Как встретишь Новый Год...

Забытый на кухне в посудомоечной машине бокал с грустью прислушивался к музыке, доносившейся из гостиной. "Владимирский централ, ветер северный... " – обреченно выводил голос, и бокал огляделся: "М-да, здесь тоже не фонтан, и пора бы уже выбираться".  

Он хлопнул в ладоши, и тут же услышал приближающиеся шаги хозяйки. Раздался тихий звон, и дверь машины открылась.  

– Ах вот ты где! – всплеснула руками Рита. – Я тебя обыскалась.  

Хозяйка поставила его на кухонный стол, и провела пальцем по ободку. Бокал загудел от удовольствия. "Ну ладно, ладно, я тебя простил, неси уже на стол, " – ворчал он, глядя, как Рита, продолжая водить пальцем, поднялась на цыпочки, кого-то выглядывая в окно. Хозяйка вздохнула, взяла бокал за тонкую ножку и посмотрела на свет, затем дыхнув на него, принялась натирать салфеткой.  

– Щекотно же, – хрюкнул он, зажмурившись от удовольствия.  

Рита вернулась в гостиную и, поставив найдёныша на стол, отправилась переодеваться.  

Тот огляделся. Все были на своих местах, только перед неожиданно появившимся вторым стулом стояли две незнакомые рюмки и, глядя на него, о чем-то шушукались.  

– Цыц, мелюзга! – нахмурился бокал. Одна из вилок, услышав его восклицание, вздрогнула, и задела нож, дремавший рядом. Тот пошевелился и, не открывая глаз, буркнул:  

– Еще пару минут.  

Вилка вспыхнула:  

– Засоня! – а затем, вдруг испугавшись своей дерзости, прошептала. – Простите, сударь.  

Бокал усмехнулся. Он знал, что эта зубастая красавица ждёт, не дождется, когда её сосед начнёт кружиться вокруг, подталкивая самые лакомые кусочки.  

– Да сколько можно! Каждый год одно и тоже, – раздался скрипучий голос старой салатницы с холодцом, зажимающей двумя пальцами нос, и пытающейся отодвинуться от хрена. – Ну почему не горчица?  

– Вы, мадам, привереда, – расхохотался хрен.  

– А с тобой я не разговариваю? – взвизгнула старуха. – Ты вон, к редьке двигай, к редьке. Да, и прихвати этих двух маленьких уродцев, этаких карликовых подобий бокала.  

– Ты посмотри на эту старую перечницу! – возмутилась одна из рюмок, а вторая, подбоченясь, крикнула:  

– Водка и холодец – братья навеки!  

– И сёстры! – добавила первая.  

– Плебеи! – покачала головой салатница с оливье.  

– Что возьмешь с дежурных стопок, – хмыкнула селедочница.  

– А ты что там шепчешь, плоскодонка? И что это за хрень на тебе? – прищурил глаз графин с лимонадом, глядя на тарелку.  

– Не пузырись, сладкий! – тарелка послала воздушный поцелуй графину. – А то, что ты видишь на мне, это суши. И кстати, зови меня теперь "Сашими бун".  

– Иностранец что ли? И с чем его едят? – вытаращила глаза солонка.  

– Ни с чем, а чем, – отвлеклась от бормотания Сашими бун. – Палочками.  

– А-ха-ха, – прыснула вилка, но, посмотрев на бокал, прикрыла рот, и отвернулась.  

– Так я не поняла... – вновь встряла в разговор рюмка. – А холодец-то, к чему?  

Старая салатница презрительно фыркнула.  

– Ты скоро увидишь, – улыбнулась салатница с оливье. – Его высочество Брют!  

В дверь постучались, и Рита, выпорхнув из комнаты, кинулась открывать. В квартиру вошел мужчина, протянул хозяйке букетик цветов, и галантно поцеловал руку. Бокал заметил, как во время наклона тот обвел взглядом комнату, на мгновение остановился на столе и скривился.  

– Неужели опять? – бокал посмотрел на вмиг ожившие рюмки. – Тьфу!  

– Какой мужчина! – воскликнула ваза с фруктами, и повернулась к бокалу. – Что вам не нравиться?  

– Дежавю, – пожал он плечами.  

Гость прошел к холодильнику, открыл дверцу и, презрительно посмотрев на шампанское, положил на полку завернутую в газету бутылку водки. Рита извинилась, и убежала заканчивать макияж. Мужчина обошел стол, сел на приготовленный для него стул и, подняв рюмки, тихонько стукнул одну о другую. Раздался звон, гость поднес их к уху и, слушая, приподнял подбородок и закрыл глаза.  

– Мне кажется, что вы правы, – шепнула солонка бокалу, и обернулась к подозрительно смотрящей на мужчину перечнице. – Подруга, присмотри за ним, как бы чего не вышло.  

– Я больше, чем уверен, что сейчас он... – бокал не успел договорить, как гость встал, прихватил обе рюмки и, зайдя на кухню, открыл дверь холодильника.  

– Как вы догадались? – воскликнула старая ваза.  

– Опыт, сударыня, опыт, – бокал внимательно следил за действиями мужчины.  

Тот, не разворачивая газеты, отвинтил пробку, налил в одну рюмку, затем, покачав головой со стороны в сторону, налил и вторую. Улыбнувшись, выпил одну за другой, и удовлетворённо крякнул. Вернувшись к столу, взял с тарелки хлеб, шумно занюхал, и положил кусок обратно.  

– Бя-я... – чуть было не стошнило хлебную тарелку, но она с трудом удержалась, зажав рот руками.  

– Может лимонадику? – услужливо предложил графин, но тарелка отрицательно замотала головой.  

Из комнаты вышла хозяйка, и присутствующие на столе восхищённо выдохнули:  

– Вау!  

В платье оливкового цвета и на высоких каблуках, Рита выглядела восхитительно.  

– Принцесса! – ваза с оливье закатила глаза.  

– Согласна, – кивнула солонка, – вот только не возьму в толк, почему такая утончённая девушка увлечена шансоном.  

– Ну... – протянула старая ваза, – у каждого из нас есть недостатки.  

Все закивали, соглашаясь с мудрой дамой.  

Хозяйка посмотрела на часы, и поспешила на кухню.  

– Ты посмотри, как заблестели глаза у этого проходимца, – нахмурилась перечница, глядя в упор на гостя, который проводил взглядом Риту.  

"Без десяти двенадцать, " – подумал бокал, и увидел, как кукушка в часах начала прихорашиваться, готовясь к выступлению.  

Вошла Рита, неся праздничное блюдо, которое поставила в центр стола. Затем вернулась, и принесла шампанское и водку.  

Гость налил себе и хозяйке, и в тот момент, когда кукушка открыла дверку, чтобы сообщить о наступлении Нового года, он схватил пульт от телевизора, и увеличил громкость до максимума. Птица, ступившая на жердочку опешила, понимая, что из-за боя курантов её никто не услышит, а затем шагнула назад, и с силой захлопнула за собой дверь.  

– А что, брат, может микс на троих замутим? – предложила одна из повеселевших рюмок.  

– Не брат он тебе... не брат, – поморщился бокал. – Он – Брют!  

– Да какая разница, брат, брют... – с трудом произнесла вторая рюмка.  

– Да идите вы... к пиву, – с трудом удержавшись от оскорблений, бокал виновато посмотрел на соседей.  

– И где вы такого нахватались? – удивилась ваза.  

– Прошу прощения, сударыня. Это шансон, будь он не ладен, – покраснел бокал.  

С двенадцатым ударом мужчина поднял рюмку, одним глотком выпил содержимое и, удовлетворённо цокнув языком, опрокинул в рот вторую. Рита, держа в руке бокал с шампанским, растерянно смотрела, как он не глядя ткнул вилкой в холодец. Откуда ни возьмись, на тарелке появилась горчица, которая схватила пятившийся кусок холодца за руку, и они вместе прыгнули на вилку.  

В следующую минуту на глазах гостя появились слёзы и он, словно выброшенная на берег рыба, стал беззвучно открывать и закрывать рот. Затем кинулся к раковине и схватил с полки стакан. И тут, все находившиеся на столе увидели, как тот подмигнул им и, вытянувшись в струнку, выскользнул из руки мужчины.  

– Какое самопожертвование! – заломила руки вилка и, обернувшись, с грустью посмотрела на спящий нож.  

– Да всё нормально, – хмыкнул графин, – он небьющийся. Закатился поди под шкаф и ржёт, пройдоха.  

Гость, выпучив глаза, ринулся к выходу и зацепил стол, с которого с криком "Ура! " спрыгнули солонка с перечницей и рассыпали содержимое на его пути. Мужчина поскользнулся и, чихая, проехал на животе до самой двери. Ударившись об неё головой, он вылетел в подъезд.  

– Бедняга, – посочувствовал хрен, и улыбнулся вазе с холодцом.  

– Хоть бы чистый снег нашел, – поджала она губу, а затем улыбнулась хрену. – Ну а ты – прощён. И скажи спасибо горчице.  

– Ну вот, опять хозяйка осталась одна, – сокрушённо покачала головой ваза с оливье. – А как встретишь Новый год...  

– Не переживайте, у нас в запасе есть ещё тринадцать дней, – улыбнулся бокал и обернулся к кукушке:  

– А ты чего заперлась? Ещё накукукаешься, уж поверь моему слову.