Я лечу с вами

Я вмерзал в пригвожденную лазерами пелену холода, нащупывал в ней черепа крыш, выкованных из метеоритного железа. Я встроил себя мышцами сердца в фантомную колодезность мира, техногенную подачу мысли и света. Управляемые потоки красной пыли верховодили в изъеденных ветром дельтах, инкорпорируя, намагничивая через радио человеческие судьбы. Пепельная пыль была пережитком прошлого. Пятна земных сознаний гасли циферблатами единиц в токсичном эфире, излучая подключенную к ним напряженность времени.  

Я ускорился за счет верчения колес бензинового тихохода, улучшив дворниками светимость звезд, разбросав точки рассвета в одномерности московского тракта. Неустроенная родина выгуливала торжественный холодок своего купола. Я укрылся в сумраке дедовского сада, склеил ферромагнетики земных переживаний холодом Марса, выкупался в росе переродившихся яблонь. Вымытый дождем, обласканный белым соцветием лист моей души уснул на едва ощутимом ветру, колыхавшем бледные тени её имени.  

Мой марсоход поймал собственную тень, исследуя признаки окаменелой микробной жизни. За обнесенным валом нарывом земли на подступах к прямоугольнику бункеру школы я обнаружил безжизненный скафандр. Принимавшая сигналы со всей Галактики мумия пилота была первым учеником, миллиарды лет питавшимся в талике органикой большой школьной семьи.  

В радиоузле готовились получить добытые выпускниками знания. В зернистом поле экрана появились фотографии с борта кораблей «А» и «Б» классов, снятые с разницей в несколько месяцев. Россыпи огней космодромов и жизненных узлов зеленой планеты, полевые бури, щитовые вулканы и жирные борозды на всей ее поверхности.  

Преподаватели увидели, как на первой же утренней встрече они отравлялись в космическое путешествие вместе со своими мечтателями. Реальность сна, в которой рос и развивался ученик, была для него естественней искаженных школой представлений о мире. Они увидели первые полеты первоклассников, в которых отлученные от вселенской любви дети делали вызов пространству и времени, свет звезд, под которым рождалась их индивидуальность.  

За сумеречной портьерой обработанного сердцем слайд-шоу я увидел обратную сторону внеклассной жизни: педагоги жарили мясо на вершине потухшего вулкана. На рубеже своего выгорания, забросив работу и дом, они проходили внеплановую жизненную аттестацию. В жерле горели тематические планы и искушения искусственно созданной в пустыне жизни. Куски выброшенной лавы выражали всплески живых эмоций, бушевавшие под изолирующим экраном остывшей планеты. Воинство красной пыли рассеивало свет в водяных кристаллах ледяного облака, маня синевой давно закатившегося за горизонт детства.  

Мое тело билось в струях вызревших желаний спящего в кратере города. Менявшие цвет частицы были в тысячу раз хрупче человеческих жизней. Начальник Центра подготовки космонавтов оповестил собравшихся на школьном дворе о повышенной концентрации спирта в атмосфере планеты. Движения участников экспедиции в отсеках кораблей были сделаны с длинной выдержкой, которая была ключом к заморозке времени. В рисовавших звездные карты пилотах я узнал детей и внуков своих товарищей. Проекции моих воспоминаний прошли сквозь ледяную линзу вспученного пинго и устремились к Великому Аттрактору, помогая мне обрести способность дышать, жить и продолжать поиски плазменного пламени незадуваемой человеческой свечи, способного захватить энергию целого солнца.