Мать

– Архипов – два! – хмыкнула физичка Ирина Борисовна во время проверки самостоятельных работ и бросила на меня презрительный взгляд, какой любила бросать на всех учеников. Выглядывающие из-под черных бровей два серых глаза словно пронизывали насквозь. – Подойдешь после урока.  

Я ненавидел Ирину Борисовну. Было невероятно трудно получить у нее хорошую оценку. Если даже ученик хорошо знал тему, она обязательно после его ответа спрашивала что-то ужасно трудное, чего не знал, конечно, ни один ученик из класса. И физичка постоянно добивала уже побежденного ученика своим коронным «Эх, слабовато. Расширять надо кругозор-то свой, а не в телефоны играть».  

– Но я же почти все правильно ответил! – иногда кто-нибудь осмеливался возразить.  

– Ты? Почти все правильно ответил? Ну тогда назови мне формулу закона сохранения импульса для двух тел! Тогда, может быть, пять поставлю.  

– Так нечестно, мы этого не проходили!  

– Естественно, сами вы ничего узнавать не хотите, а надо! Что я вам, все разжевывать должна что ли? Отличник нашелся.  

Ирина Борисовна давно работала в школе, и почти каждый школьник, даже который не учился у нее, знал ее манеры.  

– Задолбала уже, сколько можно!  

– Радуйся, меня она вообще пять раз за эту неделю к доске вызвала, почему так?  

– Понравился ты ей! Х-ах.  

– Пошел ты к черту! Кому-кому, но только бы не ей!  

Я убирал учебники в портфель и готовился подойти к Ирине Борисовне. Рядом стоял мой приятель и внимательно смотрел на учительницу.  

– Сегодня у нее вроде не очень настроение… – заметил он.  

– Спасибо, обрадовал, – огрызнулся я.  

– Держись, Женька…  

Вздохнув, я направился к учительнице, перешагивая через ряды небрежно брошенных портфелей и просачиваясь между партами.  

– Значит, так, Архипов, – она посмотрела на учеников и нахмурилась. – Вышли все! Кабинет проветрить надо.  

Мне стало не по себе: приходилось говорить с ней наедине. Никто не услышит разговора и ничем не поможет.  

– В среду у нас зачет, между прочим, – строго начала она.  

– Да, я знаю, но…  

– Но ты к нему не готов, – отрезала она.  

Воцарилась тишина. Ирина Борисовна старчески дернула головой и сжала бледные губы. Она продолжала с остановками, будто ей трудно было говорить:  

– И, так как мы с твоей мамой… В хороших отношениях, я пойду тебе навстречу.  

– Спасибо… – осторожно вставил я.  

– Ты придешь ко мне завтра, и мы поделаем задания к зачету.  

Ирина Борисовна назвала время и место. Я вспомнил, что в это же самое время у меня хоккей, но попытаться перенести занятие я не решился. Уж лучше пожертвовать одной тренировкой, чем снова вступать в диалог с училкой.  

Я шел по какому-то темному двору, глядя в навигатор. Вдалеке стояла четырехэтажная хрущевка. Я сверился с навигатором. Да, это её дом! Он стоял в почти полной темноте. Такой маленький и одинокий…  

Я позвонил в домофон и зашел внутрь. На лестничной площадке я увидел Ирину Борисовну. Она стояла в домашних штанах и тапочках, прислонившись к тамбурной двери. Казалось, учительница постарела: морщин на ее лицо будто бы стало больше, лицо округлилось, но глаза смотрели уверенно, и взгляд был настойчивым, как и всегда.  

– Ну, проходи!  

Мы зашли в тесную, обставленную старой мебелью квартиру. Повсюду висели какие-то грамоты, но я не  

успел прочитать, что на них было написано, так как Ирина Борисовна быстро проводила меня в свой кабинет. «Ладно, уж где-где, а в области физики она уважаемый человек. Просто так столько грамот не дают».  

Ирина Борисовна усадила меня за стол, над которым висела большая фотография мускулистого мужчины лет тридцати.  

– Давай разбираться, Архипов. Ничего не учишь, как всегда. Ох, что за поколение…  

Она долго объясняла мне применение формул, от которых мне становилось тошно, а потом величественным тоном приказала решать задачи. С ними пришлось прилично повозиться. Я часто поглядывал на время, а учительница повторяла мне одно и то же про скорость при движении по окружности… Поправляла меня, охала и бормотала что-то себе под нос.  

Наконец я с горем пополам расправился с задачами. Оставалось еще немного времени, поэтому физичка дала мне еще несколько задач. Под конец занятия моя голова просто гудела.  

– Дома разберись еще, – сказала Ирина Борисовна.  

– Да, конечно! – послушно пробормотал я и начал убирать учебники в портфель.  

Я расстегнул молнию, и прикрепленный к ней значок «Локомотива» быстро проскользнул перед учительницей, которая тут же уставилась на него.  

Возникла пауза. Я почувствовал, что Ирина Борисовна хочет что-то сказать, поэтому стоял, не двигаясь.  

– Это… «Локомотив»? – спросила она.  

– Ну… Да.  

Ирина Борисовна взглянула на фотографию, висевшую над её столом, а затем, не говоря ни слова осторожно достала фотографию в золотистой рамке и дала мне. На ней была изображен весь состав «Локомотива», и в числе них тот молодой человек. Я сразу все понял. Ирина Борисовна заплакала и отвернулась, стараясь не показывать слезы.  

Когда я выпустился из школы, я иногда вспоминал Ирину Борисовну. Но уже не ту злобную училку, а мать, заботливую мать, которая стояла на пороге и улыбалась мне. Тогда я не разглядел ее искренней, настоящей улыбки.  

В память об авиационной катастрофе, произошедшей 7 сентября 2011 года.