Сумрачный Гений

Туман медленно отступал с узких улочек Стилпорта, будто парное молоко сливалось вниз по мостовым, зависая над зеленоватой водой залива. Несмотря на раннее утро, порт как всегда гудел кранами и нецензурными криками рабочих, что могло означать только одно – пришло очередное судно с большой земли.  

По шаткому деревянному трапу спускался мужчина выгодно отличавшийся от любого местного горожанина. Шикарный серый плащ с зелёным подбивом, прекрасная фланелевая шляпа того же цвета, костюм-двойка явно сделанный на заказ, а не купленный в магазине, и чистейшие лакированные краги.  

Первым же делом, когда новоприбывший ступил на Стилпортскую землю – его великолепная обувь была испачкана в смеси тины и глины. Мужчина горько вздохнув что-то пробурчал глядя в небо и закурил египетскую папиросу, выуженную из серебряного портсигара.  

Гражданин подождал, пока лакей принесёт ему саквояж, бросил мальцу пару пенсов в ладошку и зашагал в сторону стоянки кэбов. Рабочие неодобрительно- завистливо глядели в спину человеку, сплёвывая себе под ноги. Порт находился в низине и мужчина мог видеть фактически весь город, уходящий наверх как исполинская лестница. Чем выше город – тем новее здания, если у самой воды стояли трёх-четырёхэтажные здания из красного кирпича, то ближе к верхним кварталам уже стояли дома о восьми этажах из чугуна и бетона. Ярко выделялись всего три строения, это городская ратуша, блестящая в свете восходящего солнца своим куполом, готический костёл, стоящий недалеко от ратуши где-то в центре городка и кирпичная громадина сталелитейного завода, дымящего где-то на отшибе.  

Человек кинул под ноги окурок и с сожалением посмотрел вниз. Край плаща, краги и брюки были безнадёжно испачканы. Возница только усмехнулся, глядя на негодующего новоприбывшего.  

– Что, брат, впервые в Стилпорте? – Тоже сплёвывая под ноги спросил кучер.  

– А автомашин к вам так и не завезли? – Своеобразно ответил на вопрос мужчина, поглаживая морду лошади.  

– Значит не в первой. Залезай, десять пенсов за квартал, куда едем?  

– Полицейский участок. – Человек отсыпал сорок пять пенсов в грубую ладонь кучера.  

Тот усмехнулся, поправив кепку, и запоздало ответил, – а машины нам не положены, всего шестьдесят тысяч населения, да и улицы у нас не такие широкие. Представьте что будет, если какая дама не поставит свой альфа-ромэо, или импортный ситроён на тормоза? Он же просто-напросто скатится в воду, и повезёт, если не убьёт кого-нибудь по пути. Такие дела...  

Кэб мерно отстукивал деревянными колёсами о брусчатку, кучер напевал какую-то незамысловатую мелодию, явно ирландского происхождения, а мужчина что-то записывал в потрёпанной записной книжке. Шляпа подрагивала на обитом потрескавшейся кожей сиденье, а на стальном, что удивительно, чистом полу покоился открытый саквояж. Намётанный взгляд сразу отметил бы, как из его недр хищно поблёскивает воронёная сталь.  

Город только начинал просыпаться и на улицах начали появляться рабочие люди. То тут, то там, возвращались домой фонарщики, бегали разносчики газет, и медленно ехала телега со свежим хлебом. Но идиллию нарушил непонятный оглушающий грохот, доносящийся со стороны завода. Мужчина уронил записную книжку и начал оглядываться по сторонам. Но всем тем людям, которые уже успели выйти на улицу, было как будто бы... Всё равно. Они только ёжились, вжимая голову в плечи и старались ускорить шаг. Человек уже высунулся из окна, чтобы задать вопрос, но кучер уже начал говорить:  

– Не переживайте, такое случается. Надеюсь, что никто не убился, хэ-хэ. – Хрипло усмехнулся возница.  

Мужчина был в принципе удовлетворён этим ответом. Но что-то всё равно продолжало грызть его мозг изнутри. Какой-то маленький червячок назойливо давал о себе знать: "ты кое-что забыл", говорил он. Но, человек только помотал головой, и вытащил из внутреннего кармана баночку из зелёного стекла в котором позвякивали синеватые таблетки.  

Он с горестью посмотрел на них, но всё равно положил одну из них под язык, после чего зажмурился, убрал книжку в саквояж и уставился в окно...  

Здание полицейского участка наводило тоску. Махина здания, выстроенная в античном стиле, возвышалась над мостовой давно нечищеным фасадом. Белые когда-то колонны превратились в зелёно-серые столбы, бывшие частью некогда красивого портика. Барельеф на козырьке давно осыпался и теперь даже шанса не было угадать, что же за сюжет там был изображён. У самых дверей стояла заплёванная чугунная урна у которой курило несколько человек. Они весело о чём-то переговаривались, пока новоприбывший не поравнялся с ними. Курившая троица замолчала, и с безразличными лицами повернулась в сторону человека.  

Внезапно один из них, тощий парень в очках и коричневой шляпе, встрепенулся, вытащил из кармана скомканный обрывок бумаги, и помахал рукой.  

– Вы должно быть Áдам Гингрич, верно? – Не дожидаясь, пока джентльмен снимет перчатку, парень пожал ему руку. – Джеймс Моури, младший следователь, очень приятно!  

– Взаимно, взаимно!.. – Мужчина с досадой посмотрел на перчатку перепачканную чернилами и жевательным табаком. Он брезгливо вздрогнул, и снял перчатки. – Я так понимаю, вы и будете мне помогать, верно?  

– Именно так! Пойдёмте скорее, а то старший констебль Кроули доберётся до выпивки, и всё, разговор с ним получится только после обеда.  

Двое у урны рассмеялись, Моури вместе с ними, а Áдам только выдавил из себя вежливую улыбку. Однако, смех вдруг перешёл в надрывный кашель, и констебли бросили папиросы, начав яростно отплёвываться.  

– Не переживайте за них, – Вдруг затараторил Моури, – это местный воздух. Высокая влажность и близость завода делают своё грязное дело, но Вам не о чём беспокоится, вы же не собираетесь тут жить, верно, хах?  

Внутри, однако, здание наоборот отличалось опрятностью. Мраморная плитка, казалось, осталась неизменной со времени постройки, достаточно новая деревянная обшивка стен блестела лаком, а латунные держатели ламп были начищены и отполированы с особым усердием. Из однотипных рабочих мест огороженных друг от друга невысокими перегородками из дерева, как муха на свадебном торте, выделялась высоченная стремянка, до самого потолка. Там, у люстры творил свою магию какой-то работяга, насвистывающий смутно знакомую мелодию.  

– Стенли, прошу тебя, только не упади, дорогой! – У лестницы стояла привлекательная девушка, с опаской смотрящая вверх.  

– Не переживай, милая! – Кричал рабочий. – Всё будет в порядке, ты же знаешь.  

Девушка что-то пробормотала себе под нос, однако не перестала внимательно наблюдать за движениями возлюбленного.  

– А что в полиции делает медработник? – Озадаченно спросил мистер Гингрич, указывая на девушку.  

– А, вы давно у нас не были, да? Больница сгорела пять лет назад, и её перенесли в полицейский участок. Потом у нас обрушилась крыша, это было всего год назад, и все мы переехали сюда, в здание банка.  

– Ясно, а я уже думал, откуда у полиции столько денег, чтобы обосноваться в произведении архитектурного искусства.  

– Да, могу Вас понять. Ну, делу – время, как говорится, старший констебль ждёт.  

За тяжёлой дубовой дверью обитой металлом, было совершенно тихо. Моури вежливо постучал и потянул ручку.  

За огромным секретером из красного дерева сидел не менее огромный человек. Грузный мужчина лет пятидесяти, нависал над бумагами. Длинные усы то и дело двигались вместе с недовольной гримасой, а нос морщился, из-за чего пенсне сияло солнечными зайчиками на входящих. Казалось, что человек даже не заметил, что в его обитель кто-то вторгся, Моури и Гингрич неловко переминались с ноги на ногу. Однако через пару минут, старший констебль Кроули рывком встал из-за стола и приветливо улыбнулся.  

– Прошу меня простить, дела, дела! Раз Вы здесь с кем-то, мистер Моури, то, подозреваю, что это тот самый мистер Áдам Ги́нгрич не так ли? – Толстяк протянул руку через стол для рукопожатия. – Приятно познакомится! Всегда радостно осознавать, что и наша глухомань привлекает именитых писателей и журналистов.  

– Взаимно, мистер Кроули. – Адам посмотрел на свою правую руку, на ней появилась тёмно-серая пыль. Писатель незаметно вздохнул и вытер руку о полы пальто. – Что же, если Вы не против, я присяду?  

– Конечно-конечно! – Весело запричитал Кроули размахивая руками. – У нас есть минут пятнадцать, пока многоуважаемый младший следователь принесёт нам чай с булками, верно? – Он с укоризной посмотрел на Джеймса и тот в мгновение испарился.  

– Что же, у меня к Вам есть несколько вопросов, для начала. – Гингри́ч уселся поудобнее, закинув ногу на ногу. Старший констебль кивнул и приготовился отвечать. – Во-первых, к чему Вы приставили ко мне мальчишку? Я сомневаюсь, что в Стилпорте столь масштабная уличная преступность, с которой не справится джентльмен с револьвером в кармане.  

— На счёт Моури, то не беспокойтесь, он с Вами не как охранник, а скорее как гид. Про преступность не волнуйтесь, у нас с этим всё куда лучше чем в Лондоне. – Кроули закаркал, пытаясь рассмеяться, но вышел скорее надсадный кашель.  

– Я понял. Что же, тогда, во-вторых. Где я могу остановиться?  

– С этим всё ещё проще, – всплеснул руками старший констебль и с неприязнью посмотрел на Адама, достающего папиросу из портсигара. – В двух шагах от мэрии есть прекрасная ведомственная гостиница. У нашего города не столь много посетителей, так что мы смогли договориться, и Вам выделили лучший номер-мансарду с балконом. Оттуда открывается великолепный вид на город, я Вас уверяю!  

– Что же, спасибо. Тогда, у меня остались совсем малозначимые вопросы, и мы можем закончить...  

Когда чай был допит, а запас не совсем топорных полицейских шуток исчерпал себя, Моури и Ги́нгрич покинули кабинет старшего констебля.  

– Старик не так плох, как кажется. – Вдруг начал будто бы оправдываться младший следователь. – Он всей душой радеет за благополучие города и старается делать всё что в его силах. Пусть иногда его поступки кажутся неэтичными, но... Мы не в праве осуждать его, уверяю Вас.  

– Хм. – Адам непонимающе посмотрел на своего "гида", но промолчал.  

Пока Джеймс с упоением рассказывал о городе по дороге в отель, мистер Ги́нгрич думал о цели своего визита. Сейчас он один из самых "кассовых" журналистов Дэйли Телеграф, но писатель слишком много себе позволял, и вот теперь его фактически сослали в захолустье, чтобы он написал статью о местном «стальном» магнате и его "истории успеха". Когда-то Адам жил в Стилпорте, Всё детство, до момента, как его усыновили. Он был сиротой, пока пара богатых промышленников не усыновила его. Память о детском доме до сих пор отзываются леденящим кровь ужасом в сердце мистера Гингрича. Хотя он и не может сказать, что там происходило, но как только задумывается об этом, всё тело будто бы сводит судорогой.  

Журналист помотал головой отгоняя неприятные воспоминания. Он снял шляпу и посмотрел на небо. Синий купол покрытый редкими облаками слегка отдавал зелёным цветом. Приятный осенний ветерок развевал отросшие волосы на голове мужчины. Последние тёплые деньки в старой Англии. Только широкая чёрная полоса дыма, тянущаяся от трубы завода, портила всю картину. Иногда было даже видно как облака сажи, будто из пушки, выстреливают в небо из кирпичного закопчённого гиганта.  

Адам поморщился.  

– Дорогой мой друг, право, я безумно благодарен Вам за своеобразную экскурсию, но я очень устал после поездки. – Моури "потух", услышав эти слова, это так ясно отобразилось на его лице, что мистеру Гингричу стало его жалко. – Не поймите меня неправильно, Джеймс, я просто очень хочу спать. Если это не нарушает Ваших инструкций, то я прогуляюсь до гостиницы в одиночку, и встретимся с Вами завтра.  

– Хорошо, как Вам будет удобно. – Пробормотал младший констебль, вяло пожимая руку приезжего. – Хорошего отдыха.  

Адам Гингрич смотрел вслед уходящему парню. Он поднял воротник и закурил. Натянув котелок на самые глаза он только раз обернулся и отправился куда-то вниз по главной улице. С одной стороны журналисту была искренне непонятна такая перемена настроения Джеймса, но всё равно было немного неловко перед ним.  

Если бы не сильная усталость, то он был бы не против пропустить чашку-другую чая за беседой с Моури, он кажется, смышлёный, да и что уж там, начитанный интересный малый.  

Розоватое здание гостиницы уже маячило совсем недалеко. Оно на два-три этажа возвышалось над мэрией и, по сути, являлось обычным жилым домом когда-то перестроенным под отель. На первом этаже располагалось приятное кафе во французском стиле. Ажурные чугунные столики крепко стояли на тротуаре, цветной навес подпирал вывеску "de Georgette". Клумбы с цветами ещё стояли снаружи, пока на улице тепло, ловили последние лучики тусклого осеннего солнца.  

Адам зашёл в здание, потревоженный дверной колокольчик зазвенел.  

– Здравствуйте, здравствуйте, Вам столик или комнату? – За прилавком возникла милая полная женщина в широкополой шляпе. Она приятно грассировала, напоминая журналисту о его командировках в Париже. – А-а-а! Вы наверное Адам Гингрич, – женщина на секунду заглянула в журнал поверх тонких очков, – Верно? Приятно с Вами познакомится!  

Она протянула через стойку пухлую ухоженную руку с цветастыми браслетами.  

– Взаимно, мисс?..  

– Миссис. – Она слегка укоризненно посмотрела на гостя, сильнее сжав руку, на ней блеснуло кольца. От этого он почувствовал себя до крайней степени неловко. – Жоржетт Од. Можно просто Миссис Од.  

Женщина обезоруживающе улыбнулась и указала рукой на коридор в глубине помещения.  

– Ваши вещи уже доставили в номер, приятного пребывания в Стилпорте! Если Вам что-нибудь понадобится, дайте знать. Кофе, завтраки, обеды и ужины – всё есть в буклете...  

– А буклет есть в номере. – Закончил Адам и тоже улыбнулся. Спасибо, Миссис Од.  

– Какая женщина, будто воспитательница и моя бабушка в одном лице. – Усмехнулся мистер Гингрич, когда остался один в лифте. – Да уж, это будет весёлая неделя, люди здесь сильно поменялись.  

Действительно, если сравнивать Стилпорт его детства и нынешний – то люди здесь совершенно другие. Он помнит их угрюмыми, вечно подавленными и немногословными. Что делает с людьми доступность рабочих мест и, не поверите, деньги, текущие в город.  

Мужчина вышел на последнем этаже. Осмотревшись, он понял, что его номер тут единственный, если не считать служебных помещений. Ключ от номера висел прямо у двери, на латунном крючке. Адам хмыкнул, и отпер замок.  

Что же, комната не блистала особой роскошью столичных гостиниц, но для провинции было очень даже недурно. Особенно учитывая, что это мансарда. Окон в номере не было в традиционном понимании этого слова. Только одна стена была полностью застеклена и представляла собой выход на прекрасный балкон. Не раздеваясь, будто завороженный видом, Адам распахнул стеклянную дверь, и...  

Тут же страшно закашлялся. Да уж, он ещё и дня не пробыл в этом городе, а близость завода даёт о себе знать. Пусть он и приносит пользу и, вероятно даже, счастье горожанам, но здоровье здесь посадить – как нечего делать.  

Немного омрачённое сбившимся дыханием и надсадным кашлем впечатление, однако, всё ещё было прекрасным. Отсюда открывался вид на весь город, как гигантская лестница из домов, спускающийся к воде. Где-то на горизонте дымил трубами утренний пароход.  

Балкон был и вправду хорош, надо не забыть поблагодарить старшего констебля отдельно. Уютные кресла обитые цветной полосатой тканью стояли у деревянного журнального столика. По периметру балкона расположились ровные ряды горшков и вазонов с красивейшими растениями, явно не из здешнего климата. Адам с любовью погладил, что странно, ещё цветущие чёрно-красные лилии. Несмотря на запах сажи, на балконе стоял приятный, не приторный, цветочный аромат.  

Здесь и решил расположиться для работы столичный журналист. Усталость сняло как рукой, и теперь он жалел, что не продолжил свою прогулку с младшим следователем. Но, здесь его ожидали не менее приятные вещи. На столике дымились прекрасные пышные оладьи с капельками янтарного мёда и ягодами. Небольшой чайничек пускал из носа тонкую струйку кофейного пара. В аккуратной красивой чашке расположился сладкий чёрный кофе, так любимый многими командировочными журналистами.  

Мистер Гингрич расположил на коленях папку озаглавленную "Карлхен Блитц. Современный Стальной Магнат". Тут было всё, что было известно Дэйли Телеграф об цели журналистского расследования. Адам с удивлением понял, что папка была преступно тонкой. Он удивлён, что его коллегам не удалось нарыть больше, пусть Блитц и не являлся публичной личностью, но и в журналисты не берут простых ребят. Тут важно быть пронырливым, инициативным и острым на ум до опасной крайности.  

Мужчина неспешно размял и закурил папиросу. Это было неслыханным кощунством – оставлять столь прекрасные оладья остывать, но... Перед нами был уже не привычный Адам, слегка брезгливый, вежливый и обходительный джентльмен, о нет. Теперь это был А. Гингрич – Выездной журналист Дэйли Телеграф, дотошный, умный и хитрый как сотня лучших агентов Британской Разведки.  

Он раскрыл папку. На первой странице не было фотографии, что было ещё страннее, чем малый объём информации.  

"Карлех Д. Блитц, известный с 1918-го года как Карл Д. Лайтнинг. Гражданин Германии, сбежавший из страны после антимонархических волнений. Неизвестно чем занимался до этого времени, предположительно был либо высоким военным чином, либо мелким аристократом. Известно только то, что он учился на медицинскую специальность в Кёльнском Университете в период с 1870 по 1885 года, точные даты неизвестны. "  

По мере чтения у мистера Гингрича всё выше и выше поднимались брови, а выражение крайнего удивления на лице становилось всё более явным.  

"Возраст – Неизвестен  

Дети – Неизвестно  

Супруга – Неизвестно  

Место и дата рождения – Неизвестно. "  

– Либо нужно уволить того кто собирал информацию, – желчно пробормотал мужчина, – либо этот загадочный герр Блитц крайне скрытный персонаж.  

Он продолжал читать.  

"Принадлежность стороны во время войны – Неясная.  

Убеждённый монархист, после эмиграции показал себя как образцовый подданный Британской Короны. Передал разведке важные данные сразу после прибытия в Лондон. Работал в столичных больницах хирургом, показал себя очень хорошо. В 1919-м году переехал в Стилпорт и тут же начал строительство сталелитейного завода. Предположительно, использовал свои сбережения накопленные ещё в Германии. По предварительным данным – получил наследство после смерти дальнего родственника во Франции, замечены подозрительные операции между банками.  

Скрытен, но любит внимание одновременно. Нам повезло, что он решил дать интервью именно нашей газете. "  

Мистер Гингрич задумчиво откинулся на спинку кресла. Перед его глазами пылал рыжий закат. Раскалённый оранжевый диск гигантских размеров медленно тонул в бескрайних зеленоватых водах. Пепельница была переполнена, кофе выпит, а оладья, к великому сожалению, так и остались нетронутыми. Мужчина с грустью посмотрел на уже чёрствые заветренные кругляшки теста. В животе призывно заурчало.  

Он с досадой бросил взгляд на исписанный блокнот и "растерзанное" на отдельные листы досье. Завтра в полдень его ждёт экскурсия по заводу, и если повезёт, интервью. Если так, то остальные дни он сможет спокойно высыпаться, пить этот великолепный кофе и позволить обворожительной Миссис Од откормить его до состояния довольного поросёнка.  

Мужчина спустился на лифте в кафе. Как ни странно, но оно было забито людьми и прямо таки кипело вечерней жизнью. В углу, где была маленькая сцена с инструментами, стоял одинокий граммофон, распространяющий по уютному заведению приятные мотивы современной французской музыки.  

– Что это за музыка? – Спросил своего соседа мужчина за одним из столиков.  

– О, я слышал нечто такое когда работал в Сан-Франциско на теплоцентрали. Это похоже на то, что играет там в барах, джаз, браз, или типа того. Неужели тебе такое нравится, Фил? Не подумал бы.  

– Да, несмотря на моё театральное прошлое, я люблю всё новое и не готов отдавать всего себя только прекрасной классике. Ну, за музыку?  

– За музыку!  

Мужчины стукнулись пивными бокалами и весело засмеялись.  

– А, вот и Вы, мистер Гингрич! – Радостно воскликнула миссис Од. – Прошу, присаживайтесь, Вас уже ждут! – Она указала рукой на столик у стены и весело пританцовывая удалилась на кухню.  

Журналист посмотрел в сторону, куда указывала женщина и увидел Джеймса Моури. Парень улыбнулся и сделал призывный жест рукой.  

– Здравствуйте, и доброго вечера, Мистер Гингрич!  

– Прошу Вас, друг, можно просто Адам! – Мужчина просто растаял от местного радушия и гостеприимства. На секунду он даже задумался, а не остаться ли тут?  

Но в голове снова ярко, будто Сверхновая, вспыхнул предупреждающий красный огонёк. Он будто бы говорил: "Ты уверен? Странно всё это". Адам называл это "журналисткой чуйкой". Пусть это и звучало не столь интересно как, например, "профессиональная интуиция", но всё же.  

– Если Вы меня простите, я сделал выбор за Вас. – Джеймс обвёл рукой стол. На нём стояли два бокала пива, соусник и две тарелки полных великолепно пахнущими Фиш-н-Чипс.  

– Боже, запах просто великолепный! – Мистер Гингрич был приятно удивлён, он не мог и подумать, что ему когда-нибудь понравится это простое блюдо, если его готовит кто-то другой кроме поварихи из родительского дома.  

– Ну, что же?! – Перекрикивая разговоры и музыку сказал Моури. – За приезд?  

– Конечно!  

– Господа и Дамы, прошу Вашего внимания! – Неожиданно, юноша вскочил из-за стола и застучал вилкой по бокалу. – Я попрошу Вас всех поприветствовать моего нового друга и нашего общего гостя – Мистера Адама Гингрича! Он прибыл к нам из самого Лондона, чтобы написать статью про всеми любимого мистера Лайтнинга! – Толпа одобрительно загудела. Адаму было крайне неловко от такого внимания, он не понимал, неужели народ так любит своего благодетеля? Обязательно нужно разузнать на счёт его городской деятельности. – Я посвящаю этот тост Вам, Адам, и безусловно самому мистеру Лайтнингу! Ура!  

Кафе наполнилось звоном бокалов и гвалтом толпы. Адам только и успевал что неловко бормотать благодарности, стараясь слегка поклониться каждому посетителю. Тут-то он и заметил фигуру в грязном моряцком плаще. Немолодой мужчина с усами переходящими в бакенбарды неодобрительно исподлобья смотрел на него. Как только их взгляды встретились, он одним махом допил то что было в стакане, бросил на стол пару монет и удалился.  

Веселье в кафе длилось до самого закрытия и ещё целый час после. Только в полночь горожане разошлись по домам. Адам взял для опьяневшего Моури кэб, а сам стоял на улице и курил последнюю на сегодня папиросу. К нему подошёл тот самый мужчина, которого он отметил во время странного тоста. Они не сказали друг другу ни слова. Просто стояли и курили, один столичную папиросу, другой неясный табак в трубке. Взгляды их были направлены на растущую луну изредка прячущуюся за облаками.  

– Обратите внимание, мистер Гингрич, трубы дымят даже ночью. – Сказал старик.  

Журналист резким движением повернул голову в сторону завода. Действительно. В ночной темноте это выглядело совсем уж инфернально. Тёмный обелиск трубы выделяющийся на фоне неба, выбрасывал в небеса снопы искр и ещё более чёрные клубы дыма.  

– Но, к чему это Вы... – Мистер Гингрич обернулся к старику. Но того уже не было на его месте. Только кучка тлеющего табака остывала на холодной мостовой.  

– То ли чертовщина, то ли во мне слишком много пива. – Гингрич глупо усмехнулся и отправился спать.