и самый честный человек, которого я знаю в этой жизни. Он благороден.  

– Декарта Ди вышвырнули из Британской Коллегии Искусств! Настолько он благороден?!  

Бюрократический шарм Марии Шерлот окончательно пропал. Вежливая и нелепо утончённая фигура облезла, а на её место пришла первостепенная злоба. Теперь перед Софией была совсем не женщина – нет! – это была лишь облезшая, тявкающая в пустоту собачонка. Существо, от которого тянуло отвернуться и отдышаться от поступающей к горлу тошноты.  

София медленно поднялась.  

– Его не вышвырнули – сам ушёл. Ушёл, потому что понял, что для него это мелко. Он сильнее и гениальнее всей Коллегии вместе взятой!  

Розовые губы вновь дрогнули.  

– Это не меняет ситуации!  

– Меняет. Вы пытаетесь укусить кормящую руку творца, хотя Декарт отдал вам «Агонию искусства» по совсем низкой цене. Эта картина бесценна!  

София махнула рукой.  

– Хотя, откуда Вам знать об этом, Мария. Вы не человек искусства. Отныне, я не хочу мучить себя разговором с Вами. Возвращайтесь к своему хозяину и скажите, что ни я, ни Декарт, ни наши юристы не пойдут вам навстречу.  

София приблизилась к треноге-вешалке и подцепила с неё свою лёгкую курточку, что следом накинула поверх голубого платья ампир.  

– Прощайте, миссис Мария Шерлот. Надеюсь, наш разговор с Вами более не повторится.  

Кость кинута и успешно проглочена. София во всю надеялась на то, что они ею же и поперхнутся.  

Она резво покинула комнату, в которой велись переговоры, пересекла небольшой коридорчик и вышла через парадную дверь, не дожидаясь, когда её проводят из дома.  

На парковке у дома уже ждал серый «Фиат Альбеа». Водитель в нем скучал, но, завидев Софию на горизонте, приободрился. Он тут же поспешил услужить молодой ученице господина Ди. София благодарно кивнула в ответ на раскрытую пассажирскую дверь и аккуратно вошла внутрь. Вскоре «Фиат» покинул парковку дома Шерлот.  

* * *  

Вилвоттер. Грязный, грубый, порочный. За время отсутствия Декарта город настиг кризис – единственная живая достопримечательность бросилась в бега, отчего отели и игорные заведения пошли в убыток. Приток туристов и денег снизился на значительную долю после скандала Декарта Ди, связанного с «Агонией Искусства» – таинственной картиной с самой большой жертвой художника. В качестве жертвы выступили его собственные убеждения и уверенность в себе.  

Вилвоттер вновь стал рабочим и по-своему мрачным городом без красочного будущего.  

Улочки уходили за спину одна за другой. Вместе с атмосферой города в голову Софии лезло волнение. Оно съедало внимательность, заставляло ёрзать по креслу, не давая спокойствия. Софии было волнительно от того, как общество восприняло её изменения в философии Декарта. Королева переняла старое знамя, но наделила его новым смыслом. Королева смогла принять в себе новую религию, но так и не смогла до конца отречься от старого Б-га. И общество это прекрасно чувствовало. Оно видело, как терзает Королеву, как она мечется между собственными и навязанными убеждениями, отчего само стало разрываться на части. Кто-то смог признать в Софии достойную наследницу, а большинство просто отвернулось от неё.  

Более в её искусстве не было жертвы, как завещал Декарт. Конечно, от этого её творения не переставали быть уникальными, но что-то, всё же, шло не по плану. Не так, как задумывала сама София. И ей сейчас было страшно. В первую очередь, из-за необходимости проведения выставки в ближайшее время, к которой, как она думала, не готова.  

Мысль за мыслью, минута за минутой, а грязный Вилвоттер остался уже позади. Впереди их автомобиля властно распростерся замок Дьявола – творческое поместье Ди, источник великого счастья и нескончаемой боли всех в нём властных.  

* * *  

«Фиат» просигналил и массивные ворота, ведущие во двор поместья, стали раскрываться.  

Декарт уже давно покинул полюбившиеся стены, оставив в них огромную часть своей души. После случая с «Агонией Искусства» художник отправился на Сицилию и обещался её не покидать, пока не встретит свою смерть. О какой именно смерти говорил Декарт было неизвестно, ведь его возраст позволял прожить ещё не менее сорока или даже пятидесяти беспрепятственных лет. Поместье по воле Ди досталось Софии Тотти.  

София покинула автомобиль и вновь встретилась с гнетущей реальностью. Её решения повлияли не только на общественное мнение, но и на саму обстановку дома Ди. Часть слуг господина из Вилвоттера решила, что за Софией не будет такого блистательного будущего, как у их прошлого хозяина, поэтому самостоятельно покинула поместье. В общем числе, в доме Ди осталось около десяти человек, зарплату которым перечислял сам Декарт, но уже из-за границы.  

София пересекла небольшую парковку перед главным зданием и поднялась по широкой лестнице, ведущей ко входу в дом. Ещё мгновение и она вновь оказалась в том месте, которое изменило её жизнь.  

После ухода Декарта дом Ди претерпел изменения. София ещё раньше не понимала, почему этот творческий уголок мира должен быть обезопасен от всеобщего влияния, поэтому дала доступ всем его обитателям к интернету и связи. Телефоны и пользование ими теперь было разрешено.  

Изменился и интерьер. Алое украшение 19-го века, вычурность Дьявола была дополнена светом из широких окон, с которых были сорваны темные шторы, а в главном зале во всю пестрила зелень – София распорядилась, чтобы в поместье были доставлены лучшие цветы, а за ними ежедневно ухаживали. Главный зал был уже не так широк, как прежде. Здесь появилась новая, удобная мебель.  

– Вы вернулись, госпожа Тотти, – ожидающий в кресле светловолосый парень убрал телефон из рук, мягко улыбнулся. – Я, можно сказать, Вас заждался. Как прошла Ваша встреча?  

Это был Томас Вальверде. Они ещё повстречались в Милане – год назад, примерно, – когда Декарт презентовал всему миру новую Королеву Искусства. Тогда Томас был восхищён талантом девушки, а под влиянием харизмы Дьявола и вовсе растаял, пожелав попасть в творческий дом Ди. Они пообщались наедине и София заключила, что Вальверде неплохо бы смотрелся на посту её главного помощника. К тому же, сам Декарт когда-то говорил, что за каждым великим должен стоять тот, кто сможет его поддержать, ведь на каждого великого когда-нибудь, да найдётся своя управа. Такой была и Мишель Дю'Не во времена всемирного признания Декарта Ди. Наверное, именно за этим и нужны близкие люди, чтобы, наконец, дать свою помощь, когда нет сил самому подняться на ноги.  

Как оказалось далее, Томас тоже итальянец, но ему были чужды Сицилийские виды, ведь сам он происходил из Падуи, что близ Венеции. Природа наградила мужчину привлекательным внешним видом, золотистой и длинной копной волос, бархатными губами и пронзительным, добрым взглядом голубых глаз. Он был достаточно молод, но уже по-своему уверен.  

София улыбнулась в ответ, стягивая куртку с хрупких плеч.  

– Эти Шерлот ни за что не отстанут от нас, пока не получат своё. Они убеждены в том, что будут победителями в этом споре.  

Томас поднялся с кресла и покорно сложил руки на уровне брючных карманов, вытянув утончённую спину.  

– Разве прошлые суды не дали им понять, что это бесполезно?  

София усмехнулась.  

– Это стоит говорить не мне, Томми. Они до ужаса упёрты.  

– Что ж, это их проблема, – пожал плечами мужчина.  

Девушка направилась на второй этаж по винтовой лестнице. Томас выдвинулся следом, отставая на два шага.  

– Какие новости на повестке дня, Томми?  

– В мире бушуют волнения. На востоке, в Иране идёт продолжительная война, на западе – перевыборы.  

Красный бархат стен сменился серой строгостью второго этажа.  

– В то же время, мир кипит и развивается. Возможно, Вы уже знаете о неком Роджере Никольсоне?  

– Роджер Никольсон?  

– Молодая звезда на арене искусства.  

Уже привычно скрипнула дверь, что вела в бывший кабинет Декарта. Теперь, конечно же, это была обитель Софии. За время отсутствия Дьявола, она постаралась не менять здесь убранства, отчего большинство вещей осталось на своём месте.  

– Он из Дании. Мир интересуется им, потому что сэру Никольсону удалось подчинить себе технологии.  

– В каком смысле?  

– Никольсон использует современные нейросети, чтобы создавать свои картины. В прочем, у него неплохо получается это делать, если мир так заинтересован его творениями.  

– Творениями? – София остановилась на полушаге, обернувшись к Томасу.  

– Извините, госпожа. Его идеями.  

Девушка тяжело вздохнула.  

– Был бы здесь Декарт, он бы высказал тебе много ласковых насчёт этих слов.  

Томас добро и мягко улыбнулся.  

– Но Декарта здесь нет, госпожа Тотти.  

София раздосадованно взмахнула руками, после чего переместилась за рабочий стол. Помимо пишущих принадлежностей, стопки книг с красочными обложками и небольшой статуэтки Девы Марии на шикарной столешнице расположилась и яркая коробка.  

– А это что?  

– Это Вам, – Томас присел в кресло рядом со столом. – Сегодня к воротам прибыл курьер и передал, что это для Вас.  

– Похоже на подарок.  

– Согласен. Очень похоже.  

София аккуратно потянула за алую ленту, после чего коробочка раскрылась сама. Внутри неё покоилась аккуратная металлическая фигурка, напоминающая Эйфелеву башню с закрепленной к ней запиской из жёлтой бумаги. Девушка пробежалась по тексту глазами.  

– С пламенным приветом Софии Тотти и горячим поцелуем в щёчку Декарту Ди. Мишель Дю'Не, – вслух зачитала София.  

Томас рассмеялся. Его золотые локоны тут же упали на лоб, рассекли голубой взгляд.  

– Видимо, мисс Дю'Не не желает оставлять дом Ди в прошлом.  

София же была приятно удивлена подарку. После того случая с «Агонией Искусства», Мишель Дю'Не попрощалась и с Декартом, и с Софией, отправившись на родину и не забыв при этом захватить с собой законную долю с той сделки. Более они лично не виделись, хотя сама София с теплотой вспоминает те моменты, как они искренне общались на кухне, обсуждая за спиной Декарта его жизнь и философию.  

Фигурка башенки аккуратно встала рядом с Девой Марией.  

– Итак, госпожа Тотти. Нам нужно обсудить с Вами следующую выставку в Копенгагене, – Томас наконец убрал свои волосы назад. – К сожалению, из-за всей этой ситуации с сэром Ди, мы не смогли добиться всего того, чего хотели изначально. Как Вы сами видели эту выставку.  

– Что-то случилось?  

– Нам отказали в замке Розенборг, якобы «София Тотти не является столь яркой персоной, чтобы мы могли выделить Вам свою жемчужину».  

Кулачок Софии с силой приземлился на столешницу, что даже слегка подпрыгнула Дева Мария.  

– Это возмутительно!  

Томас сохранил спокойный вид.  

– Я Вас понимаю, госпожа. Нам удалось договориться с ними о проведении выставки в Глиптотеке Ню Карлсберг. Это будет рядом с их национальным музеем. К сожалению, насколько мне известно, мы будем там не одни. Там будут проводить ещё один творческий вечер, только в другом зале.  

– И как они себе это представляют?  

– Я не знаю, госпожа Тотти. Это единственные условия, с которыми нам придётся мириться, если мы хотим провести выставку и аукцион, как и планировали.  

Голова в миг стала тяжелее. Сказывалась накатившая усталость от внезапно прибавляющихся проблем, что и не желали уходить. Их становилось лишь больше.  

– Был бы здесь Декарт...  

– Но его здесь сейчас нет, госпожа.  

Взгляд Софии как бы магнитом притянулся к масляному портрету Дьявола, висящему на стене – хозяина этой жизни. Он следил за всеми присутствующими в кабинете своими стальными, холодными глазами. И лишь одна София – единственная в этом мире, – могла видеть в этих глазах не лёд, а пламя, когда-то приютившее её рядом с собой.  

Но в этот раз огонь, некогда горящий и указывающий путь, стал слаб, а после и вовсе обернулся лишь прогорающими дровами.  

Искусство не есть извечная жертва, но есть извечный поиск правильного пути. И София всеми силами желала это доказать.