Махнулись

Инга и Мирон были счастливой парой. До того момента, пока его не забрали служить и она не узнала, что на сносях. А это значит, ей предстояло отправиться с то учреждение, рассказов о котором она уже наслушалась и ужасно боялась там оказаться а ему так и вовсе оказаться в рамках правил в своем мирке не на неделю, не на месяц, а на полтора года. и никакой отсрочки всвязи с пополнением семейства. Так вышло, что забрали ее за неделю до родов и его тоже.  

Первое, что он сделал в части, это принялся писать письмо. Но его никто не передал. Командир части прочитал сей опус и решил, что лучше его барышне сейчас не волноваться. Да и радостные эмоции ей тоже не нужны.  

А между тем, она надеялась лишь на то, что скоро получит свой сверток счастья и больше никогда не приедет сюда опять, где все, как в красках описывали подруги и знакомые, но она решила сосредоточиться на хорошем. А именно, что кормят иногда нормально, ведь она обожала гуляш. А тут он чаще был почти без мяса. Она подозревала, что кто-то просто не кладет его, но устраивать скандалы справедливости сейчас было ну совсем не к месту. Ведь бывал и нормальный гуляш. Жаль, что никто не предлагал ей свою порцию, даже кашу все уплетали. Пусть и на воде.  

Но вскоре случилось ужасное – акушерки, которых она терпела, как оказалось, зря, погубили ее крепкого карапуза. Она сидела, свернувшись в клубок у стены и словно выпала из реальности. Несколько медработниц нарушали ее спокойствие, подходив и проводив ладонью перед ней, мол, в себе ли та. Потом однопалатница провела ее на кровать и сказала, что решила поддержать ее своей порцией гуляша. Но та даже не посмотрела на него. А медсестры, видя, что она не притрагивается к яблокам, просто забирали их. Забирали те и апельсины.  

Мирону же, который ничего не знал об этом, тоже приходилось нелегко – он думал, что в армии действительно запускается процесс превращения в мужчину, но вместо этого творилось нечто несуразное – новенькие должны были слушаться старших, царили неуставные отношения, вставать оказалось труднее, чем он думал, все по команде. А питание там было такое же ужасное, как у его любимой Инги, но он-то знал, что она там будет максимум неделю и вот, увидев снова минтай с пюре на воде, подумал с досадой – Эх, свалить бы хотя бы вместо нее в роддом… там и то лучше, чем тут. Сколько мне тут еще париться….  

Та же с свою очередь тоже подумала в сердцах – Да, ему даже легче, ведь он не терял ребенка. Нашего ребенка. а эти гадины еще и на меня пеняли. И с порога недовольны были отсутствием халата, словно тут дресскод.  

И вот – пам –пам – теперь он приходил в себя после кесарева, которое сам же и настоял сделать, и услышал – Эй, мамаша! Принимай едока. Хорош дрыхнуть.  

–Это ты мне? – удивился он такому разговору.  

–А тебя на вы не учили? – возмутилась та на справедливое замечание.  

–Так у вас тут неустав. Как в армии. Вот и подстраиваюсь – парировал Мирон по привычке.  

–Хе – только хмыкнула та уходя, выразив недовольное изумление от того, что кто-то посмел быть смелее.  

–УХ, надо же, похоже мое желание сработало – подумал он, лежа вместе с карапузом. –А родить не так уж сложно, я вот смог. Но этих медработниц нужно брать за хвост. Но если я тут, значит Инга в части. Вот это умора. Пусть она мне потом расскажет, что там легко. Пусть она доказывает мне, что это школа жизни. Пусть она говорит, что рожать сложнее. Чем служить. А я послушаю.  

А у нее был план не писать а просто позвонить. Чтоб без посредников. Она ужасно хотела домой и все эти игры с тренировками и прочим в ее планы не входили.. тем более на полтора года. теперь у нее было такое же желание, что и у него тогда – сбежать. Ее напрягало закрытое пространство и все, что там происходит. Она хотела кричать, но кричала лишь в строю, и то по команде.  

А наша роженица не планировала оставаться в роддоме на неделю. Ей достаточно было от силы трех дней. И каждый раз она говорила медсестрам, что прекрасно себя чувствует и потихоньку собирает вещи, чтобы освободить место для той, кому оно нужнее. Сами же часто говорят, что в больницах дефицит коек. Те скептически посматривали, но не решались спорить с такой бойкой пациенткой. И правильно делали. Ведь его не радовала даже еда.  

–Это что еще за еда для родивших? Капуста…вы видимо, совсем профаны в этом. А это что с ней рядом? Кабачок. А, я понял…. а, это им знакомые поотдавали и девать, кроме как приготовить эту жижу нам, больше некуда – и отнес обратно раздатчице это со словами – Не тронуто. Приятного аппетита!  

На что та сказала – Ишь пошли, капризные какие.  

–Сейчас ты пойдешь. По знакомому адресу. Котлетки так быстро бы прибрала, знаем мы таких. И добавки попросила бы.  

–Очумела что ли, перестройка? -хотела она назвать ее шалашовкой, но перепутала от волнения. – Всем не угодишь.  

–А всем и не надо. Только мне. С приятным аппетитом! Овощи полезны. – усмехнувшись, сказал он и ушел.  

С одной стороны, ему наскучило тут быть, а с другой ему было забавно осаждать их. Но он надеялся только на то, чтобы завтра на раздаче не была она, а то ведь что-нибудь подсыплет. А ему это было не нужно. Ведь вдруг завтра дадут что-нибудь получше. Не капусту, не минтай и не бобы. А нормальные котлеты. Хоть и с хлебом, лишь бы аппетитные. А аппетит его рос и лишним яблоком он не принебрегал.  

Он не помнил, что было с ним до кесарева, и про себя гадал – а делали ли ему промывание. Но ему это было по боку – все равно он не он. Но сейчас его ждал сюрприз – его звали на контрольный осмотр. Его трясло то того, что сейчас недовольная без особой причины медсотрудница будет грубо проверять его, погрузив руку по локоть. Но откуда ни возьмись явился доктор и позвал его. И он, не зная, что его там ждет, смело зашагал. А тот очень деликатно и без лишних слов все сделал. Ему даже разрешено было не лезть на кресло а остаться на кушетке.  

–Это оказалось не так страшно, как я думал. –подумал он.  

Теперь перед ним маячила перспектива выписки, хоть и без жениха. Но с милым карапузом. А перед ней маячила перспектива отсрочки, если есть ребенок. И вот она дождалась права на звонок и все ему рассказала. Он обрадовал ее новостью о том, что успешно родил, хотя она и не верила. Ведь ничего из последнего не помнила.  

–А тебя не удивляет, что мы махнулись местами, расскажи-ка.  

–Конечно удивляет. Но я один раз подумала, что тебе тут лучше.  

–А я подумал, что тебе. И вот, родил. Как видишь.  

–А сам родил или как?  

–Конечно сам. Ты ж тут. Я сделал это за тебя. Прокесарили.  

–Хватит хвалиться. Лучше забери меня отсюда. Мне тут не место. И раз у Нас есть ребенок, я могу уйти отсюда на законных основаниях.  

–Ничего, боец, раз так, то скоро на гражданке будешь. Нужно лишь немного подождать. Всему свое время.  

–Ну да, хорошо тебе там говорить. А мне отдуваться тут.  

–А кто-то говорил, что тут прям рай на всем готовом. Вот и пользуйся. Минтай, надеюсь, полюбила?  

–Я нажарю тебе сковороду этого минтая, когда вернусь.  

–Ух ты, сильная угроза – иронизировал Мирон. – А если я залечу – виновата будешь ты.  

Она наивно думала, что после воссоединения они снова станут самими собой. Но нет. Он пока не хотел обратно так же сильно, как тогда хотел махнуться. Ей оставалось лишь надеяться, что вскоре цикл восстановится и он расхочет быть другого пола. Надежда дама крепкая.