Лес (hpls)

Полусонный опер трясся в проржавевшем вагоне электрички под мерный стук колёс.  

“Подняли в восемь утра, отправили Богом забытую глушь, — мысленно распинался он. — Спасибо, уроды, удружили. ”  

Сеня поставил себе на колени небольшой кожаный портфель и достал оттуда свежее дело.  

“д. Борная. Исчезновение жителей”, — зевая прочитал опер и продолжил медленно перелистывать немногочисленные страницы папочки.  

После краткого описания произошедшего пошли страницы с данными всех пострадавших.  

Первым шёл загорелый мужчина средних лет с небрежной щетиной, залысинами и водянистыми голубыми глазами. На фотографии он непринуждённо улыбался, но от этой улыбки кровь стыла в жилах. Или не от неё, а от осознания, что этого добродушного мужичка уже, вероятно, нет в живых. Что с ним? Сбежал от счастливой семейной жизни? Заплутал в лесу? Загрызли волки? Разорвал в клочья голодный медведь? Или какие-то мистические силы раскидали его по острым лезвиям ветвей вековых деревьев, окропив алой кровью бархатный ковёр из травы и опавших листьев?  

Опер помотал головой из стороны в сторону, пытаясь отогнать от себя гнетущие мысли.  

“Пропал без вести 24. 08. 22”  

Ни во сколько, ни как, ни черта. Восхитительно!  

Возмущение и нестерпимое желание навалять собиравшему показания постепенно приводили опера в чувство, унося мысли о тёплой постели и мягкой подушке заместо холодного вагона и жёсткого сиденья всё дальше и дальше.  

Пролистав досье остальных пропавших, опер с глубоким вздохом закрыл папку и начал думать.  

“Маньяк-насильник? Забрал помимо четырёх молодых девах ещё сорокалетнего мужика и пару крепких парней от семнадцати до двадцати? Ха! О темпора о морес! Навряд-ли. Серийный убийца? Похоже, но где же он, простите, живёт? В лесу, шишки с иголками жуёт?  

А в деревне он находиться не может, там бы его очень быстро вычислили, линчевали, да и дело с концом.  

Всё же это, наверное, звери. И ради этого я туда еду. Господь!  

Когда там уже это проклятое ведро болтов причалит? ”  

“Остановка Кирпичная”  

Услышав искажённый женский голос, оглушительно заскрежетавший на весь вагон, Сеня быстро собрал свои скудные пожитки и двинулся в сторону тамбура.  

Протиснувшись сквозь неохотно открывшиеся двери и сойдя на абсолютно пустую остановку (роль которой исполняла огромная бетонная плита), опер не сразу понял, куда и зачем он попал. Из ступора его вывела электричка, поспешившая оставить Сеню в полном одиночестве без каких-либо путей отступления. Он достал телефон, открыл карту и попытался поставить метку на “д. Борную”. Навигатор, тем временем, был железно уверен, что владелец телефона либо сумасшедший, либо идиот, либо всё сразу, ведь как-либо иначе объяснить его нахождение в чистом поле за десятки километров от ближайшего населённого пункта было задачей весьма затруднительной для любого интеллекта, в особенности для искусственного.  

“Технологии! — язвительно передразнил участкового айтишника опер и убрал кирпич в глубокий карман тёмных брюк. — Чёрт бы их побрал. ”  

Тут он внимательно огляделся. Помимо изрядно заросшей тропинки, ведущей куда-то в сторону глухого леса, Сеня заметил, что в одном месте подле этого бетонного плота, рассекающего безграничный океан летней зелени, трава была слегка ниже, чем везде. Эта аномальная растительность формировала исключительно кривую и узкую тропу, уходящую куда-то далеко за горизонт.  

“Была-не была”, — подумал опер и с головой нырнул в зелёную бесконечность.  

Спустя минут десять оперу-таки удалось продраться сквозь травяную пелену, и он вышел к окраинной улице небольшой деревни.  

Выглядело поселение угнетающе. У чёрта на куличиках, в объятиях изумрудной зелени, стояли кривые ряды покосившихся обветшалых избёнок. В некоторых из них были разбиты окна, в других были наглухо заколочены входные двери, а третьи были полностью поглощены природой, напоминая о своём существовании лишь слегка торчащими трубами закопчённых дымоходов. Из бессчётного количества зданий деревни обитаемыми были, казалось, единицы.  

Ветер ласково шуршал вездесущей зеленью. Откуда-то издали, с противоположного конца деревни, доносились редкие падения тяжёлого топора и ленивая возня домашнего скота.  

“Тихо тут как-то. Кладбищенская тишина, — подумалось Сене. — А может просто мне после стольких лет беспрестанного городского шума стал так чужд покой? ”  

Опер двинулся к ближайшему жилому (по его мнению) дому.  

Вытерев ноги о старый половик на входе, Сеня три раза постучался в дубовую дверь.  

Спустя пару секунд оперу открыла невысокая женщина. Рваный платок на её голове изо всех сил пытался прикрыть свободолюбивые русые локоны, однако выходило это у него из рук вон плохо. Небесно-голубые глаза хозяйки пустым холодным взглядом вонзились в незваного гостя. Её платье было покрыто неизвестными народными узорами, а обуви, по всей видимости, она не носила вовсе.  

— Здравствуйте, не подскажете, где живёт...  

“Как-же звали того мужика лет сорока? Чёрт..”  

—... Волина, – закончил Сеня.  

Лицо ранее абсолютно безразличной женщины, на мгновение, будто двадцать пятым кадром, исказила ужасающая гримаса ярости. Её бледные впалые щёки дернулись, и она поджала сухие полупрозрачные губы.  

— А вы.. Кто?.. — тихо спросила она.  

— Оперуполномоченный Арсений Трифонов, — Сеня привычным движением выудил из нагрудного кармана своё удостоверение и показал его незнакомке.  

Женщина никак не отреагировала на вынутую бумажку и продолжила сверлить опера взглядом.  

Спустя пару минут неловкого молчания, когда опер уже было начал волноваться, хозяйка всё же нарушила тишину.  

— Волины живут.. Тут, неподалёку. Пройдите прямо.. Прямо по улице, там увидите небольшой.. Небольшой, да.. Домишко! За покосившимся зелёным забором. Вам туда, —едва двигая губами произнесла она, ни на секунду не отрывая взгляда от Сени. Создавалось стойкое чувство, что каждое слово давалось женщине с огромным трудом. Словно ей было непривычно..  

“Разговаривать? ”  

— Спасибо большое, — кивнул опер.  

— Удачи, — с невидимой усмешкой, почти беззвучно, но чётко, без единой запинки, сказала женщина и с силой захлопнула дверь.  

В доме за пьяным зеленоватым забором Сеню встретила заплаканная женщина, представившаяся Юлией. Выяснилось, что несколько дней назад её любимый ушёл с мужиками в лес, но вернуться у него не вышло. Она, логично, начала спрашивать товарищей мужа о том, что же с ним всё-таки случилось, однако те лишь отмахивались. Мол, “Пропал и пропал – отбился от всех, потерялся. Всякое случается”.  

— Могли ли они его убить? — задумчиво спросил опер.  

Услышав последнее слово, женщина громко всхлипнула. Её глаза были полны боли и злости.  

— Молчи! Молчи! — трясясь прокричала она.  

Юлия обхватила колени руками и начала резко качаться вперёд-назад.  

Сеня кинул озабоченный взгляд на уже никак не реагирующую женщину, покачал головой и вышел из дома, аккуратно прикрыв за собой дверь.  

После сбивчивого диалога с Волиной опер обошёл семьи остальных пострадавших. Странным оперу показалось то, что остальные жители деревни отнеслись к потере близких весьма.. спокойно? Их лица были сухи, казалось, лишены каких-либо эмоций, за исключением лёгкого раздражения, вызванного появлением сотрудника органов в Борной. Несколько местных и вовсе наотрез отказались открывать Сене, смотря на него через мутное оконное стекло ледяным немигающим взглядом, выжидая пока опер уберётся прочь с их земли.  

Полицейский сел на небольшую скамейку во дворе последнего дома.  

“Дело, разумеется, можно закинуть в дальний ящик. Замять можно даже. С концами. Не думаю, что кому-либо особо интересно происходящее здесь, особенно учитывая отношение местных..”  

Опросы лишь ещё сильнее сбили опера с толку. Он окончательно перестал понимать, что здесь происходит и, полностью готовый плюнуть на всё, пустить дело на самотёк, Сеня всё же решил напоследок навестить старосту деревни, надеясь хоть от него услышать что-нибудь полезное. Или хотя-бы интересное.  

Сеня подошёл к небольшой рубленой избе в самом центре деревни и устало постучал в дверь.  

Когда в проходе появился невысокий пожилой мужчина в старой серой рубахе, широких потёртых штанах хаки и избитых чёрных ботинках, Сеня машинально вынул удостоверение и протараторил осточертевшую за сегодня фразу.  

Староста протянул оперу свою сухую морщинистую руку.  

— Василий Семёнович, — представился он и провёл левой рукой приглашая внутрь. — Заходите, товарищ ми.. полицейский.  

На фоне большинства жителей староста выделялся не только спокойной и чистой речью, но и завидной дружелюбностью.  

“Интересно..”  

Сеня неловко протиснулся через тяжёлую дубовую дверь и не без труда прикрыл её.  

“Как это ему удаётся с ней так ловко?.. ”  

Сев за значительных размеров обеденный стол, Сеня начал оглядывать убранство жилища главы деревни.  

Интерьер дома был не ужасен, не омерзителен, но всё же..  

Всё же что-то никак не давало оперу покоя.  

— Чем могу быть полезен? — разведя руками спросил мужчина.  

— Да, знаете.. — начал Сеня.  

“Пустота. Здесь очень.. Пусто! Будто не живёт никто. Будто кто-то очень неловко попытался изобразить человеческое жильё. ”  

—..говорят, люди у вас тут пропадают..  

Староста едва заметно кивнул. Кашлянув, опер продолжил: “У вас нет предположений на счёт того, в чём заключается причина этих страшных событий? Может вы подозреваете кого-то? ”  

Глухая, кошмарная пустота, безжизненность и фальшь обустройства жилища старосты тисками сдавливали сердце и лёгкие Сени.  

— Нет, нет, что вы! Мы все здесь дружно живём, — улыбаясь проговорил старик.  

Картинка перед глазами слегка мутилась, мерцала. Взгляд опера упал на красный угол, где вместо привычных иконок с блаженными ликами святых лежали свежие, пахучие еловые лапы.  

“Еловые? Вокруг ведь одни сосны..”  

— Что же тогда произошло с жителями? — запинаясь спросил опер.  

Староста, очевидно приметивший состояние гостя, ехидно улыбнулся и перешёл на заговорщический тон: “Всё просто – их забрал лес”.  

“Лес? ”  

— Лес? — смутился опер. — Вы имеете ввиду, что в лесу живёт кто-то: маньяк, зверь, бес, может леший?  

Услышав последнее слово, староста едва не расхохотался.  

— Вот ты вроде и не пацан уже, служивый, товарищ Трифонов, а вроде и дурак-дураком. Говорят тебе – лес. Толкуй как хочешь, — посмеиваясь проскрипел старик.  

Озадаченный Сеня повернулся в сторону выхода и собирался уже покинуть дом чудаковатого деда, как краем уха зацепил едва слышное злобное шипение: “Я бы советовал тебе убираться отсюда подобру-поздорову. ”  

Опера пробила мелкая дрожь. Он мельком глянул себе за спину, но старик продолжал пялиться гостю в спину, ни на секунду не спуская глуповатой улыбки с лица.  

“Че-го?.. ”  

Не мешкая ни секунды он пробкой вылетел из избы и с размаху захлопнул за собою дверь.  

Сеня присел на ближайшую лавочку, трясущимися руками достал из мятой пачки сигарету и с пятого раза сумел её прикурить.  

С каждой секундой его нахождение в этой чёртовой деревне становилось всё более и более невыносимым, а происходящее вокруг – бредовым. Теперь оперу казалось, что из каждого окна, слегка прикрытого одинаковыми дырявыми занавесками, на него смотрели десятки немигающих глаз. Людей? Зверей? Чудовищ?..  

Сигарета успела дотлеть до фильтра, и резкая боль тонкой иглой пронзила пальцы полицейского.  

Выругавшись, он бросил окурок в траву и пошёл за ответами.  

Спустя несколько минут ходьбы по разбитым тропкам, опер наконец дошёл до крайней улицы и вышел из деревни. Древний бор, подозреваемый в убийстве нескольких жителей Борной встретил стража правопорядка многозначительным сдержанным молчанием. Сеня скользнул правой рукой по поясу.  

“Ну, посмотрим, кто тут крадёт граждан Российской Федерации, которые находятся под её защитой и могут быть насильственно задержаны лишь государственными силовыми структурами”, — нервно усмехнулся опер. Лес величественным эхом рассмеялся человеку в ответ.  

Чем дальше заходил Сеня, тем страннее становилось его окружение. Где-то рядом какой-то зверёк хрустнул сухой веткой, откуда-то послышалось приглушённое пение лесной птички, пара метров вперёд – ничего нет. Тихо. Пусто. Да и сам сосновый бор был необычайно сумрачен – видимость ухудшалась с каждым шагом в глубь леса, пока опер не осознал, что не видит ничего дальше своих собственных рук.  

“Что за?.. ”  

Сеня остановился и начал растерянно оглядываться по сторонам.  

Взрослый человек, стоящий посреди леса в полном одиночестве, глупо вертящий головой из стороны в сторону, должно быть вызвал бы смех у любого случайного прохожего. У любого, кроме самого Сени, ведь тот был на грани нервного срыва.  

Тут опер заметил слабое мерцание, где-то глубоко в пучине непроглядной тьмы. Вопреки истошному воплю внутри, умоляющему повернуть назад, пока ещё понятно куда это “назад”, Сеня завороженно двинулся навстречу неизвестному свечению.  

Хлюп.  

Опер почувствовал, что наступил в небольшую лужицу. Он выругался, предвидя мерзкую прохладу, распространяющуюся смертельной опухолью из левой ноги по всему телу, однако жидкость, к удивлению, оказалась весьма тёплой.  

Вскоре Сеня вышел к небольшой хибаре, от которой его отделял узкий навесной мост. Картина была поистине странной: дом – видно, дорогу к нему – видно, а больше – ничего. Темнота.  

Опер, сделав глубокий вдох, ступил на хлипкий мостик. Тот поприветствовал его душераздирающим скрипом боли, известной лишь человеку, которому никак не дают умереть.  

Тёплый свет, сочившийся из каждой щёлочки меж полусгнивших досок падающей двери, буквально гипнотизировал.  

Аккуратно, до смерти боясь, что шаткая конструкция грудой мёртвого дерева рухнет на землю, Сеня начал продвигаться вперёд. Агонические крики моста раскатами грома прорезали мертвенную тишину леса, то и дело заставляя сердце опера пропускать удары.  

Наконец, спустя мгновенье, обернувшееся вечностью, невыносимые хрипы древесины сменились приятным шелестом травы.  

Прерывисто дыша и спотыкаясь, Сеня поволокся в сторону слепящих глаз ручейков блеклого света.  

Стуча ногтями по склизкой поверхности входной двери, он медленно, изо всех сил пытаясь не нарушить хрупкий, непонятный порядок этого мира и позволить жестокой тьме леса поглотить хилый свет хибары, протиснулся внутрь.  

Взору опера предстала на вид обычная, хоть и слегка пустоватая, избёнка. Создавалось стойкое ощущение заброшенности: стол был накрыт серой скатертью пыли, ручки небольшого навесного шкафчика были целиком покрыты плеядой паутин (ни на одной из которых не было ни единого самого малюсенького паучонка), а громадная печь, казалось, забирала все те редкие заблудшие крохи тепла, что попадали в дом.  

Сеня начал растерянно оглядываться по сторонам.  

Ни лампы. Ни камина. Ни свечи. Ни-че-го.  

Он устало сел на грубую скамью и обжал голову руками.  

Вдруг опер заметил, что фокусы с освещением начали принимать новый, весьма неприятный, характер – тьме всё же удалось просочиться сквозь входную дверь и она медленно пробиралась в глубь здания.  

Паника смешалась с чувством обречённости – изнеможённый опер тупо вперился в растущее чёрное пятно и вскоре мир вновь захлебнулся в темноте.  

Реальность снова опустилась в первородный мрак абсолютного небытия.  

Шорох.  

Сеня машинально опустил трясущуюся руку на пояс, вынул табельное и попытался прицелиться в направлении шума.  

Распахнулась входная дверь.  

Опер дёрнулся и нажал на спуск.  

Пуля с характерным звуком насквозь прошила гнилую доску.  

Шорох справа.  

Выстрел.  

Скрип слева.  

Выстрел.  

Шёпот со стороны входа.  

Выстрел.  

Ледяное дыхание прямо в затылок.  

Опер в ужасе отшатнулся, с трудом устояв на обессиленных ногах.  

Дрожащими пальцами Сеня продолжал жать на спуск, чтобы хоть секунду не слышать звуков этого кошмарного мира.  

Внезапно комнату залил яркий свет. Прямо перед лицом возник какой-то странный мужчина. Не сомневаясь ни секунды, Сеня пустил в видение последний патрон.  

Опять тьма.  

Резкая боль пронзила плечо опера и он повалился на грязный скрипучий пол, выронив пустое оружие. Его истошный вопль терялся в бездне вездесущих шумов. Они окружали его, с каждой секундой звуча всё ближе и громче.  

Опершись на левую руку, опер поднялся на ватные ноги и шатаясь пошёл прочь из дому.  

Сеня в щепки разбил хлипкую дверцу и повалился на мягкую траву.  

Перевернувшись на спину, он уставился в сторону только что покинутой избы – звуки и не думали его оставлять. Теперь, правда, казалось, что к былой какофонии всевозможных шумов добавился и чей-то тихий злорадный смех.  

Плечо намертво приковало Сеню к земле – все его попытки подняться на ноги тут же прерывались адской болью.  

На последнем издыхании опер начал медленно ползти назад, глядя прямо в глаза настигающей неизвестности.  

Голоса всё ближе. И ближе. И ближе.  

Ближе..  

Как только оглушительные шорохи и ледяное дыхание оказались в миллиметрах от Сени, он понял, что начал резко удаляться от своих преследователей.  

Секундная эйфория спасшегося человека Икаром разбилась об осознание произошедшего.  

“М-м.. ост.." – прохрипел Сеня, захлёбываясь тёплой, слегка солоноватой жидкостью.  

04. 22