Джон Куинси Адамс и Медный всадник.

Как – то это так… Майя Борисовна.  

Обычно я придумываю название рассказа в конце, после того как он уже написан. Это  

вполне понятно. Собственно, я являюсь автором только самой первой фразы. А все  

остальное возникает само по себе, и я не понимаю, что движет моими пальцами по  

клавиатуре. Поэтому нить повествования оказывается извилистой, события излагаются непоследовательно, и о чем они иногда вообще трудно понять. В конце, с отвращением перечитав текст, я с трудом подыскиваю ему заголовок.  

В данном случае я был просто вынужден написать такой заголовок. Это не я его выбрал. Тема была мне подсказана, я писал как бы по заказу, правда бесплатно.  

Но сначала необходимо дать некоторые пояснения. Кто такой Медный Всадник, а на  

самом деле бронзовый, известно многим. Это конный памятник Петру Первому, стоящий на Сенатской площади в Петербурге.  

А Джон Куинси Адамс (ДКА)? Почему Джон? Почему Куинси? Почему Адамс? А потому. Это шестой президент Соединенных Штатов Америки. Почему шестой? Ведь он был старшим сыном второго президента Джона Адамса и просто был обязан стать третьим. Но Америка полна необъяснимых противоречий и загадок.  

Что же общего между Медным Всадником и ДКА. Может быть у американского  

президента тоже есть конный памятник и сейчас мы начнем их сравнивать – чей памятник красивее, чей больше и за сколько их можно купить. И начищают ли до блеска проходящие мимо американцы мошенку коню своего президента ( читайте эту фразу внимательно, не пропуская слов), как это делают курсанты русских военных училищь коню русского царя.  

Я провел тщателное историческое изыскание и обнаружил что нет. Американцы не  

занимаются таким неприличием. Вместо этого они трут большой палец левой ноги у  

бронзового памятника Гарварда, стоящего у одноименного университета в Бостоне.  

Делать это приходится вынуждено – мужчина прочно сидит в кресле и других вариантов нет.  

А далее оказалось, что у ДКА вообще не было коня. Нет он умел ездить верхом, но делал это редко в качестве упражнений для поддержания позвоночника в  

вертикальном положении. Об этом в своем дневнике он упоминает крайне неохотно.  

Вообще – то он это зря. Президент должен цепко держать власть. И не только в руках.  

Вот одно очень важное наблюдение. Студенты очень престижного и дорогущего женского колледжа – Уэллсли, недалеко от Бостона, то есть, значит, они – студентки, помимо обычных уроков, вкючающих выращивание экзотических цветков в оранжерее – у каждой обязательно должен быть свой, и наблюдения в телескоп за звездами – там есть вполе профессиональная обсерватория – кстати, к празднику Хэллоуина студентки факультета астрономии декорируют свой клуб в огромную тыкву – так они еще занимаются конной выездкой.  

Представляете! В результате, их позвоночники становятся совершенно  

несгибаемымы. Даже за праздничным столом они всегда сидят прямо, изумляя этим  

всяких бесхребетных развалюх, например, выпустников Гарварда или МТИ.  

И дело не только в позвоночнике. Их колени становятся такими крепкими и цепкими, что если сожмут, то все. А как иначе можно удержать при себе гладкого быстрого коня, или лошадь, если говорить о Хиллари Клинтон. Она закончила Уэллсли, а потом улучшала свое образование в Йельском университете, где и прославилась.  

Не один раз мы с женой бывали там, в этом колледже. Жена купалась в местном очень хорошем озере, это для нее святое. А я в это время заговаривал со студентками. А почему нет?  

Как – то остановился рядом конь. Замечательный, большой такой, морда фыркает,  

глаза косят, хвост машет, копыта переступают. Недоволен. Еще бы. Его бока сильно сжала коленями наездница, маленькая такая, черненькая, тоже симпатичная. Я не удержался и спросил ее, откуда мол ты такая красавица и кто твой папа. По – английски, конечно, чтобы жена не все поняла, а думала, что меня интересует который час. И девочка пропищала, что она из Африки, а папа ее настоящий африканский король. И что это мама, королева, тоже настоящая, велела папе послать ее учиться в Америку. «Я пока еще принцесса, но и так знаю про всех все, что нужно. А уж когда стану королевой, вот тут то они узнают все про меня! »  

Чтобы отвлечься от этой волнующей темы, я в их столовой, куда мы зашли попить кофе –жена мокла в озере больше часа и замерзла, спросил у другой студентки, тоже  

миленькой, но беленькой – она подсела за наш столик, в руках огромный толстый  

сэндвич, ну американка же, термос, ха – ха, зажат между коленями, бумажный стакан на столе. Думаю, о чем бы ее спросить. Наконец, – «У вас такой замечательный сэндвич, вы наверное и книжки умные читаете. А вот, например, «Лолита» Набокова, он ведь у вас читал лекции одно время. » Она кокетливо – «Мне мама не разрешает это читать». Так я ей и поверил, наверное, было же интересно узнать, за что маститому писателю показали на дверь.  

Ну да бог с ними, с лошадью, позвоночником и коленями. Зато у ДКА был настоящий  

аллигатор, которого ему подарил Маркиз де Лафайет. Вообще – то сначала этим  

домашним животным наградили самого маркиза во время его посещения Америки, а уже тот, не найдя ему применения, отдал его американскому президенту. Аллигатор жил в одной из ванн Белого дома и пугал гостей.  

Не огорчайтесь. Во дворце очень много ванных комнат – 35 штук, и президенту было где умываться, но он почему то любил плавать на открытом воздухе в бассейне около мемориала Джефферсона, причем нагишом.  

Следует отметить, что Луиза, жена Адамса, в отместку мужу, тоже завела себе домашних животных и тоже экзотических. Это были черви – шелкопряды. На ее выбор, вероятно, повлияло то, что она страдала от депрессий. Ну а как же без них, депрессий. Первая леди, все таки. Кстати, я думаю, что распутывать клубок червей – хорошее успокаивающее средство, вроде вязания крючком или ворчания на мужа.  

В заключение, необходимо сказать, что Адамс был последним президентом –  

аристократом. Он был блестяще образован, знал шесть языков, читал древнегреческих и латинских авторов и даже одно время преподавал в Гарвардском университете риторику и ораторское искусство. Он писал довольно талантливые стихи и всю жизнь сокрушался что стал президентом. «А ведь я мог бы быть неплохим поэтом! »  

На своих памятниках он всегда изображен в визитке с тростью в одной руке, с цилиндром и перчатками в другой. И никаких коней и змей, как у Медного всадника. И как подабает культурному человеку, он не тычет никуда рукой как бы крича, – «Вперед! За мной! В Неву! За Неву! » Или, – « В светлое коммунистическое будущее! »  

Тогда в чем же смысл заголовка этого рассказа?  

Однажды Маргарет Колеман, ака Пегги, как ее все зовут, создатель и директор Русско – Американского Культурного Центра, сказала мне... Стоп, стоп, стоп! Ничего не понятно. Что за Пегги, что за центр такой? Печально, но опять необходимо отвлечься от названия рассказа.  

Пегги – это совершенно изумительная женщина, красивая, рослая – всякая  

красота должна быть большой, быть навиду. У нее прекрасный английский, а как же  

иначе, она настоящая американнка, и русский.  

А откуда русский? Она училась в колледже на факультете русского языка. А ее будующий муж Мак Колеман, скульптор, учился там же на факультете искусства. А потом оба там и преподавали. Чем это кончилось? Они поженились, и Пегги заставила Мака изваять скульптурную группу «Три танцующие русские». Далее Мак поехал в Россию, в Петербург, на три года. Зачем, почему и как? Ну для чего он взял с собой жену – это понятно. Как же без жены. Что он там делал? Ваял, не ваял, что и как не ваял? Я не знаю. Не догадался спросить у Пегги. Зато я знаю, что она там делала. Она разговаривала по – русски. Удобнее всего было это делать в Государственном архиве, где работает много скучающих любящих поболтать женщин.  

Надо сказать что у Пегги была навязчивая идея. Она полагала, что весь американский флот, еще когда он был парусным, мог плавать только благодаря тому, что канаты для него изготавливали из русской пеньки. А из чего же еще? Не из сахарного же тростника. Из него делали ром. Его отвозили в Африку. А обратно, не гонять же корабли порожняком, рабов. В архиве Пегги не просто улучшала свой русский. Она искала документы, подтверждающие ее идею.  

Еще немного и можно будет наконец приступить к основной части рассказа, к Медному всаднику Адамса.  

Русско – Американский Культурный Центр. Что это такое? Вернувшись из Петербурга,  

Пегги вскоре надоело помогать мужу передвигать с места на место его тяжелые  

скульптуры, иногда он делал их из железа. И тогда она выпросила у Китайской церкви, которая находится в Чайнатауне в центре Бостона, в бесплатное пользование – зачем китайцам церковь я никогда не мог понять – значительную часть помещения и повесила вывеску. Так появился этот Центр и его директор.  

И вот однажды, гонимый любопытством, я впервые отправился к Пегги. Наконец то я смогу увидеть культурных американцев, думал я. Наконец то я смогу услышать культурный американский язык. Некультурный я знал достаточно хорошо. В киоске  

Правительственного Центра мой сын купил мне учебник «English as a Second F*cking  

Language”. ( Переведите сами. ) Автор Стерлинг Джонсон. Отдал 6 долларов 95 центов, не хухры – мухры. Выучить ее было плевым делом, хотя в ней 88 страниц. Кстати, в местной библиотеке я этой книжки не нашел. Но она есть в Библиотеке Конгресса. Там есть все.  

Был день, но я все же шел осторожно, оглядываясь по сторонам. В руках увесистая  

бутылка вина. С одно стороны она могла помочь открыть дверь в мир культуры. С другой – это все таки какое – никакое оружие обороны и нападения. Первое, что я узнал поселившись в Бостоне – в Чайнатаун нельзя заходить после шести вечера. Могут ограбить, предварительно чик – чик ножичком.  

А вот в Дорчестере, другом центральном районе Бостона, вообще нельзя появляться, никогда, ни днем, ни вечером, ни ночью. Там нет чик – чик, там стреляют. Кто стреляет? Н-да. Одной моей знакомой, странно, но китаянке посчастливилось жить в этом районе. Очень дешевое жилье, почти бесплатное. Она поделилась со мной. «Идешь, держи в кулаке бумажку – один доллар. Если кто – то подходит к тебе близко, немедленно, без вопросов, протягиваешь руку с долларом на ладони. Он немедленно исчезает, и ты идешь дальше, целая. Нужно примерно пять долларов чтобы дойти от остановки автобуса до моего дома. Мне близко. » Она испытующе смотрит на меня. «Хотя тебе это может не помочь. Ты белый. »  

Д-да, я как – то ехал через этот район к океану, поставил машину на парковке и зашел в гастроном. Мгновенно наступила мертвая тишина. Все взгляды – на меня. Мужик, афро-американец, бывает же, шипит мне, -«Идиот, немедленно убирайся отсюда! » Что я и сделал. Однажды я засиделся у Пегги, и мы вышли из ее Центра около шести вечера. Недалеко виднелось здание метро. «Куда ты! » – закричала Пегги. – «По этой улице нельзя, опасно! » И мы двинулись к метро каким – то окольным, но более безопасным путем.  

Ее Центр был ничем иным, как местом, где происходила непрерывная тусовка. Кто – то приходил, кто -то уходил, кто – то приносил бутерброды, а кто -то вино. Кто мыл посуду, а кто играл на гитаре. Спорили, ругались, обнимались. Читали стихи и пели песни. Отмечали всевозможные праздники. Пегги не обращала на это никакого внимания. Она сидела в маленьком кабинете, обычно с кем – нибудь, и решала очередной сложный вопрос. Вот она пытается вернуть какому – то поляку вид на жительство в Америке. Поехал старикашка навестить свою Польшу, пропустил все сроки, и гонит его прочь старая родина и не раскрывает ему свои объятия новая.  

А вот Пегги зовет меня. «Слушай», -говорит она, – «попробуй... » – и отказать ей совершенно невозможно. И сижу я и перевожу на английский длиннющую рукописную историю болезни несчастного русского подростка, детдомовца. Он перенес массу болезней, ВИЧ инфицирован, недоразвит, плохо говорит. Мать его, естественно, бросила.  

Читаю я все это, написанное корявым докторским почерком, правда, печати учреждений есть, как положено, и чувствую – сейчас заплачу. Мальчишке повезло. Какая – то верущая американка, они тут почти все верующие, услышала глас Божий – она должна усыновить ребенка, обязательно из России и обязательно несчастного и больного. И конечно без Пегги здесь не обошлось. А я был нужен, чтобы приемная мать могла прочитать его историю болезни. Достаточно ли он сильно болен, ну чтобы соответствовать божьим запросам? Через пару лет я встретился с этой американской мамашей. Парнишка был умыт, пострижен, одет, обут, здоров и вполне сносно сказал мне что – то по английски.  

А как – то, «Слушай», – сказала мне Пегги. – « Мне кажется, ты должен прочитать все, что написано про Уистлера, не про того знаменитого художника Джеймса Уистлера, зачем он нам нужен, а про его папу, Джоржа, который по приглашению Николая I строил железную дорогу между Петербургом и Москвой. В Росии это почему – то не афишируют. » – «Это тот самый, жене которого царь разрешил на Английской набережной держать в сарае корову? » Она была уверена, что все русские коровы, даже царские, заражены чем –то вроде бруциллеза. Правда, тогда этого слова еще не знали.  

Когда царю доложили о требовании Уистлерши, он ответил, – «Желание дамы – закон! » – «Ну да, тот самый», – сказала Пегги. – «А зачем это тебе нужно, что бы я читал про этого Уистлера, про его жену, противная была женщина, и ее молочную корову? » – «Ну, во первых, вдруг пригодится. А потом, я буду тебя всем показывать и говорить, – «Вот он наш Юрий! Он знает все про Уистлера, больше всех! » И вот я стал читать про этого строителя николаевской железной дороги, потом половину забыл, но зато получил прозвище «Уистлер». «Привет, Пегги! » – звоню я Пегги. – «Это я, Юрий – Уистлер. Как жизнь? Что ты от меня хочешь сейчас? »  

И вот однажды... «Слушай», – это снова Пегги. – «Ну что еще, Пегги?! Я ведь только что  

перевел тебе хвалебную статью из русского журнала о концерте в Бостоне хора  

гетеросексуалов. По их просьбе. Зря старался. Я думал, они за это дадут моей жене  

бесплатный билет. Шиш. » – «Нет, нет! Совсем наоборот! Ты пойдешь в Массачусетское  

историческое общество и познакомишся там с очень милой женщиной. Да подожди же! Куда ты сразу бежать! Постой! Возьми у меня к ней письмо. »  

Письмо было адресовано Джейн Гордон, Директору Отдела Образования и Публичных программ Масс. Исторического Общества (МИО). В нем говорилось, что она, Пегги, просит ознакомить ну очень хорошего Юрия с дневниками Адамса, шестого Президента Соединенных Штатов. Этот Юрий, которого можно звать также Уистлером, потому что он знает все про этого уважаемого человека, про его жену, сына, их семейную корову. Теперь он хочет знать всепро Дж. К. Адамса. Тогда полное имя этого любопытного молодого человека будет – Юрий Уистлер Адамс.  

Мне Пегги объяснила, что Адамс всю свою жизнь писал дневник. Он начал это достойное занятие, когда ему было 12 лет, и закончил только в день своей смерти. Он не пропустил ни одного дня, ни одной субботы, ни одного воскресенья. 68 лет! Вот зануда! Хотя, чем он мог еще заняться – ни Интернета, ни селлфона, ни мороженного йогурта тогда еще не было. Ни радио, ни даже лошади.  

Позднее, из его дневника я узнал, что он очень не любил на вечеринках играть в «поцелуйчики». Вероятно, это был вариант «бутылочки. » Он видете ли признавал только воздушные поцелуи. Ну хорошо, потом у него появилась жена с червями шелкопрядами. Но ведь он женился, когда ему было уже 30 лет. А до  

этого?  

– «Пегги, что ты от меня хочешь? Это же огромное количество бумаги. Вероятно Адамс  

писал неразборчиво, шариковой ручкой? » – «Конечно неразборчиво, он писал гусинным пером. » Я начал жалобно стонать, громко. – «Да нет же! Я не хочу чтобы ты свихнулся. Тем более, что попасть в Америке в психбольницу практически невозможно, их позакрывали. Читай не все. Когда Адамс был еще мальчиком он некоторое время жил в России, в Петербурге. Возможно он был свидетелем того, как открывали памятник Петру Первому – Медный всадник. Может быть, он написал что – нибудь об этом в своем дневнике. »  

Ага! Бинго! Наконец – то открылась тайна заголовка этой истории! Окрыленный, я  

поспешил в МИО. Наконец то я встречу американцев, умеющих изъяснятся на культурном американском. Действительно мисс Джейн оказалась очень дрюжелюбной приветливой и, кажется, молодой женщиной. Мило улыбаясь она, очень культурно приобняв меня за плечи, повела знакомиться с мистером Питером Драмми – Самым Главным Ученым Библиотекарем МИО. Я пишу о нем заглавными буквами, потому что именно он помог мне найти дневник Адамса, правда в рукописном виде, но зато на Интернете: http://www. masshist. org/jqadiaries/  

Потом он помог мне найти ручку, которую Сам Президент Кеннеди вручил своему другу сенатору Салтанстону, чтобы подписать от его имени Договор о нераспространении ядерного оружия в Москве, сам он не смог туда поехать. Сенатору очень понравилась жена Громыко. Кроме того, он заблудился в Кремле и чуть не опоздал подписать договор. Но это совсем другая история.  

Оказывается, когда нашему Адамсу было всего десят лет, его папа Джон Адамс, тогда еще не Президент Америки номер два, но все -таки большой человек, поехал в Париж с важным заданием, конечно, все что он делал было важным, и взял с собой сына. Адамс – сын был во Франции два года, где учил в школе вместе с внуком Бенджамина Франклина математику, литературу, историю и иностранные языки.  

Когда в июле 1781 года в Петербург направлялась первая делегация американской  

республики, возглавляемая адвокатом из Бостона Фрэнсисом Дана, назначенным послом, возникла необходимость в переводчике. Ну вы помните, что при дворе Екатерины II все говорили на французском, которым Дана не владел. Адвокат спросил разрешения Джона Адамса взять в поездку его сына, который помог бы ему избежать трудностей перевода. Тот без колебаний дал свое согласие, решив, что подростку эта поездка послужит  

хорошим уроком.  

Папа Адамс говорил, что его сын пишет по – французски лучше, чем по  

английски. Кроме того, после Парижа он успел около года пожить в Амстердаме, где учил немецкий, а приехав в Россию, стал пользоваться услугами частного преподователя, продолжая учить немецкий и, вдобавок, латынь и греческий.  

Как необычно для подростка! Впрочем, он тогда не знал, что станет Президентом и все его знания ему не понадобятся. Совсем не обязательно разговаривать на иностранных языках с аллигатором или с женой, помогая ей распутывать клубок червей – шелкопрядов?  

Итак 1781 год, и 14 – летний Адамс гуляет по Петербургу, а я через 226 лет, тоже еще  

сравнительно молодой, сижу дома в Бостоне и мучаюсь над его дневниками. То есть  

порчу глаза, пытаясь разобрать буквы, написанные гусинным пером. Конечно, я не стал читать этот многодневный и многотомный труд с первой страницы. Еще чего! Тогда я бы мучился над ним до сих пор. К счастью, все страницы дневника были пронумерованы и на них стояли даты.  

Я сразу же нашел страницу, относящуюся к 9 августа 1782 года. Все источники указывали, что именно в этот день Петербург праздновал открытие Медного Всадника. Я прочитал, что с утра Адамс пил чай, потом он, пользуясь хорошей погодой, гулял по Летнему саду. Затем он был в английской библиотеке, на Английской же набережной. Что он там делал неясно.  

Может быть читал в подлинниках что – нибудь из древнегреческого или по латыни. Он любил это дело. А может быть писал стихи – но об этом попозже. И ничего о знаменитом памятнике.  

Разочарование, уныние, отчаяние. В чем дело? Рюмка коньяка, спасибо сыну, снабжает, и тут меня озарило. Ну конечно! Адамс приехал из современной страны, в которой начиная с 1752 года пользовались Грегорианским календарем. А патриархальная Россия перешла к нему от Юлианского только в 1918. Да здравствует Революция! Конечно, зная что я буду копаться в его дневнике, Адамс мог бы исправить в нем даты или ставить две даты. Но он поленился это сделать. А я не поленился перелистнуть вперед несколько страниц, на  

каждой аккуратно упоминается утренний чай, Летний сад и библиотека, и вот оно!  

Переписываю текст Адамса со страницы от 18 августа 1782 года: «This day the Statue of Peter the great was uncover’d all the troops in the city amounting to about 10, 000 men  

para’d in review. Mr. D (Dana) went to see it. After supper I went to see the statue and  

illuminaton on the square. » Конечно, если бы Адамс писал по – французски, он бы сделал меньше ошибок. А вот мой близкий перевод: «Сегодня статуя Петра Великого была открыта, все войска в количестве десять тысяч человек устроили парад. Мистер Дана ходил это смотреть. После ужина я пошел смотреть статую и иллюминацию на площади. »  

Я стал читать дневник дальше. Кто знает, что там еще? Ведь автор сочинял стихи. Может это он написал поэму «Медный всадник», а Александр Сергеевич только позже перевел ее на русский? Или может это он первый стал натирать коню э... То есть начал эту народную традицию. Ну чтобы было определеннее, что это конь, а не кобыла. Ведь англичане могут понять с кем они имеют дело только по словам – мистер – мисс или сэр – леди. Например, мистер Лошадь или мисс Лошадь. Или по вещественным признакам– нечто with balls, или оно же without balls.  

Но нет, наш скромник ни в чем таком замечен не был, а лишь написал 23 августа:  

«Thursday Mr. D and Mr. Artand went to the play where was presented Alzire one of  

Voltaire’s tragedies (I) went in the morning to see the Statue of Peter the great. » Заметили –  

ни одной запятой. А вот мой вольный перевод: «В четверг мистер Дана и мистер Артанд (кто это такой, я не смог найти) ходили на спектакль «Альзира» – одну из трагедий Вольтера. Я пошел утром посмотреть на статую Петра Великого. »  

Мы знаем, что на постаменте скульптуры есть надписи: «ПЕТРУ перьвому ЕКАТЕРИНА  

вторая лѣта 1782. » – с одной стороны и «PETRO primo CATHARINA secunda MDCCLXXXII. » — с другой, которые подчёркивают замысел тщеславной императрицы – установить линию преемственности между деяниями Петра и собственной деятельностью. Адамс никак не упоминает об этих фразах. А мог бы. Ну он, вероятно, не умел читать по – русски, но латынь то ведь он знал. А может быть впечатлительный подросток слишком пристально рассматривал некоторые другие детали памятника. Может быть его испугала змея?  

Собственно, на этом я мог бы закончить свой рассказ о бронзовом Петре,  

вынужденным вечно сидеть на вздыбленном коне, и о впечатлительном мальчике, любящим учить языки, читать, писать, и предпочитающим пешие прогулки, а позже – общение с аллигатором. Не было у него праздного времени на лошадь. За ней надо ухаживать, гладить, разговариват, кормить сеном. Он был занят другим. Он закончит юридический  

факультет Гарвардского университета и даже будет преподавать в нем логику и риторику.  

А стихи? Изданы две книги его поэии. «Как жалко, что я стал Президентом», – написал он как то. – «Ведь из меня мог бы получиться неплохой поэт. »  

Для того, чтобы удовлетворить любопытство читателя, приведу здесь одно из его  

стихотворений. Правда, оно длинноватое и его можно пропустить. Особенно мой  

перевод. В нем, конечно, нет никакого намека на поэзию, я только постарался передать содержание. Зато, если читать оригинал, для этого нужно встать перед зеркалом – одна нога чуть выставлена вперед, другая нога, то есть рука – наотлете, как у памятника Александру Сергеевичу на площади перед Русским музеем в Петербурге, то получится совсем не плохо. Только произносить слова и паузы нужно нараспев, подвывая, то громче, то тише, ну как это делают настоящие поэты. Обнаружится и рифма, и ритм, и все остальное, чему следует быть.  

А вот содержание...  

В стихотворении перечесляются вещи, необходимые настоящему мужчине. Начало очень скромное – кусок хлеба и холщевый мешок за спиной. А потом, и вино, и парча, и драгоценные камни, и пошло – поехало. И жену ему подавай, и детей в количестве более восьми, и друзей. Ужин из четырех блюд, конечно французской кухни. В конце даже Бога приплел. Скромнее бы надо, скромнее.  

К чести Адамса первую фразу стихотворения он выделил кавычками. А раз так, это не  

плагиат. Он взял ее у ирландского писателя и поэта Оливера Гольдмана из книги  

«Викарий из Уэйкфилда», 1766.  

The Wants Of Man. Потребности мужчины.  

“MAN wants but little here, “Мужчина хочет немного,  

below, оно перечисленно ниже,  

Nor wants that little long. ” И хочет он этого не слишком долго. ”  

Tis not with me exactly so; Со мной это не совсем так,  

tis so in the song. Так – это только в песне.  

My wants are many and, if told, У меня же много желаний, и попроси меня,  

Would muster many a score; Я бы перечислил их всех;  

And were each wish a mint of gold, Даже если их необходимо отчеканить золотом,  

I still should long for more. Я все равно желал бы большего.  

What first I want is daily bread – Первое, чего я хочу -это хлеба насущего -  

And canvas-backs, – and wine – И холщевых мешков за спиной – и вина -  

And all the realms of nature spread И что бы раскинулись все дары природы  

Before me, when I dine. Передо мной, когда я ужинаю.  

Four courses scarcely can provide Четыре блюда едва ли смогут  

My appetite to quell; Мой апетит удовлетворить;  

With four choice cooks from France beside, С четырьмя французскими поворами,  

To dress my dinner well. Чтобы хорошо приготовить мой ужин.  

What next I want, at princely cost, Что еще я хочу, по королевской цене,  

Is elegant attire : Это элегантный наряд:  

Black sable furs for winter frost, Черные соболиные меха для зимних морозов,  

And silks for summer fire, И шелка для летнего зноя,  

And Cashmere shawls, and Brussels lace И кашемировые шали, и брюссельские кружева  

My bosom front to deck, – Декорировать мою грудь, -  

And diamond rings my hands to grace, Брильянтовые кольца, украшающие мои рук,  

And rubies for my neck. И рубины для моей шеи.  

I want (who does not want? ) a wife, – Я хочу (а кто не хочет? ) жену, -  

Affectionate and fair; Любящую и справедливую;  

To solace all the woes of life, Способную утешить во всех невзгодах жизни,  

And all its joys to share. И делить все радости.  

Of temper sweet, of yielding will, С мягким характером и уступчивой волей,  

Of firm, yet placid mind, – С твердым, но спокойным умом, -  

With all my faults Любящую меня со всеми моими н to love me still недостаткам  

With sentiment refined. С утонченным чувством.  

And as Time's car incessant runs, И по мере того, как время бежит,  

And Fortune fills my store, И удача наполняет мои кладовые,  

I want of daughters and of sons Я хочу дочерей и сыновей  

From eight to half a score. Числом от восьми до половины в счете,  

I want (alas! can mortal dare Я хочу (увы! Я смертный могу ли желать  

Such bliss on earth to crave? ) Такого блаженства на земле? )  

That all the girls be chaste Чтобы все девушки были целомудрены  

and fair, – и справедливы, -  

The boys all wise and brave. Мальчики были мудрыми и бравыми.  

I want a warm and faithful friend, Я хочу теплых и верных друзей,  

To cheer the adverse hour, Чтобы могли подбодрить в трудный час,  

Who never to flatter will descend, Которые никогда не снизойдут до лести,  

Nor bend the knee to power, – Не преклонят колени перед властью, -  

A friend to chide me when I’m wrong, Друга, что упрекнет меня, когда я неправ  

My inmost soul to see; И видит мою сокровенную душу,  

And that my friendship prove as strong Моя дружба с ним будет такой же крепкой,  

For him as his for me. Как его со мной.  

I want the seals of power and place, Мне нужны печати власти и места,  

The ensigns of command; Знаки отличия командира,  

Charged by the Peoples unbought grace Дарованные милостью народа,  

To rule my native land. Чтобы править моей родной землей.  

Nor crown nor sceptre would I ask, Ни короны, ни скипетра я бы не просил,  

But from my country’s will, Но по воле моей страны  

By day, by night, to ply the task Днем и ночью выполнять задание,  

Her cup of bliss to fill. Наполнять ее чашу блаженства.  

I want the voice of honest praise Я хочу, чтобы голос честной похвалы  

To follow me behind, Следовал за мной по пятам,  

And to be thought in future days И чтобы о мне думали в грядущие дни,  

The friend of human-kind, Как о друге рода человеческого,  

That after ages, as they rise, И спустя века, когда их число возрастет,  

Exulting may proclaim Ликующие могли вознести  

In choral union to the skies Единым хором к небесам  

Their blessings on my name. Свое благословение моему имени.  

These are the Wants of mortal Man, – Таковы желания смертного человека, -  

I cannot want them long, я не могу желать их долго,  

For life itself is but a span, Ибо сама жизнь – всего лишь мгновение,  

And earthly bliss – a song. А земное блаженство – песня.  

My last great Want – Мое последнее великое Желание –  

absorbing all – поглощающее все -  

Is, when beneath the sod, Это, когда я лежу под дерном,  

And summoned to my final call, И меня призывает в ответ на мой последний final call, зов,  

The Mercy of my God. Милость моего Бога.  

Ну не молодец ли. Написать такое! А в России? Мог ли кто – нибудь изобразить что – либо подобное в то далекое время? По – английски!  

И наконец, несколько слов о МИО. Снаружи это вполне достойное здание, построенное в 1791 г., памятник архитектуры. Но главное – внутри. Огромная библиотека – хранилище всевозможных исторических документов. Масса музейных экспонатов, древних парсун, сундуков, кресел и прочее.  

Впрочем, человека из Петербурга этим не удивишь. А вот что меня поразило – это портрет Вашингтона прямо напротив входа. Такой он печальный, такие у него глубоко впавшие щеки. «Нет, нет», – объяснили мне. – «Вполне здоров. Ни гастрита, ни туберкулеза не обнаружено. Ну была пневмония, малярия. Так, мелочи. Да, еще был чирий на ноге. У всех был чирий на ноге.  

На портрете запечатлен момент, когда он вынул свои челюсти. Устал в них позировать. Его они очень мучили. Он любил их вынимать и разглядывать». Оказывается у страдальца совсем не было зубов. Первый зуб ему удалили в 24 года, а дальше пошло – поехало. Ему сделали челюсти из клыков бегемота, ну Президент все же! Хотя тогда для этой цели часто использовали дерево и даже железо. А уже в них можно было вставлять любые зубы. И вставляли, вплоть до ослинных. Был у него набор, позаимствованный у рабов. Но им он не пользовался. Почему бы это? Странно. Надо бы это обдумать.  

Вообще зубы были в дефиците. За ними охотились, стояли в очереди. Хотя Вашингтон все время воевал. Что ему стоило подобрать с поля брани пару – другую черепов позубастее?  

Золотой век для дантистов наступил после битвы в Ватерлоо, 1815 г. Погибло огромное количество, до 50 тысяч, владельцев здоровых качественных зубов, которые не возражали от них избавиться. «Зубы Ватерлоо» так их называли. Хотя Вашингтон до этого счастья не дожил. Он умер в 1799 году.  

И наконец, чтобы закончить свой рассказ достойным образом, я приведу здесь текст из письма Джейн Гордон, Директора по образованию и публичных программ МИО. Надо сказать, что я дал ей свой рассказ первой, он вначале был написан мной по – английски и был несколько короче, в декабре 2007 года.  

«Yuri, thank you so very much for sending your article about JQA and the unveiling of the statue of Peter the Great – marvelous detective work! I am copying this to everyone at MHS so that they can all enjoy it as much as I have. Have a warm and wonderful holiday and we look forward to your visits in the New Year! All the best, Jayne. »  

«Юрий, большое спасибо за то, что прислали мне свою статью о ДКА и открытии статуи Петра Великого – великолепная детективная работа. Я копирую ее для всех в МИО, чтобы они могли насладится ей в той же степени, что и я. Желаю вам теплого и замечательного отдыха, и мы с нетерпением ждем ваших визитов в Новом Году. Всего наилучшего, Джейн. »  

Вот какие письма должен получать мужчина от молодой приятной женщины!  

Конечно, это чистое хвастовство. А кто же еще меня похвалит? Никто.  

Октябрь 2023.