Тропа вечности. Том I

«Мир погибает тогда, когда мы перестаём быть собой»  

Часть I — Сомнения  

Наш мир давно сгорел. И пепла дым уже унёсся в небеса. И тучи чёрные сковали небосклон, оставив лишь печаль в очах моих. В глазах всех сотен тех людей, что жили и надеялись на яркий солнца свет в конце пути.  

Мы с вами пленники в цепях отчаянья и путах лжи. Красивые одежды. Хорошие дома. Роскошные кареты. Высотки до небес, где восседают короли. И город, что построен был на черепах рабов своих.  

Всё это так осточертело. Всё это так мне надоело. Хочу я выбраться из круга вечного страданья. Себя увидеть бы ещё хоть раз счастливым в отражении воды из грязных луж. Себя увидеть бы ещё хоть раз…  

А жизнь проходит, господа, и не меняется ни чуть. И как я жил? И для чего вообще? Ответа нет. Лишь только свет в конце тоннеля приближается ко мне.  

Рассказ ведётся от лица Ни'Файзеро  

19 лет назад…  

Это его последний заказ. Я проверил все сводки. Все новостные статьи из газет. Опросил десятки людей, которые имели с ним дело. Я выведал всю информацию об этом ублюдке. По всей видимости, несколько недель назад Иори и впрямь перешёл дорогу моему заказчику. Если верить информации, которую мне предоставил Мерси́лесс, то в этой грязной забегаловке Иори изнасиловал его дочь. Слухи ходят разные. И большинство из них лишь подтверждают это.  

Город прогнил. Его заполонили нечестивые люди. И я даже рад, что моему отцу не пришлось жить в это время. Время, в которое бедняки спиваются из-за тяжёлой работы на благо своему королю, который, по правде говоря, чихать на них хотел. Ох, уж не знаю, какой чёрт потянул дочурку Мерсилесса за ногу, раз она оказалась в таком месте, как тот домишко с выбитыми окнами и потрескавшимися чёрными стенами, но добром это явно не могло закончиться. Удивительно, что она вообще вышла оттуда живой. Однако, меня совсем не удивляет тот факт, что подобные заведения здесь на каждом шагу, в каждом вонючем переулке.  

Люди в отчаянии. Они готовы пойти куда угодно, лишь бы сбежать от своей прогнившей реальности. От мира, в котором никто и ничего не значит, и где великие мира сего используют людей, как скот, всячески наказывая их за любое неповиновение. Поразительно, что это королевство до сих пор не стёрли с лица земли революционеры и иноземные захватчики. Видимо, первые уже давно забыли, что такое свобода, а вторым такие земли и даром не сдались…  

Что ж, всё это уже не имеет значения. Мир таков, какой он есть, и я не могу этого изменить. При всём уважении, отец, не могу. Но по-другому я не проживу и дня. Мне нужны эти деньги. Всё, что я могу, — это убивать людей. Да, не мне судить Иори за его грехи. Я лишь исполняю приговор, если считаю нужным его исполнить. В любом случае, если я не убью его, то это сделает кто-то другой. Не сегодня, так завтра. А мне всего лишь нужны деньги за проделанную работу. Ничего личного.  

Тёмные улицы. Кареты, что разъезжают по мокрой дороге. Отблески мерцающих фонарей. Небо по-прежнему пасмурное. Я спрятал свой кинжал в особом кармане, под плащом. Каким бы ужасным ни было это место, судьба благоволит мне, ведь эта лживая роскошь большого города, самой столицы Северного Королевства, так удобно скрывает любое оружие, любые боеприпасы, которые можно легко пронести незамеченными практически куда угодно. Перестрелки здесь случаются, как ни странно, практически каждый день. Воровские притоны и уличные забегаловки до самой крыши забиты маньяками и убийцами, норовящими снести пару-тройку голов. И, разумеется, всё это является нормой, ведь идёт на руку различным баронам и лордам. Но люди, чёрт возьми, люди! Они по-прежнему живут здесь, ведь искренне верят, что другой жизни им не положено… Потому что у них нет выбора. Нет ресурсов и возможностей, чтобы сбежать из этого места. Между тем, шик и блеск столицы ослепляет умы бедняков. «То, что нужно! » — скажет любой влиятельный человек.  

Здесь каждый сам за себя. Десятки людей в цилиндрах и плащах, подобно мне, разгуливают по улице. И она выглядит всё также прекрасно. Эти извилистые дороги, высокие дома и старинные фонарные столбы… Беда лишь в том, что такова только центральная улица, которую сохранили в первозданном виде. Ну, почти первозданном. Всё же, многие домики снесли в угоду постройки чего-то более престижного. Здесь и живут все влиятельные люди. Высокие кирпичные дома, поражающие как своей архитектурной красотой, так и способностью выдержать удар любой стихии. Огромные магазины, где можно приобрести всё, что душе угодно, за соответствующую плату, конечно же. И, разумеется, высококлассные заведения.  

Пускай Иори устроил бизнес и не на главной улице, зарабатывает он огромные деньги. И всё благодаря своему бару, что позволяет ему изредка посещать эту улицу и закупать для него дорогие товары. Он смешивает лучшие пойла столицы с низкосортным самогоном, разливая десять бутылок на сотню. А беднякам большего и не нужно: они верят, что в этой полуразвалившейся забегаловке им подают лучшие вина и пиво, какие можно найти в городе, но за гораздо более доступные цены. А может и не верят. Всё равно на фоне других дешманских баров этот выглядит очень даже престижно, несмотря на разбитые окна и скрипящие двери.  

И я не осуждаю его за подобные махинации. Во всяком случае он позволяет обречённым и неприкаянным почувствовать себя ненадолго живыми, отдохнуть от суматохи этого безумного мирка за очередным стаканом «дорогой» выпивки. И хотя многие вскоре спиваются или даже умирают от некачественной подделки, которую им заливают в бутылки из под настоящего столичного вина — это не моя забота. В конце концов, они сами решают сюда приходить, будь то от безысходности и отчаяния или от алкогольной зависимости.  

Быть может, я даже не принял бы этот заказ, если бы не сам Иори. Он позволил себе сделать то, чего ни один уважающий себя мужчина не позволил бы. Он годами насиловал женщин, которым больше некуда было идти. Но всем им, в силу бедности, было не у кого просить помощи, а потому он чувствовал себя безнаказанным. До тех пор, пока он не допустил роковую ошибку. Он затронул девчонку, отцом которой является очень влиятельный человек. Именно он, Мерсилесс, заказал владельца этой помойки. И теперь удача больше не поможет Иори, ведь по его душу направили меня — лучшего наёмного убийцу в городе. Или, как минимум, одного из лучших.  

Поправляя цилиндр и приглаживая накладные усы, я проследовал в сторону бара Иори. Как и всегда, мне предстояло пройти через длинный и тёмный переулок, вдоль которого обустроилось с десяток бомжей и пьяниц. Опрокинутый на землю мусорный ящик, всё дерьмо из которого залило эту потрескавшуюся дорожку, и очередной бездомный доходяга, роющийся в нём в поисках хоть чего-то съестного. Я бы вовсе не удивился, если бы здесь кого-то изнасиловали. Это и впрямь тёмное местечко, отнюдь не из удачных для приличного заведения, коим бар Иори никогда и не являлся. Тем не менее, практически каждый знает, где он находится. И мне легче поверить, что девушек насиловали бомжи и пьяницы, нежели сам владелец заведения, на которого банально могли повесить ярлык. В конце концов, кому из десятков и сотен прогнивших от бедности и отчаяния людишек захочется признавать свои грехи? Гораздо проще повесить свои преступления на других людей, не так ли? Тем более, что Иори столь удачно расположил свой бар именно здесь, куда при других обстоятельствах ни один разумный человек не сунул бы и носу.  

Из тьмы тянулась бледная рука. Она коснулась моих брюк и упала вниз. Эти опустившиеся до самого края жизни люди ползали по грязному тротуару, залитому мусором, и пытались схватить меня за ноги. Они выли и стонали. Они совсем осунулись и исхудали. Возможно, даже воды добыть им было негде. За неделю в столице умирает до пяти, а иногда даже десяти человек. Но это лишь официальная статистика, которую каким-то неведомым мне образом составляют для своих газетёнок вшивые издатели. Настоящая же смертность, уверен, куда выше. И большинство смертей — это такие вот люди, которые лишились всего и вскоре умерли от обезвоживания, лёжа в луже собственного дерьма и мочи в тёмных переулках роскошного города.  

Вокруг всех них слетались мухи. От них воняло за километр, и даже близко подходить к этому переулку никто в здравом уме не стал бы. Однако, такова моя работа. Моя задача сегодня была крайне проста: пройти в бар и осмотреть его, после чего устроить беспорядок, в ходе которого Иори «случайно» бы умер, наткнувшись на взявшееся из неоткуда перед ним лезвие едва заметного ножика, заточенного до предельной остроты.  

У меня не было времени на то, чтобы отвлекаться на этих бомжей, лежащих в грязи, но было несколько монет, которые больше не жалко. Я подбросил пять четвертаков в воздух, и вонючие звери тут же набросились друг на друга в отчаянном рвении подобрать хотя бы одну монету. Мой путь свободен, и меня уже не волнует, кто из них выживет, а кто нет. Возможно, моя душа тоже успела почернеть за время жизни в столице, но я не в силах что-либо изменить. Каждый сам за себя — этому учил меня отец, когда я был совсем маленьким. И я запомню его слова навсегда, ведь он был единственным человеком в моей жизни, кто ни разу мне не соврал.  

Надев на правую руку чёрную перчатку, я демонстративно распахнул скрипучую дверь бара, аккуратно опустив голову, чтобы пройти через довольно низкий дверной проём и не уронить свой цилиндр. У меня была всего одна купюра, которой было достаточно, чтобы привести план в действие. Я сразу же осмотрелся. Людей было немного — всего двенадцать человек и бармен, но все места в этой тесной халупе уже были заняты. Кроме одного местечка за барной стойкой.  

Рядом со мной сидел накаченный громила с татуировками, который явно был не в настроении. Мой шанс. Хлопнув ладонью по барной стойке я громко положил свою купюру на стол и потребовал у бармена лучшей выпивки мне и этому громиле.  

— Какого чёрта? — покосился в мою сторону кто-то довольно-таки наглый, что заметно и по лицу.  

У него было худое телосложение и соломенная шляпа. Лицо неприятное, но оттого вполне запоминающееся — шрамы на половину лица вокруг правого глаза, которые, очевидно, были получены в этом же баре, когда во время очередной взбучки кто-то дал ему отпор, ударив головой о стоящую на столе бутылку с вином, которое он берёт каждый день. О том случае тоже писали в газетах, однако эта новость быстро затерялась на фоне других, по типу изнасилования дочери Мерсилесса. Я сразу же считал все его привычки, его внешность, и пришёл к выводу, что он станет идеальной мишенью.  

— Думаешь, что смеешь так нас унижать? В этом заведении у нас такие же права, как и у этого громилы!  

— Ваше право — молчать и пресмыкаться перед своим королём, что вы, собственно, и делаете всю свою жизнь. — ответил я.  

— Ты на кого вообще бочку катишь, мудила недозрелый? — пополнив отряд разозлившихся на меня посетителей бара, высунулся сидящий рядом с ним мужчина.  

Этот выглядел уже помясистее. Кирпичная рожа, красный разодранный глаз, запачканная кожаная куртка коричневого цвета с короткими рукавами, подчёркивающими его накаченные бицепсы. В руке перебирает маленький нож вокруг пальцев.  

Оба мужика, что сидят рядом с усатым дрищом, очевидно, его подельники или старые друзья. Хотя, скорее всего, они — что-то среднее между тем и другим. Кирпичеголовый переглянулся с усатым дрищом и третьим мужиком, который выглядел бы неприметно за счёт своей молчаливости и скрытности, не будь у него выбит нос и перебинтована хиленькая правая ручонка. Такие внешние детали сразу бросаются в глаза.  

Если начнётся замес, то все сразу же достанут свои ножи и пушки. Предполагаю, что кирпич предпочитает грубую силу. Он выглядит как человек, который обожает причинять людям страдания, лишь бы заглушить свои собственные. Осунувшаяся кожа на лице свидетельствует о преждевременном старении. Я бы дал ему сорок-пятьдесят лет, как и остальным. Молодые сюда в принципе редко приходят, разве что дегенераты с комплексом неполноценности, всеми силами скрывающие это за показной брутальностью, которой на деле нет. Либо очередные неудачники, которым больше некуда идти.  

Усатый, очевидно, у этой троицы за главного, хотя он и не выглядит как кто-то, кто мог бы удерживать лидирующую позицию в команде. Если он «лидер», то только из-за своей вспыльчивости и желания влезать во все конфликты, какие возможно. Думаю, он предпочтёт использовать кольт, который, очевидно, спрятан в его небрежно спрятанной за курткой кобуре.  

Хиленький мужичок с перебинтованной рукой вовсе прикрыл своё лицо шляпой, очевидно, даже не желая вступать в конфликт. Возможно, он первым сбежит из бара, когда всё начнётся.  

В этот момент бармен вернулся к стойке и поставил выпивку на стол. Он налил два стакана — мне и сидящему рядом громиле. Пальба не началась после моих слов о короле лишь потому, что этот громила всё ещё здесь и в случае чего займёт мою сторону, ведь я только что сделал ему столь щедрый подарок. Он оглянулся назад и с презрением посмотрел на всех, кто приходит в эту забегаловку изо дня в день. Он не сказал ни единого слова. Этого было достаточно, чтобы самый слабый в их троице забил тревогу и попросил дрища и кирпича успокоиться. Это ещё больше вывело усатого из себя, из-за чего он тотчас врезал ему по лицу.  

— Не смей успокаивать меня, Чир! — сказал он, после чего повернулся в мою сторону и ударил кулаком по столу, из-за чего пиво из стакана пролилось на фотографию лежащую на столе.  

— КАКОГО ЛЯДА ТЫ ТВОРИШЬ?! — вскочил из-за стола кирпичеголовый. — ЭТО БЫЛО ФОТО МОЕЙ ЖЕНЫ, КОТОРАЯ УМЕРЛА ДВА ГОДА НАЗАД!!!  

Как я и планировал. Из сущего пустяка уже зарождается взбучка. Нужно лишь дождаться, когда дело примет серьёзный оборот.  

— Не вини себя, они сами виноваты в недалёкости своего ума. — сказал я рядом сидящему мужику.  

— С чего ты взял, что мне есть до них дело? Кто ты вообще такой и на кой хрен пришёл сюда?  

— Ой. Ты уж извини, но я совсем забыл, что мы не знакомы. Меня зовут Файзеро, а тебя сейчас прибьют табуретом.  

Пока мы с незнакомцем пытались познакомиться, кирпичный явно принял мудрое решение не срывать свой гнев на подружек, а выплеснуть все эмоции на человека, с которого всё началось — на меня. Табурет уже проносился по воздуху, когда в самый последний момент я сообщил незнакомцу о его полёте и пригнулся, вследствие чего удар пришёлся прямо по туловищу громилы, который в это время выпивал из своего стакана бюджетную версию лучшего вина в столице, купленного за мой счёт.  

Ошарашенный таким исходом событий двухметрового роста незнакомец, чей стакан тотчас разбился вдребезги, запачкав его одежду вином, мгновенно встал из-за барной стойки, чтобы преподать кирпичу урок вежливости. Я воспользовался ситуацией и дезориентировал разбойника несколькими сокрушительными ударами по болевым точкам на шее и по его разодранному красному глазу, когда стул ещё только разлетался на части от столкновения с непрошибаемым громилой.  

Начинался финальный акт этого сногсшибательного представления. Я скрылся за барной стойкой, рядом с перепуганным барменом, в то время как двухметровый незнакомец уже выбивал всё дерьмо из кирпичеголового выскочки, которому следовало бы остаться этим вечером у себя дома, в какой бы помойке он ни был.  

По полу бегали крысы, но бармен уже явно свыкся с ними. Как и со скрипучим дырявым полом этой лачуги. Но, судя по его выражению лица, к каждодневным взбучкам местных пьяниц он ещё не привык от слова совсем. Какая бы нищета не привела его сюда, мальчишка был молод и точно не заслуживал всего этого. С другой стороны, лучше так, зарабатывая себе на жизнь, чем по другую сторону барной стойки, сидя с такой мелочной бандитской шайкой, прямо как тот хилый мужик с перебинтованной рукой, который неспешно пытается добраться до дверей и поскорее свалить из этого места.  

Я подбросил жребий больше пяти минут назад. И теперь в забегаловку, вышибая дверь и сбивая с ног хилого перебинтыша прямо к тараканам на грязный заблёванный пол, врывается шатающийся из стороны в сторону бомж, сумевший отжать остальные четвертаки у других обречённых жителей переулка. Возможно, сводка в новостях даже пополнится новыми трупами бомжей, найденными в подворотне, но это уже не важно.  

— ТВОЮ МАТЬ! ТОЛЬКО Я МОГУ ВЫШИБАТЬ ДУРЬ ИЗ ЧИРА, УБЛЮДОК! — на эмоциях, выхватив наконец из кобуры кольт, заявил тот усатый чёрт, с которого всё и началось.  

Между тем дуэль кирпича и громилы продолжалась: первый знатно разозлился и намеревался выхватить из кармана нож, дабы зарезать своего противника, однако…  

— МОЙ НОЖ! КАКАЯ СУЧКА ЕГО СТЫБЗИЛА?! — истерично завопил кирпичный, прежде чем следующий удар громилы повалил его на пол. — ВОТ ЖЕ ДЕРЬМО!  

Громила прекратил бы избивать кирпичеголового, если бы тому не хватило наглости поднять с пола обломок бутылки от купленного мной вина — это была его роковая ошибка.  

Перепалка между усатым и бомжом тоже была в самом разгаре. Полуживой мужчина в ободранной одежде не собирался даже слушать вооружённого бандита, из-за чего некоторые посетители бара тоже направили на него свои пушки.  

— Такое поведение непозволительно! — сказал один посетитель, сидящий у окна, прежде чем залить в свою глотку всю оставшуюся выпивку прямо из бутылки. — У мужика рука сломана!  

— Вот именно! — добавил сидящий рядом с ним лысый старик с длинной седой бородой. — Дерьма кусок, проваливай отсюда, иначе мы сами тебя вышвырнем!  

— Попробуйте! — ухмыльнулся бомжара. В его глазах читалось безумие, а по губам стекала кровь, чего я поначалу не заметил, скрываясь за стойкой.  

Переполох в баре набирал обороты, а я дожидался, когда на это обратит внимание его владелец. Кто-то выстрелил в стену, и пуля пролетела в паре сантиметров от заявившегося в бар бомжа. Этот выстрел был предупредительным, но ничего не решал. Розочка из бутылки вина ударила в шею громилы, вынудив его продолжить «поединок» с кирпичеголовым, которому, по всей видимости, было мало унижения. Кровь лилась из шейной артерии ручьём, но громила сумел с разворота вырубить противника ударом своей массивной левой руки, прежде чем сам потерял сознание.  

В правом углу бара сидело ещё четверо мужиков и одна молодая девушка. От них валил сильный дым, ведь накуривались они там в хлам. Вся их реакция на происходящее сводилась к неадекватному смеху и, как им казалось, забавным комментариям происходящего, от которых уши вяли.  

Не знаю, через что прошли восьмидесятилетние деды, сидевшие по левую сторону от всего беспредела, но они, очевидно, были в отключке. Либо их схватил инфаркт, либо сердечный приступ от очередной бутылки с выпивкой, либо они просто давненько не спали. Лишь крысы пищали за их столом, пытаясь найти чего-либо съестного.  

Этим вечером крышу всем и каждому сорвало знатно. И, пока владельца не было видно, я решил обсудить происходящее с барменом.  

— Слушай, парень! Хочу чтобы ты знал, мне искренне жаль.  

— Что именно? — перепуганным голосом отвечал он.  

— Что тебе придётся разгребать всё это дерьмо, ведь уборщиков, как я понимаю, Иори нанять не потрудился. А ещё мне жаль тебя, потому что твоё место явно не в этой помойке.  

— Но мне больше некуда было идти, я…  

— Тс-с. Не объясняйся, я всё понимаю. — поднеся указательный палец к его губам, продолжал я. — Мало у кого из нас есть выбор, однако тебе судьбой один предоставлен.  

— Что?.. О чём вы?  

— Я даю тебе шанс. Ты можешь работать здесь, вскоре найти место поприличнее, но жить дальше и стремиться к своей мечте. У тебя же есть мечта? Ты же живёшь ради какой-то цели, да?  

— Эээ… ну, наверное, да… — впал в ступор мальчишка. — Я не знаю, я…  

— Вот и прекрасно! — периодически посматривая на происходящее в баре, объяснял я. — Тебя могут спросить о том, что произошло здесь, понимаешь?  

— Ну, да…  

— В таком случае, даже не вздумай никому говорить, что видел меня здесь. Ты меня не знаешь. Даже если все вокруг будут твердить, что я был здесь, — не вздумай подтверждать этих слов.  

— Но… что это изменит? В смысле, какая разница…  

— Парень, ты вроде не глупый, но совсем не умеешь слушать. — я показал ему нож кирпичеголового, после чего он сразу же замолчал. — А раз ты не глупый, то должен понимать, что кучку алкашей и бомжей вряд ли воспримут всерьёз, в отличии от простого работяги, который был в добром здравии этим вечером. Поэтому я прошу об одном единственном. У тебя есть выбор — ты можешь прожить долгую, пускай и не самую счастливую жизнь, а можешь закончить её в этом баре, как один из них. Мы поняли друг друга?  

— Д-да…  

— Вот и славно! А теперь закрой свои карие глаза и даже не вздумай смотреть в мою сторону.  

Я услышал приближающиеся шаги Иори. Он открыл дверь, после чего продолжил поправлять свои штаны. Он никак не мог застегнуть ширинку, но уже собирался угомонить разбушевавшуюся толпу очередными угрозами о том, что запретит им посещать свою грязную забегаловку, если они не прекратят, однако он не успел даже открыть свой вонючий рот. Нож кирпичного, незаметно выхваченный мной в начале взбучки, был брошен в его запотевшую после весьма активной деятельности шею.  

Я уже покинул забегаловку через огромную дыру в окне, когда он истекал кровью и падал на свой грязный пол. Из здания послышались крики напуганных девушек, которых он, очевидно, собрал в своей комнате в этот злополучный вечер. Дальнейшие события меня никак не касаются, ведь моих отпечатков на ноже не было: с самого начала ладонь моей правой руки была в чёрной перчатке, на которую никто даже не обратил внимания.  

Теперь Иори был мёртв. Мой заказ выполнен, и завтра я направлюсь к Мерсилессу за положенными мне деньгами. Это был уже третий заказ от него за неделю. Я убил наркодилера, оружейника, а теперь ещё и владельца грязной забегаловки для алкашей, что скрывается в тёмных переулках столицы Северного Королевства. Все три заказа выполнены идеально, без единого просчёта, как и было поручено Мерсилессом. Завтра он узнает обо всём из газет, а сейчас мне бы не мешало помыться и выспаться.