Лифт (Роберт Кувер)

1  

Каждое утро без исключения, особо не думая над этим, Мартин поднимается на самообслуживаемом лифте на четырнадцатый этаж, где он работает. Это случится и сегодня. Однако, когда он приходит, то обнаруживает пустеющий вестибюль, старое здание всё ещё одержимо беспокойными тенями и тишиной, безлюдное, но безмолвно выжидающее, и он задается вопросом, не может ли сегодня что-то пойти не так.  

Сейчас 7:30 утра: Мартин пришёл рано, а потому лифт полностью в его распоряжении. Он ступает внутрь: «ах, что за тесная камера! », думает он, побуждаемый чувством тревоги, и вперивается взглядом в панель пронумерованных кнопок. От первого до четырнадцатого, плюс «П» – подвал. Импульсивно он жмёт на «П» – за семь лет так и не побывал в подвале! От своей робости он фыркает.  

После молчаливой паузы двери с грохотом закрываются. Всю ночь ждал этого момента! Лифт медленно опускается под землю. Едкое ощущение затхлости старого здания вызывает в нём беспричинное чувство опустошённости и покинутости, и оттого Мартину начинает казаться, что он спускается в Ад. Tra la perduta gente, yes! (Оставь надежду, всяк сюда входящий! ). Его начинает немного трясти. Но Мартин твёрдо заявляет себе, что всё не так просто. Видавший виды подъёмник вздрагивает и останавливается. Автоматические двери расходятся в стороны. Подвал, больше ничего. Вокруг пустота и почти абсолютная тьма. Безмолвие и бесцельность.  

Мартин улыбается про себя, нажимая кнопку с цифрой «14». «Давай, старина Харон», – басисто провозглашает он, – «Ад на другой стороне! ».  

2  

С трепетом Мартин ждал, когда вонючие испарения кишечника достигнут его ноздрей. Каждый раз одно и то же. Он считал, что это проделки Каррутера, однако, это было невозможно доказать. Не было слышно ни малейшего звука. Именно Каррутер всегда начинал это, и, хотя окружение менялось, Каррутер всегда был тут как тут.  

В лифте их было семеро: шестеро мужчин и девушка, которая им управляла. Девушка не принимала участия в репризе. Ей, конечно, была неприятно, но она старалась быть выше этого. Лицо девушки ничего не выражало, этого не могли изменить даже бестактные выкрики Каррутера. Да и не было ей смысла вмешиваться в грубую игру мужчин. И всё же, полагал Мартин, ей это представлялось пыткой.  

И, конечно, он оказался прав – вот оно, сначала слабое, почти сладкое, потом медленно сгущающееся, тошнотворное, наседающее на него...  

«Эй! Кто это бзднул? » – выпалил Каррутер, начиная розыгрыш.  

«Март бздуна выдал! » – последовал неумолимый ответ. А затем раздался громкий смех.  

«Какого! Это опять Мартин пердит? » – завопил другой, когда их заливистый и колкий смех сгустился вокруг него.  

«Пожалуйста, Март, не перди! » – кричал следующий. Это продолжалось до тех пор, пока они не покидали лифт. Подъёмник был небольшой: их смех заполнил пространство прижав Мартина к стенке. «Март, будь другом, не пукай! ».  

Это не я, это не я, – твердил Мартин. Но только про себя. Это было бесполезно. Это была судьба. Судьба и Каррутер (Больше смеха, больше едких выпадов). Пару раз он противился этому. «Ах, Марти, ты просто скромняга! » прогремел тогда Каррутер. Громогласный тембр, крупная фигура. Мартин его ненавидел.  

Один за другим другие мужчины покидали лифт на своих этажах, держась за носы. «Старый пердун Марти! » – кричали они каждому, кого встречали на выходе, и это всегда вызывало смех, как внизу, так и наверху. Воздух понемногу очищался всякий раз, как раскрывались двери.  

После всех унижений Мартин всегда оставался наедине с девушкой, управлявшей лифтом. Его этаж, четырнадцатый, был самым верхним. Когда все это только началось, давным-давно, он попытался сделать ей извиняющийся жест на выходе, но она всегда отворачивалась от него. Возможно, она думала, что его интересует флирт. В конце концов он был вынужден взять за правило покидать лифт как можно быстрее. Она в любом случае возьмёт на себя его вину.  

Конечно, Каррутеру было что возразить. Да, Мартин думал об этом, прокручивал свою реплику бесчисленное количество раз. Единственный способ обыграть этого человека – на его собственном поле. И он сделает это. Когда время придёт.  

3  

Мартин едет в лифте наедине с оператором, молодой девушкой. Она не стройная и не пухленькая, но её облегающая униформа цвета орхидеи само очарование. Он дружелюбно приветствует её в своей обычной манере, и она отвечает улыбкой на его приветствие. Их взгляды на мгновение пересекаются. У неё карий цвет глаз.  

Когда Мартин входит в лифт, в нём толпятся и другие люди, но по мере того, как лифт поднимается по дряхлому зданию, пропахшему мускусом, остальные, поодиночке или группами, выходят из него. Наконец, Мартин остается наедине с девушкой, управляющей лифтом. Она берётся за рычаг, прислоняется к нему, и кабина со скрипом начинает ползти вверх. Он заговаривает с ней, беззаботно шутя о лифтах. Она смеётся.  

Оставшись один на один в лифте с девушкой, Мартин думает: если бы этот лифт падал, то я бы пожертвовал собой, чтобы спасти её. У неё прямая и изящная линия спины. Её юбка цвета орхидеи обтягивает пышные бёдра, очерчивая своими изгибами пространство между ног. Возможно сейчас ночь. Её икры мускулистые и сильные. Она берется за рычаг.  

Девушка и Мартин остаются одни в поднимающемся лифте. Он концентрируется на её округлых бедрах, а она же вынуждена обернуться и посмотреть на него. Его взгляд холодно пробегает по её животу, сжатой ремнями талии, мимо упругих грудей, встречается наконец с её возбуждённым взглядом. Она истомно дышит, её губы слегка приоткрыты. Они обнимаются. Её груди мягко прижимаются к нему. Её губы сладки. Мартин забывает, лифт ещё поднимается или уже нет.  

4  

Возможно, Смерть встретит Мартина в лифте. Например, когда одним днём он отправится на обед. Или в аптеку за сигаретами. Он нажмет на кнопку в холле на четырнадцатом этаже, двери откроются, мрачная улыбка поманит его. Шахта глубока. Лишь тьма и полное отсутствие звука. Мартин узнает Смерть по её безмолвию. Протестовать он не будет.  

Нет, он будет протестовать! Боже мой! Его не увлечёт ощущение могильной пустоты, вырывающееся наружу.  

Шахта длинна и узка. Шахта темна.  

Он уже не воспротивится.  

5  

Как и всегда, особо не думая над этим, Мартин поднимается на самообслуживаемом лифте на четырнадцатый этаж, где он работает. Он пришел пораньше, но всего на несколько минут. К нему присоединяются еще пять человек, они обмениваются приветствиями. Несмотря на искушение, он не рискует жать на «П», вместо этого он жмёт на «14». Семь лет!  

Пока автоматические двери смыкаются друг с другом, а лифт начинает свой медленный и безрадостный подъем, Мартин рассеянно размышляет о сущностях. В этом маленьком помещении, таком обыденном и сжатом, замечает он с некоторым меланхолическим удовлетворением, в этом лифте есть всё: пространство, время, причина, движение, величина, разряд. Если бы мы были предоставлены самим себе, мы бы, вероятно, обнаружили их. Остальные пассажиры с самодовольными улыбками (в конце концов, они пришли вовремя) болтают о погоде, выборах, работе, которая ждет их сегодня. Они стоят, внешне неподвижные, но в то же время движущиеся. Движение: возможно, это все, что существует на самом деле. Движение и поля. Энергия и элементарные частицы. Гравитация и материя. Образы захватывают его целиком. Подъём и пассивная реорганизация атомов.  

На седьмом этаже лифт останавливается, и из него выходит женщина. Остается лишь аромат её духов. Мартин отмечает её отсутствие, разумеется, только для себя, поскольку подъем начинается снова. Уменьшение на одну единицу. Но полнота вселенной очевидна: каждый человек содержит в себе весь макрокосм, иная картина немыслима. Но если это так, в этот момент по телу Мартина пробегает холодная дрожь, то этот абсолют – ничто. Мартин оглядывает четверых оставшихся пассажиров, и вслед за дрожью накатывает волна сострадания. Нужно всегда быть начеку, напоминает он себе. Но никто из них в нём не нуждается. Если бы он мог сделать сегодня работу за них, даровать им благодать дневной медитации...  

Лифт останавливается, легонько вибрируя, на десятом этаже. Двое мужчин выходят. Еще две промежуточные остановки, и Мартин остается совсем один. Он был с ними до самого конца. Хоть Мартин, как и всегда, скован своей обыденной меланхолией, он, тем не менее, расплывается в улыбке, выходя из самообслуживаемого лифта на четырнадцатом этаже. «Я был рад стать частью этого», – объявляет он во весь голос. Но, когда двери лифта закрываются за ним и он слышит скрежет спуска, он задается вопросом: «Где же теперь когерентность лифта? ».  

6  

Кабель обрывается на тринадцатом этаже. На мгновение они повисают в воздухе, а затем начинается резкое падение! Девушка в ужасе поворачивается к Мартину. Они одни. Хотя внутри его сердце бешено колотится, внешне он сохраняет спокойствие. «Думаю, ради безопасности стоит лечь на спину», – говорит он. Он приседает на пол, но девушка так и стоит, застыв от шока. Её бедра округлы и гладки под юбкой цвета орхидеи, а под ней... «Давай», – говорит он. «Ты можешь лечь на меня. Моё тело поглотит часть удара». Её волосы ласкают его щеку, её ягодицы, как губка, прижимаются к его паху. Преисполненная любви, тронутая его жертвой, она плачет. Чтобы успокоить её, он кладёт руки на её вздымающийся живот, успокаивающе поглаживает. Лифт со свистом летит вниз.  

7  

Мартин допоздна работал в офисе, разбираясь с тем, что не терпело отлагательств, – рутинные дела, часть магматической субстанции, определяющая его повседневную жизнь. Кабинет Мартина был не очень просторным, хотя он и не нуждался в большом помещении, но, по сути, ухоженным, если не считать небольшого беспорядка на столе. В комнате были только стол и пара стульев, книжные шкафы вдоль одной стены, да календарь на другой. Потолочная лампа была выключена, единственным источником света в кабинете являлась флуоресцентная лампа на столе Мартина.  

Мартин подписал последний бланк, вздохнул и с облегчением улыбнулся. Он достал из пепельницы наполовину сгоревшую, но все еще зажжённую сигарету, затянулся, затем, выдохнул, сильно затянувшись вновь, и с удвоённой силой отправил окурок в чёрный зев пепельницы. Затушив окурок и погрузив его в кучу смятых фильтров в пепельнице, он бросил праздный ленный на часы. С удивлением он обнаружил, что часы показывают двенадцать тридцать – сейчас они замерли! Уже за полночь!  

Он вскочил, закатал рукава, застегнул их, сдернул пиджак со спинки стула и всунул в него руки. Нехорошо, что уже двенадцать тридцать, но, Боже правый, сколько же прошло времени? Пиджак всё был застёгнут на три четверти, галстук завязан, он поспешно сложил бумаги на столе и выключил лампу. Спотыкаясь, он вышел через тёмную комнату в коридор, освещённый единственной тусклой жёлтой лампочкой, и потянул за собой дверь своего кабинета. Массивный засов глухо гукнул в пустом коридоре.  

Он застегнул воротник рубашки, поправил галстук и воротник пиджака, который сполз чуть ниже с правого плеча, и поспешил по коридору мимо других закрытых кабинетов четырнадцатого этажа к самообслуживаемому лифту, клацая каблуками по мраморному полу. Он беспричинно вздрагивал. Абсолютное безмолвие старого здания тревожило его. Расслабься, твердил он себе, скоро уж узнаешь, который час. Он нажал на кнопку лифта, но ничего не произошло. «Только не говорите мне, что придётся спускаться пешком! », с нотками уныния пролепетал он про себя. Он снова нажал на кнопку, теперь сильнее, и на этот раз услышал внизу победный гул, приглушённый стук и невнятный скрежещущий звук, который подбирался всё ближе и ближе. Лифт остановился, и двери открылись, чтобы впустить его. Войдя внутрь, Мартин почувствовал внезапную потребность обернуться, но решил не поддаваться импульсу.  

Оказавшись внутри, он нажал кнопку с цифрой «1» на панели самообслуживания. Двери закрылись, но лифт, вместо того чтобы опускаться, начал подниматься. «Чёрт бы побрал эту развалюху! », раздраженно пробухтел Мартин, снова и снова нажимая на цифру «1». Что за ночка! Лифт остановился, двери открылись, и Мартин вышел. Позже он задавался вопросом, зачем он так поступил. Двери захлопнулись за его спиной, он услышал, как лифт начал опускаться, его ликующий гул понемногу стал затухать. Здесь было абсолютно темно, однако казалось, что в воздухе проявляются какие-то фигуры. Хотя он и не мог ничего разглядеть, приходило понимание, что он здесь не один. Его рука шарила по стене в поисках кнопки лифта. Холодный ветер начал трепать его лодыжки и шею. Дурак! «Несчастный дурак! », простонал он, – здесь же нет пятнадцатого этажа! Прижавшись к стене, он не смог найти кнопку, как не смог обнаружить и рамку лифта, и даже сама стена оказалась всего лишь…  

8  

Басистый голос Каррутера прогремел в маленькой камере.  

«Мартин напердел! » – раздалась уверенная реплика. Пятеро мужчин рассмеялись. Мартин покраснел. Девушка притворилась равнодушной. В тесном лифте стояла вонь кишечных газов.  

«Мартин, черт возьми, прекрати пукать! ».  

Мартин устремил свой холодный взгляд на них. «Каррутер трахает свою мать», – уверенно заявил он. Каррутер ударил его по лицу, очки лопнули и упали, Мартин пошатнулся и облокотился на стену. Он ждал второго удара, но его не последовало. Кто-то подтолкнул его локтем, и он сполз на пол. Он стоял на коленях, всхлипывая, и искал руками свои очки. Мартин почувствовал вкус крови из носа, стекающей в рот. Он не мог найти очки, не мог ничего видеть.  

«Берегись, детка! » – пробасил Каррутер. «Перди-Марти просто пытается рассмотреть твои красивые трусики! ». Взрыв смеха. Мартин почувствовал, как девушка отпрянула от него.  

9  

Её мягкий живот, как губка, облегает его пах. Нет, на спине безопаснее, любимая, думает он, но отгоняет эту мысль. Она плачет от ужаса, прижимаясь к его горячему влажному рту. Чтобы успокоить её, он сжимает мягкие ягодицы девушки и успокаивающе поглаживает их. Погружение такое стремительное, что кажется, будто они зависли в воздухе. Она снимает свою юбку. Каковы будут ощущения?  

10  

Мартин, не думая об этом, рефлекторно поднимается на самообслуживаемом лифте на четырнадцатый этаж, где он работает. Системность, вот в чём дело, – заключает он, – вот что выводит их из себя. Он опаздывает, но всего на несколько минут. К нему присоединяются еще семь человек, тревожные и вспотевшие. Они нервно поглядывают на часы. Никто из них не нажимает на кнопку «П». Происходит торопливый обмен любезностями.  

Их беспочвенное беспокойство проникает в Мартина, как злосчастный вирус. Он часто поглядывает на часы, нетерпеливо выжидая лифт. Успокойся, осаждает он себя. Их унылые лица угнетают его. Мрачные. Безжизненные. Замученные собственным произвольным распорядком времени. Пытка, навязанная самому себе, но, по всей вероятности, неизбежная. Лифт резко тормозит на третьем этаже, их бледные лица подрагивают. Люди хмурятся. Никто не нажимал на кнопку «три». Входит женщина. Все они кивают, хмыкают, судорожно двигают руками, чтобы дверь поскорее закрылась. Все они более или менее осознают присутствие женщины (она же задержала их, чёрт бы ее побрал! ), но только Мартин по-настоящему акцентирует про себя её появление, когда лифт возобновляет свое движение вверх. Невыносимое бремя бытия. Оно продолжится, постоянно порождая само себя. Вверх и вниз, вверх и вниз. «Чем это закончится? », он задумался. Её духи безрадостно витают в затхлом воздухе. Эти уродливые и запуганные разумные животные. Страдание и необратимость. Вверх и вниз. Он закрывает глаза. Один за другим они оставляют его.  

В одиночестве он прибывает на четырнадцатый этаж. Он выходит из старого лифта и всматривается в пустоту. Там, и только там, наличествует покой, – устало заключает он. Двери лифта закрываются.  

11  

Здесь, в этом лифте, моём лифте, созданном мной, движимом мной, обрекаемом мной, я, Мартин, провозглашаю свое всемогущество! В конце концов, рок коснется всех! МОЙ рок! Я уверяю в этом! ТРЕПЕЩИ!  

12  

Лифт безумно скрежещет в падении. Их нагие животы шлёпаются друг о друга, руки сцеплены, её половые губы смыкаются, как губка, вокруг его твердого члена. Их губы касаются друг друга, языки сплетаются. Тела: как их найдут? Он смеётся про себя. Мартин отталкивается от летящего вниз пола. Её карие глаза, полные слёз, влюблены в него.  

13  

Но — ах! — обречённый, старик, ОБРЕЧЁННЫЙ! Что они для нас, для МЕНЯ? ВСЕ! Мы, я люблю! Пусть их плоть обвиснет и дрогнет, пусть запахи оскорбят их, пусть жестокость изуродует их, глупость скуёт их – но пусть они смеются, отец! Всегда! Пусть рыдают!  

14  

но эй! где-то этот парень увидел, как он садится в чёртов лифт, и известно, как он достал агрегат длиной около пяти футов, я не шучу, не меньше пяти футов, и он садится на... да! ты можешь представить себе такого ублюдка, как этот, в грёбаном захезанном, я имею в виду общественном лифте? хо-хо-хо! нет, я не знаю его имени, Мерт, я думаю, или Морт, но суть в том, что он одержим этой чёртовой цифрой, □□□□□, как думаешь — что с этим делать? не знаю, думаю, что он обматывает его вокруг ноги, или перебрасывает через плечо, или что-то в этом духе, чёрт возьми! тоже мне проблема! думается, да бьюсь об заклад, он убил этим больше бедных шлюшек, чем все разы, когда я окунал своего бледного червяка! однажды он даже... послушайте! Каррутер говорит это как чёртову правду, я имею в виду, что он уважает этого ублюдка — он даже был одним из этих богов-придурков, я забыл, как вы называете их там, этих Эйталианов после большой войны, вот видел этих тупых типусов, когда они однажды углядели, как он вывернул этот свой пятифутовый шланг — он просто пытался распутать чёртовы узлы, говорит Каррутер — почему-то они думали, что он, должно быть, был чёртовым богом-придурком или что-то в этом роде, и хотели с ним закорешиться или что вы там делаете с богами, и ну, Морт, он решил, что это не такое уж жалкое занятие, разве ты всё равно не знаешь что-то лучше, чем пить с ним масло в Аравии или затыкать дыры в голландских дамбах, как он это делал, так что ублюдок, он остаётся там некоторое время, и эти маленькие придурки там, в этом глазастом месте, они смазывают его жирным жиром или оливковым маслом, и все работают вместе, как девственницы, они вытаскивают его на поля и опрыскивают посевы, и ну, Морт, он говорит, что это самое близкое, что он когда-либо получал от настоящей штуковины, чёрт возьми! это стоит тысячи ахов! и они приводят к нему всех старых тетушек и бабушек, и он раскладывает их, устраивая своего рода грандиозную эвтаназию для пожилых дам, и он благословляет всё их чертово деторождение ударом своего шланга и даже делает немного хорошо на стороне, но у него возникают проблемы с римскими священниками из-за того, что они не обрезаны, и они хотят покончить с этим, но Морт говорит «Нет», и они не могут приблизиться к нему с таким потрясающим членом-тараном, как у него, поэтому они творят несколько чудес на его и смять его старый пуд святой водой и нагреть его сперму, чтобы она сожгла поля и даже однажды воспламенила чертов вулкан и черт возьми! Он, не теряя времени, перебрасывает эту штуку через плечо и уносит ее оттуда, я могу вам сказать! но теперь, как я и говорил, те пасторальные дни умерли и ушли, и он ходит вверх и вниз в лифтах, как и все мы, и вот он сидит в этой чертовой клетке, и мы, сволочи, клоунадничаем с маленькой штучкой, которая управляет этой ловушкой смерти, вроде как расчесывает свою шикарную задницу, как случайный несчастный случай, и, боже мой, она становится беспокойной и горячей, наполовину отбивается от нас, наполовину подтягивает нас и играет с этим рычагом зума! пролетаешь через этот хлопок, и как раз в этот момент Каррутер, чёрт возьми, он действительно иногда струит тебя, этот сумасшедший ублюдок, задирает её маленькую фиолетовую юбку, и что думаешь! эта маленькая чудница не носит трусиков! там что-то прекрасное, я имею в виду сладкий раздвоенный персик прямо из какого-то райского сада, и бедный Морт, он отчасти хихикает, отчасти мучается, минуту остальные из нас не видят смысла во всём этом треволнении, но затем эта невероятная штука внезапно всплывает прямо у него под подбородком, как чёртово божье око, и тут происходит такой дикий рывок, и, блин, она взлетает вверх и вылетает оттуда, как чертово красное дерево, сшибая старого Каррутера с ног! прямо на пол! его лучший товарищ и эта бедная маленькая шлюшка взглянули на этот дикий агрегат, крутящийся там и бьющий по стенам, она теряет сознание, и, чёрт возьми, она падает прямо на рычаг лифта, и, блин! я на минуту подумал, что мы все погибли  

15  

Они погружаются, их влажные тела сливаются, неистово колотясь, в ужасе, в радости, от удара.  

Я, Мартин, провозглашаю вопреки фатуму неразрушимое семя.  

Мартин не поднимается на четырнадцатый этаж на самообслуживаемом лифте, как он обычно это делает, но, в кои-то веки поразмыслив, руководствуясь странным предчувствием, решает вместо этого пройти эти четырнадцать пролетов пешком. На полпути вверх он слышит, как мимо него проносится лифт, а затем снизу раздается грохот удара. Он колеблется, застыв на лестнице. «Непостижимость» – вот слово, на котором он наконец задерживается. Он произносит его вслух, слабо улыбается, отчасти с грустью, отчасти с усталостью, а затем продолжает свой утомительный подъём, время от времени останавливаясь, чтобы оглянуться на лестницу позади себя.