Цирк

В цирке аншлаг. Зал – битком. Жонглеры сменяют гимнастов, музыкальные эксцентрики  

воздушных акробатов. Клоуны льют бутафорские слезы, канатоходцы скользят по канату,  

натянутому почти под куполом, дрессированные собачки играют в футбол...  

Дневное представление плавно перешло к номеру знаменитого мага, фокусника и вол-  

шебника Амир-шель-Абудейну.  

Номер начался как обычно. Амир – он же Сема Ахельсон, делал свои фокусы изящно, без  

помарок под активные аплодисменты зрителей. А затем – кульминация выступления. Ассис-  

тенты мгновенно возвели в центре арены шатер из легкого шелка. Вокруг шатра стали "яны-  

чары" с факелами в руках.  

-Уважаемые зрители, – закричал в микрофон Сема-Амир, – я сейчас зайду в этот шатер и  

исчезну.  

Он ещё не успел закончить фразу как из пятого ряда Борька закричал:  

– Во-во! Точно как мой папашка!  

Зал разразился хохотом.  

Иллюзионист опешил:  

– Друзья! Вы меня неправильно поняли. Я не просто исчезну. Я вроде бы есть и в то  

же время меня нет.  

– А я что говорю, – не унимался Борька, – мой папашка тоже есть, а вроде бы и нету.  

Пятый год ищут чтобы взыскать алименты на меня.  

Зрители заволновались.  

– Да чего там! Раз пацан нашел папу, злостного неплательщика алиментов – в милицию  

его! – рычал атлетического вида зритель с красно-синим носом.  

– Таким папашкам в цирке не место! Их место в тюрьме! – визжала дамочка в шляпке  

эпохи НЭПа.  

– Граждане! – взмолился Абудейну, – я вообще никогда не был женат.  

– Ну и что, – пробасил черноусый "запорожец". – Я тоже не был, а детей у меня трое.  

– Господа -товарищи, не волнуйтесь, – выскочил на арену оперативник на пенсии Бай-  

баков. В наш просвещённый век это пустяки. Сравним ДНК сына и "папашки" – никуда ему  

не деться.  

Зал встретил речь опера бурными аплодисментами.  

Тот начал раскланиваться во все стороны.  

Но артист он и есть артист.  

Амир-шель-Абудейну взял в руки микрофон и заорал "не своим голосом":  

– Не надо ДНК! Товарищ Борька, выходи на арену. Пусть на тебя люди посмотрят!  

Подталкиваемый развеселившимися зрителями, смущенный Борька вышел на залитую светом  

прожекторов арену.  

Сема подбежал к нему, схватил на руки и закричал:  

– Пусть тот кто скажет что это мой сын первым бросит в меня камень!  

Наступила гробовая тишина.  

И, действительно, почти черный, курчавый, с носом горбинкой, восточным овалом лица,  

огненно карими глазами, артист был явным антиподом Борьке – бледному, почти рыжень-  

кому, с круглым как луна лицом, белесыми бровями над голубыми глазами и носом -лепеш-  

кой.  

– Ну и что, эта "бледная поганка" может быть моим сыном?! – торжествовал Амир.  

Но торжествовал он недолго.  

Тут же как водопад или даже цунами с верхних рядов скатился "детина" почти двухмет-  

рового роста, весь в наколках, но так похожий на Борьку, что зал ахнул.  

– Слушай ты, восточный верблюд, как это ты назвал моего сынишку! Да я тебя, урода,  

сейчас...  

– Папка! – в упоеньи бросился к нему Борька, – наконец-то ты нашелся.  

Что тут началось трудно описать.  

Зрители кричали, хлопали, топали ногами, смеялись, плакали...  

Воспользовавшись паузой Амир-шель-Абудейну зашел в шатер, ассистенты подожгли его  

со всех сторон. Вспыхнуло пламя и иллюзионист исчез.  

– Так ему и надо, – сказал Борька, – папка пошли домой, тут уже не интересно.  

– Пусть скажет спасибо что исчез, – оставил за собой последнее слово "амбал", – а то  

бы я его...  

Он посадил счастливого Борьку на шею и под аплодисменты зрителей поше