Буфет

И началось-то всё с ерунды.  

– А куда это убрать? – они пришли из магазина и разбирали покупки. Она гремела кастрюлями, собиралась готовить ужин. Всё хотели есть.  

– Поставь куда-нибудь сюда, – сказала она и указала на витрину буфета. Витрина, так с любовью приводившаяся им раньше в порядок, чтобы радовать глаз на обычной кухне, была уже изрядно заполнена вещами, которым (а в этом он был уверен) там не место. Упаковки с крупой, лапшой и прочей провизией превращали витрину в обычный захламлённый открытый шкаф. И не красиво, и не удобно.  

– Может куда-нибудь в другое место? Пока? – он давно хотел разобрать этот хлам, но как говорится, руки не доходили. – И, кстати, пора бы прекратить делать запасы. Это все съедим, и опять начнем покупать.  

– Нет! – Её тон был неумолим.  

– Но ведь не красиво!  

– Ну и что? Зато будет еда. Люди хотят есть. Красота им не нужна. Всегда хотели сначала хлеба, а потом зрелищ…  

Отвечать было нечего… Во-первых, хлеба и зрелищ люди, точнее человеческий сброд, хотели одновременно и много. Во-вторых,...  

Господи, думал он, сравнить красоту и зрелища?!. Господи, неужели человек способен так думать?  

Есть ему больше не хотелось. Ему сейчас, вообще, ничего не хотелось.  

Он вышел. У него кончились сигареты, а купить забыли. Он вечером думал сбегать до ближайшего магазина. А зачем вечером? Он не выдержит до вечера. Собрался. Сказал, что скоро придет.  

***  

Как же хорошо! Уже почти стемнело. Фонари только зажглись и горели еще вполсилы. Теплый, несентябрьский ветер. Воскресенье. Люди по домам. Горят окна. А рядом дома, которые скоро будут сносить. Там только фонари. И слепые черные окна, утопающие в еще неопавшей листве. Он сидел на знакомой с детства скамейке и наслаждался теплым осенним вечером.  

Красота! Господи, опять у меня в голове это красота! И зрелища. Ну, перепутала она. Хотела блеснуть красноречием. Да и сам хорош. Надо было давно все лишнее оттуда убрать.  

Жить вместе они стали недавно. Снова. Так получилось. Она просто пришла и осталась. В доме всегда чистота. Всегда вкусный ужин. Вечнозасыхающие цветы на окнах ожили, а один даже зацвел. А однажды, он был приятно удивлен, обнаружив в шкафу аккуратно развешанные отглаженные свои рубашки. Казалось бы, что еще надо? Что его так задело в этих "зрелищах"?  

Они знали друг друга давно. Даже одно время были женаты. Потом разошлись. Почему? Кажется, оба этого так и не поняли. Для себя он решил, что просто они не любили друг друга. Иначе бы боролись за свою любовь. Каждый жил своей жизнью. Каждый был по-своему счастлив. А однажды случилось так, что она вновь появилась в его жизни. Сказала, что все эти годы любила его, что очень сожалеет о том, что не смогла тогда сохранить их брак. Помогла ему выбраться из очень нехорошей ситуации. Она была добра к нему, а он нуждался в тепле. Она была такая как тогда, когда оба были молоды. Годы не изменили её. Только усталость на лице.  

– Ты очень хороший человек. Спасибо тебе. – Он сидел на скамейке в обступившей его темноте. Только одинокий фонарь на весь двор.  

Но новая мысль уже рвалась наружу. Съедала все. Ядовито сочилась среди извилин и грозила взорвать мозг. Да не в красоте дело! И Бог с ними, со зрелищами! Дело в ней! Или в нем? Или в них?  

В них! Он вспомнил. Он всё вспомнил. Никогда, ни один из них не мог поступиться собой ради другого. Всегда каждый из них был прав! И оба сразу! И доводы другого, если и выслушивались, то в расчет не принимались. Вот и сейчас. Не в витрине дело. А в том, что он хотел там красоты, для нее, чтобы на кухне было уютно. А она хотела еды, для него, чтобы на кухне было сытно. И опять доводы друг друга в расчет не принимаются.  

За прошедшие десятилетия он мало изменился. Он как был, так и остался немного ленивым, немного самовлюбленным. Нет. Он стал умнее, стал увереннее в себе, но остался самим собой. Только в волосах седина. И многократно возросшая властность.  

А она? Она осталась сама собой. Но разве она не изменилась? Она всю жизнь прожила одна. Ее сила воли выросла. Он это видел. Но не хотел замечать. Он хотел тепла.  

А ведь еще есть душа. Что с ней, с душой? Его душой? Стала мягче? Ее душа – зачерствела?  

Или все наоборот?  

Мысль, поразившая его, уже множилась вопросами. "Как? "; "Что дальше? " и "Что с этим делать? " Но самый главный вопрос укорял. "Как ты мог не подумать об этом раньше!?. Если не сложилось тогда, почему ты решил, что получится сейчас? " И ответа на этот вопрос он не знал. И сразу другой – "Если мы сделали друг друга несчастными тогда, то сможем ли этого избежать сейчас? " Этот вопрос тоже не имел ответа. "Есть правильный выход для нас обоих? "  

Одинокий фонарь вдруг погас. Сигареты кончились. Надо было идти обратно. Ночь полновластно царица над землёй.  

– Что-то ты так долго...  

– Да, очередь была...  

Он ничего не хотел, ни хлеба, ни зрелищ, ни красоты. Он просто хотел тепла.  

P. S. Конец этой истории, кажется, должен быть очень прост. Но есть один главный человек. Сын.