Сон?

Кто знал, что я могу проснуться в другом месте. Нет причин, нет изменений в жизни, нет чего-то особенного, что заставило меня здесь открыть глаза.  

Так странно засыпать в своей постели, прожив ещё один обычный день, и потом оказываться в мире спонтанности. Как только я проснулась, я увидела человека, летящего через пропасть и орущего что-то наподобие "помогите". Я убираю одеяло, оглядываюсь: вокруг творится ад. Моя кровать находится на крыше какого-то здания, вертолёты летают по небу, всюду слышатся взрывы, а тот человек в итоге падает вниз с громким хрустом. Не осознавая до конца ситуацию, я зеваю и встаю, думая, что я сплю. Вдруг резкий, холодный, пронизывающий насквозь ужас настигает меня, впивается тысячами, нет, миллионами кинжалов в тело. Паника обнимает меня, захватывает в плен, с головой окунает в себя. Сердце учащённо бьётся, дыхание становится резким и коротким. Они снова дали мне таблетки...  

Затем ты просыпаешься в своей палате, орёшь, бьёшься в агонии. Вбегают люди в халатах, хватают и связывают, дают снотворное. Ты плачешь, ты не можешь, ты не вывозишь. Ты снова окажешься на крыше, снова.  

Так больно. Так тоскливо. Так страшно.  

***  

У неё снова случился припадок. После войны человек теряет себя, становится кем-то другим, исчезает. Я пришёл в эту психиатрическую лечебницу, чтобы помогать таким как она. Эти люди будто всё понимают, но не могут контролировать боль, воспоминания и страх. Она каждый раз смотрит на меня, пока её привязывают к койке, главный говорит, что я похож на её сослуживца, которого откинуло взрывом с крыши отеля. В её глазах я вижу отчаяние, которое на секунду передаётся мне.  

Сегодня решат, что с ней делать. Никакие препараты и разговоры ей не помогают, она уже не жилец. Родные и врачи вместе решили усыпить её, не буду расписывать подробности прощальных речей и слёз.  

Сейчас час ночи. Я пришёл к ней в палату и разбудил. Сказал, что я пришёл с того света и живу там счастливо после войны. Она расплакалась. Все мои рукава были мокрыми, они утыкалась глазами в мои руки. Затем я ввёл ей лекарство и ушёл.  

На утро её кремировали. Почему-то я пустил слезу. У меня не было с ней никаких отношений, она не знала моего имени, мы с ней даже не разговаривали, кроме последней ночи. Думаю, я чувствую вину за это, ведь я...  

Ведь я и есть тот самый сослуживец.  

Хруст был от веток, на которые я упал.