Сяпала Калуша с калушатами

«Сяпала Калуша с Калушатами по напушке. И увазила Бутявку, и волит: « Калушата! Калушаточки! Бутявка! ». Калушата присяпали и Бутявку стрямкали. И подудонились…»  

(Людмила Петрушевская)  

Из обсуждения на форуме:  

– Гуру: «У меня после первого предложения мозг вскипел. Это на каком языке? »  

–Taня: «Программа "Школа 2100" – бегите от нее, чем дальше, тем лучше! »  

– Валентина: «Кошмар!!!! Мой сынок в школу пойдет через 2 года и этому его будут учить? Ему сейчас 4 года и читает он уже сам книжки, но русские народные сказки, а ЭТИ уродуют наших детей!!! Я тут почитала, как пишут пользователи – они как будто в школу никогда не ходили (УЖАС), просто невозможно делать столько в одном элементарном слове ошибок... Мой сын пишет грамотнее в 4 года. Чему же учат в школе? »  

В школе учат разному. В деревне Самодуровка ( историческое название одного из сел Р… губернии) была средняя школа. И хорошо, что была, т. к. если бы она существовала и сегодня, то неизвестно чему бы сейчас там учили детей. История, о которой я хочу рассказать, происходила в начале 2000-х тысячных.  

Известная на весь С… район директриса школы Людмила Хорькова вела обучение детей по новой, удобной для нее «системе» и педагогов подбирала таких же. Образования у некоторых «учителей» вообще никакого не было. Заслуженный педагог ссылалась на то, что в деревне не хватает людей с соответствующим образованием, что учителями в сельскую школу никто не хочет идти работать, поэтому «коллектив» школы в основном состоял из лизоблюдов, подхалимов, да и просто угодных для нее людей. Всем известно, что в полуразрушенных сельских деревнях нет работы, молодежь уезжает, да и тем, кто там живет, вернее наживается на рабочих местах, «посторонние» не нужны.  

Утро в сельской школе обычно начиналось с рассказов о снах Людмилы Хорьковой. Слушателями были работники школы, которые перед началом рабочего дня с большим вниманием выслушивали ее необычные рассказы, поддакивая, где надо или дополняя, если была необходимость.  

– Как хочется любви, товарищи! Ведь сами знаете, как без нее тяжело жить на свете! Вот сплю я сегодня и вижу, как рядом со мной еще три мужика лежат. Вы даже представить себе не можете каких!  

– Один пятки мне чешет, другой спинку гладит, третий свои обязанности выполняет, четвертый песни поет, а я лежу и балдею, поэтому и на работу сегодня опоздала.  

– А что муж уже свои обязанности не выполняет? – спросил молодой педагог, проходивший практику в школе.  

– Вы что мне предложение делаете? – с интересом переспросила его Людмила Николаевна.  

– Да Вы что, Боже упаси! – Я пошутил, – ответил физкультурник и схватился за лыжи.  

– Вот так всегда! Соблазнят женщину, а потом отказываются жениться! – ехидно улыбнулась Людмила Николаевна.  

Разговор прервал школьный звонок и все засобирались на уроки.  

Молодые педагоги в школе были редким явлением. Не каждый мог найти подход к своенравной директрисе. Были случаи, когда не «продержавшись» и трех месяцев, будущие учителя просто убегали, побросав свои трудовые, характеристики и не получив зарплаты. А поиздеваться над наивными педагогами Хорькова очень любила.  

– Вот, например, в прошлом году у меня на практике были две девочки. Они мне сразу не понравились. Я им так и сказала: уходите, я с такими, как вы, работать не собираюсь. Так они жаловаться поехали на меня в Роно. А кто их там слушать будет? Вот я им и сделала «тю-тю». Испортила характеристики, затем трудовые. Еще в училище позвонила, чтобы их потом никто на работу не брал! – хвасталась она в моменты хорошего расположения духа перед своими коллегами.  

Те кивали головой в знак согласия. Да и как им было не соглашаться? Ведь их судьба была тоже у нее в руках. Трудовое обучение вел бывший завхоз, друг семьи, любитель застолий. Математику вела ее соседка по улице, не имеющая никакого образования, но муж у которой был лесник. В случае необходимости обеспечивал всегда ее дровами. В начальных классах преподавала жена фермера, у которого было личное подсобное хозяйство, как и все в Самодуровской школе, не имеющая никакого образования.  

– А кто к нам пойдет работать? Зарплата маленькая, а работа нервная. Вот приходится брать хоть кого-нибудь, – жаловалась обычно Хорькова в Роно в начале учебного года.  

И по-своему была права. Слава о Хорьковой разлетелась на весь С… район. К ней действительно никто не хотел идти работать. Молодые убегали, а старые держались «мертвой» хваткой.  

Оставшись одна, когда учительская со звонком опустела, директриса, достав пачку тетрадей из шкафа, начала их проверять. Проверяла она их тоже по своему методу. Метод назывался «шаляй, валяй». Давно потеряв интерес к педагогической деятельности, Хорькова превратила работу в театр. Видимо, так ей было не скучно.  

Взяв тетрадь ученика и даже не посмотрев на чернила, она стала «исправлять» в ней ошибки.  

– Петров, а Петров, на тебе! Получай – «два» – за грамотность! – не без удовольствия выводила она черными чернилами оценку, наисправляв «ошибки», подделав лишние крючки, точки и запятые.  

И хотя чернила, которыми писал Петров были синими, а подделанные ошибки черными, что выдавало Хорькову с головой, оценка была неизменной.  

Так она развлекалась с учениками, доводя неугодных «двойками» до «белого каления». Не все родители верили своим детям, которые жаловались на нее за то, что она самолично приписывает им ошибки. Да и кто мог в то время в это поверить? Зачем прославленному педагогу было вредить детям, ломать психику, доводить до слез? Может виной всему были личные неурядицы в семье? Или быть может старческий маразм одолел Людмилу Николаевну? Или просто от безделья у нее чесались руки? Причин видимо было много, поэтому школьные тетради пестрели разными почерками, чернилами и всевозможными ошибками. Хорькова их складывала в отдаленном уголке шкафчика и при случае всегда могла показать, какие они безграмотные, в т. ч. и не угодившим ей молодым «специалистам».  

Но юмор, проявлявшийся время от времени в душе заслуженного педагога, на этом не заканчивался.  

Людмила Николаевна любила «сталкивать лбами» между собой, как учеников, так и учителей, а порой и тех, и других вместе. Как-то раз ее застали за разговором с ученицей четвертого класса.  

– Ты сделала то, что я сказала? – кричала в учительской на оробевшую девочку директриса.  

Девочка молчала, но все ее выражение лица говорило о том, что она была сильно испугана.  

– Я повторяю: ты сказала то, о чем я тебя просила? Ты сорвала урок у Галины Васильевны? Тебе-то нужно было только сказать всего три слова: «От тебя воняет! », а ты даже этого не сделала! Теперь останешься на второй год, неуч! – от негодования трясла головой заслуженная учительница.  

Ученица от ужаса не могла произнести ни слова. Она стояла, потупив голову и шмыгая носом. Они со старой бабушкой жили вместе, т. к. родителей у Ирины не было. Да и как могло быть иначе? Не станет же директриса воевать с теми, у кого есть и папа, и мама. Для своих развлечений она выбирала детей не из полных семей, а то и сирот. С ними легче было справиться. Вот здесь она срывала на несчастных детях всю свою накопившуюся за годы педагогическую злость. Порой даже не верилось, что, проработав в школе двадцать с лишним лет, этот «педагог» мог опуститься до сведения счетов и с кем? С ученицей младших классов за то, что она отказалась сорвать урок у молодой учительницы.  

Галина Васильевна пришла работать в школу по направлению, которое ей дали в училище. Она вела историю и считала свой предмет самым интересным. Ученики с удовольствием шли к ней на уроки, что вызывало неограниченную зависть у «заслуженного» педагога, которую ученики ненавидели. Даже собственный сын, ученик этой же школы, не слушал ее, за что постоянно получал скакалкой по мягкому месту. А однажды даже насыпал в колодец, откуда та брала воду, несколько мешков ядохимикатов, которые хранились в полуразрушенной церкви, используемой как складское помещение.  

– Меня чуть собственный сын не отравил, – возмущалась тогда Хорькова, жалуясь на отпрыска.  

Кроме того молодая учительница каким – то образом сумела добиться того, чтобы ей выдали дрова. Это уже было преступлением по понятиям Хорьковой. В тот же день она созвала срочный педагогический совет и начала «разборку» с неугодным педагогом.  

– Я проработала директором в этой школе без малого двадцать лет, но мне никто дрова не выписывал! А вы только пришли сюда работать и сразу, потеряв всякую совесть, привезли себе дрова! А у вас печка-то есть? – начала собрание «коллектива» Хорькова.  

– Вот, спросите у кого хотите, кто получал дрова в нашей школе?  

– Никто, – завыл на разные голоса «коллектив». – А почему нам не дали? У нас, что, особенные работники появились? Одним дают, а другим нет?  

– Так идите и вы в администрацию, может и вам выпишут, – попыталась оправдаться молодой специалист.  

Что тут началось!  

Подхалимы возмущенно кричали о том, что им не нужны такие «товарищи», которые думают только о себе, что они «позорят» «коллектив» школы и уважаемого директора, т. к. в райцентре могут подумать, что они нуждаются в дровах для отопления.  

– А то, что сейчас декабрь и у меня действительно неисправна печка, то, что я живу в холодном доме при морозе минус двадцать градусов – это никого не волнует? – попыталась вразумить собравшихся Галина Васильевна, но ее голос потонул во всеобщем хоровом пении.  

«Хор» пел, а молодая учительница думала о том, что ей сегодня опять придется идти в холодную избу, где бывшие работники школы, возможно такие же, как и она, сбежали в неизвестном направлении, растеряв документы и побросав вещи.  

– А сегодня ночью к школе приходил волк, – неожиданно раздался голос среди всеобщего шума. Это молодой учитель физкультуры попытался отвлечь аудиторию от болезненного вопроса. Он жил в закутке школы, где помещалась лежанка и стул.  

От неожиданности собравшиеся замолчали и посмотрели в окно. За зимним окном быстро темнело. Свет в Самодуровке отключали рано, поэтому запоздалые пешеходы обычно добирались до дома через толщи снега в полной темноте, теряя по дороге не только подошвы, но порой и сами ботинки. Все засобирались домой.  

– Разговор еще не окончен! Завтра тему продолжим! – строго предупредила всех директриса, потирая от удовольствия ладони и издавая напоследок какие-то смердящие звуки, шаркающей походкой первой вышла из учительской.  

Деревня Самодуровка всегда славилась своими особенными обитателями отчего и пошло это название. У нее была своя предистория. Местные жители поговаривали, что раньше деревенские помещики отказывались брать село себе, считая, что люди здесь неуправляемы и не поддаются воспитанию. Долго Самодуровка была сама по себе, вплоть до революции. С приходом новой власти стали появляться зачатки культуры. Были открыты библиотека, маслозавод, хлебозавод, сыроварня, школа, больница, образовались колхозы. Но после развала, в начале девяностых, все снова пришло в запустение. Молодежь старалась уехать из этих мест, перебираясь в столицу, бросая родительские дома. Село быстро разрушалось, а с ним, видимо, разрушалось и деградировало сознание селян, их культура, возвращаясь к старым полузабытым временам.  

Сегодня здесь нет ни школы, ни библиотеки, ни детей, а живут, вернее, доживают свой век одни старики. Все погружено во тьму сознания, и только одинокий волк иногда, выйдя на середину дороги, где горит единственный на всю деревню фонарь, напоминает о прошедшем времени своим горьким воем…  

«Сегодня школа нуждается в человеке, который знает мир и в то же время глубоко опытен в нравственных понятиях. Подход к детям нужен непременно духовный, но через ощущение жизни, через ощущение тревог мира. …Отсутствие в природе духовного человека, представляющего как бы «самосознание Вселенной», лишает смысла существования не только человека, но и всё сущее, всё мироздание. …Так я и понимаю природу, как зеркало души человека: и зверю, и птице, и траве, и облаку только человек даёт свой образ и смысл", – говорил М. М. Пришвин.