Первый снег.

Любознательный годовалый малыш, упираясь головой в холодное окно, разглядывал плотный искрящийся снегопад за прозрачным стеклом, приседая на неокрепших ногах. За окном шёл первый в этом году снег. Воздушные снежинки, разгоняясь, с лёту ударяли в стекло, принося искреннюю радость малышу. Ребёнок задорно смеялся, и его руки резкими движениями вверх и вниз скользили по стеклу вдоль тела, подобно крыльям маленькой птички. Он подпрыгивал, размахивая ручками, и пытался схватить, сдержать это странное движение за окном, этот закручивающийся в белую спираль танец, первый и необычный в его жизни. Азартный детский смех разносился по комнатам. Молодая женщина, улыбаясь, поддерживала смеющегося сына двумя руками и смотрела на улицу, где большая ватага подростков строила снежную крепость. Всё пространство двора сверху было похоже на гигантский бильярд. Дети стайками под громкие весёлые крики накатывали огромные белые шары и расставляли их по три в ряд, выстраивая какое-то подобие крепости. Неподалёку работал дворник, вытирая пот с лба, недобро поглядывая на всю эту затею. С пяти утра он уже второй раз вычищал двор, а снег всё шёл, шёл...  

“Нежданная, тяжёлая работа, — думал он, поглядывая на озорных ребятишек. — Откуда тут радости взяться? Ведь притопчут снег, бесенята, будет лёд. А кто виноват? Егор виноват”.  

Дворник продолжал сосредоточенно работать, расчищая сугробы. Первый мягкий снег не мог примирить разыгравшихся мальчишек, а только распалял их боевое настроение.  

— Санька, лови бомбу! — кричал огненно-рыжий малец, замахиваясь рукой. — Атакую!  

И рой снежков атаковал крепость противника, не нанося никакого урона.  

— Слабо, Рыжик! Сам лови! — весело смеясь, громко кричал в ответ пухлый мальчик в бараньей шапке. И ответный залп ударял в ледяную стену, разбиваясь о массивный снежный забор. Белое покрывало двора местами уже блестело, и свежий снег скрывал под собой лёд.  

— Ох вы, черти окаянные! — неожиданно для себя, упав, вскрикнула тётя Таня с третьего подъезда. — Уже натоптали, бестии!  

Лежа на спине и раскинув руки в разные стороны, она смотрела на тазик с мокрой постиранной одеждой, который лежал прямо на ней. Вода стекала по болоньевой куртке, оставляя длинные тёмные полосы.  

— А ты, Егор, не мог раньше встать? Ног же не соберёшь! — уже чуть добрее, громко отчитывала дворника женщина.  

Дядька в ответ пробурчал что-то невразумительное и продолжил свою работу. Тётя Таня встала и, прихрамывая, пошла развешивать выстиранное бельё.  

"Одни заботы... одни заботы... — думала она. — Снова лужи на пол-двора наберутся, не перелезешь".  

Первый снег её не радовал, отвлекая от домашних забот. Женщина ловко и быстро развешивала мокрое бельё, и подвешенный на толстой верёвке гардероб тут же ожил. Лёгкий ветер подёргивал рукава и штаны мокрой одежды, как умелый дирижёр, раскачивая и болтая ими в одном, только ему ведомом ритме. Стекающие с белья капли, попадая на снег, рисовали какие-то непонятные узоры.  

"Чудно... как похоже на сердечки! " — думала, улыбаясь, юная Валя, рассматривая мокрые кружева на снегу.  

Сегодня с утра "незнакомец" с пятого этажа мужской наружности признался ей в любви большими натоптанными буквами под её окном. Первый снег оставлял яркий след в жизни молодой красавицы предвестником женского счастья, белый и чистый, как желания и мысли этого ребёнка.  

Её сосед Женя смотрел на Валентину из окна своей квартиры и видел, как снежинки падают на плечи девушки, представляя в мыслях, что это он укрывает её от ветра, накидывая белую тёплую шаль. Юноша любил соседку с детства, но страшно боялся признаться, даже не надеясь на взаимность. Девушка догадывалась, но не подавала вида. Сейчас же красавица с очаровательной улыбкой наблюдала, как под напором новой волны снега исчезает такая приятная для неё надпись.  

Отчаянное признание в любви и первый снег пробудили в юноше то самое нежное, сильное, настоящее чувство, которое в нём дремало, а сейчас вырывалось наружу.  

— Люблю... люблю... люблю... — тихо и взволнованно повторял Женя, не отрывая глаз от Валентины.  

В соседней квартире за стенкой на кровати под протёртыми сальными обоями, тихо постанывая, умирал деда Слава. Пожилой мужчина уже не ходил, и вся жизнь старого человека помещалась в узком проёме окна, куда он беспрестанно всматривался. Оконная рама делила его жизнь на до и после.  

Старик смотрел на снег и улыбался беззубой беззаботной улыбкой, как ребёнок, вспоминая своё детство.  

— Как же хочется опять туда... в этот чудесный хоровод... ещё раз... — улыбаясь, думал дед Слава. — Ведь первый снег никого не оставляет равнодушным!