"Плеяда душ ушедших"

Кто мы в глазах города? Кровяные тельца? А может питательный субстрат? Или же мы – раковая опухоль? У меня нет ответов на эти вопросы. Но в моих глазах город видится чем-то хтоническим, чем-то древним. Улицы города видели множество смертей. И теперь город подобен огромному могильнику. Одно поколение сменяет другое. Люди приходят и уходят.  

Город смотрит.  

Смотрит на нас и на наши жалкие потуги быть счастливыми. Порой город предстаёт в виде большой и пористой губки, что вбирает в себя людское счастье. Слёзы же город не впитывает, выдавливает их обратно, заливая улицы солоноватой водой.  

Мы часть одного организма. Часть собственного города. Но это мало кого роднит. Оглянитесь вокруг, видите? Все живут в своих уникальных мирах. И лишь одно нас объединяет – все умирают одинаково. Город видит каждую смерть. Регистрирует её. Хранит под сердцем.  

Каждый день умирают люди. В небо поднимается плеяда человеческих душ. Кто-то умирает от глупости, кто-то умирает от безразличия. От нашего невнимания? Возможно. В одной из квартир на проезде Воробьева был такой вот случай. Слушаете?  

Родственники оставили лежачую мать дома. Ей было около 80 лет – тело высохло, ноги уже не ходят. Навестили, оставили, забыли. Старушка такому раскладу не очень обрадовалась. Решила собраться с силами и доползти до телефона. Неудача вышла. Осуществление плана закончилось тем, что она попросту скатилась на холодный пол. Два дня лежала на нём, стуча по нему металлической миской. Привлекала внимание соседей. Удалось. Дверь выломали, а старушке помогли.  

Если бы не удалось?  

Было бы так – в этом же доме (а это старое общежитие, тлен опоясал все этажи и стены) умер пенсионер. Он тоже был лежачий, больной, немощный.  

Ухаживали за ним без особого энтузиазма, периодически про него забывая. Так он в один день и помер, начав постепенно разлагаться. В подъезде этом довольно сыро. Лучше, чем ничего. Животных сырость не останавливает, собаки порой юркают в подъезд, начиная там греться и отлёживаться. Сыро, пахнет псиной, по углам гниёт мусор. Через два дня к этим запахам примешивается ещё один – «запах, будто кошка сдохла». А это не кошка, это начал разлагаться мертвец… Лишь визит МЧС поставил точку в этой истории.  

Запах стоял несколько месяцев.  

Это история безразличия? Нет, это история одного города. Астрахани. Города, который подмечает каждую смерть. Города, где гибнет всё: надежды, чувства, души. Частично в этом виноваты мы сами. Это город скорби. Ещё пример?  

Как-то я шёл по улице Звёздная. Мимо парикмахерских (много их расплодилось), мимо хозяйственного магазина, мимо зубной клиники. Все эти «персонажи» удобно встроились в ниши девятиэтажного дома. Но только у зубной царил покой и относительный порядок. Сразу видно – местом владеют люди с достатком.  

У входа в зубную растут какие-то невзрачные деревья. Помню, что таксист жаловался мне на них, грезя об лучшем благоустройстве. «И куда они смотрят? ». Он обращался к властям, но этот вопрос применим и ко всем нам.  

К дереву прислонился жилистый дед. Он стоял, хрипел, держался за сердце. Был он одет в чудной жилет, волосы были окрашены в цвет седины, на носу уместились большие очки. Выражение лица перекосилось. Но никто и не думал подходить к страдальцу, все шли мимо, стараясь не замечать коллизию. Стоит сказать, что улица Звёздная довольно оживлённая. Здесь дефилируют толпы людей.  

– Вам помочь? Скорую? – спросил я у деда.  

– В жилетке… Нитро-гли-церин – слова давались деду с трудом, но он старательно выводил устами буквы.  

Именно из-за чудной жилетки история вросла мне в мозг. Мысленно я сравнивал его с Вассерманом. Только в тот момент никто бы удачное сравнение не оценил. Было не до этого. Из нагрудного кармашка я достал маленький пузырёк, открыл, протянул деду. Стал ждать пока он закончит ритуал обновления сердечной мышцы. Прошла пара минут, а его сердечную недостаточность как рукой сняло. Он улыбнулся и крепко пожал мне руку.  

– Человечище! – сказал он. Тяжело вздохнул, осмотрелся по сторонам, с какой-то печалью пошёл к концу дома. Представьте, что этим дедом были бы вы. Вот вы стоите, вам плохо, но к вам так никто и не подходит. Чернота опускается на веки, а вы умираете прямо там – в замусоренной клумбе.  

***  

Я и сам тот ещё фрукт. Скажу так – алкоголь лишает чувств не только любителей выпить, он лишает чувств всех вокруг. Выпил человек сверх меры, а потом валяется на дороге, воображая себе лучшую жизнь. Такие вот неразумные товарищи и довели до того, что люди на улицах шарахаются от лежачих. Стараются обойти «пьянь» стороной. Со временем я и сам стал испытывать некоторую брезгливость.  

Шёл я солнечным жнём по Зеленгинской, – бодрая улица, постоянно покрыта машинами и людьми, – размышляя о вечном. Прямо посреди дороги лежит человек, раскинув руки в стороны. Вдалеке шагает его подружка, раскачиваясь так, будто это штормовая волна.  

Ей захотелось выйти в центр пешеходного перехода и лечь перед очертаниями машин. Люди пренебрежительно обходили этих субъектов стороной. И я тоже так поступил. Но кто знает – может тот мужчина был мёртв? И никто этого не заметил: ни пьяная подружка, ни трезвые мы. Только городу всё и про всех известно. Город скорби…  

***  

В мой период жизни на Трусово произошла неприятная история. Я впервые осознал, что человек может убить сам себя. В семь лет это казалось чем-то необычным. Может на это повиляло отсутствие интернета, точно уже не скажешь.  

И всё же – это ещё одна история о недопонимании. Ещё один пример того, что каждый живёт в своём собственном мире. И этот мир не пересекается с мирами других. Даже близкие люди для нас остаются загадкой.  

На Якобинской жили хорошие ребята. Семья. Отец (Володя), жена и сын. Мне, к сожалению, уже не вспомнить всё в деталях и подробностях. Скажу так: в те времена только начали появляться компьютеры (у простых работяг, в мире они уже не были новинкой). Сын их подрастал, вёл себя по-бунтарски, просил у отца компьютер. Дядя Володя сжалился и купил. Порадовал сына. Зря… Сын окончательно ушёл в иные миры, забросив учёбу и полноценную жизнь.  

Недалеко от нас жил учитель физкультуры. Он рассказал Володе и его жене о поведении юноши. Они расстроились. Разозлились. Решили принять радикальные меры – лишили сынишку всего, компьютера тоже. В один из дней они сказали, чтобы я учился на примере их чада. «Хорошо себя веди, Вань. Хорошее поведение – способ всегда быть на коне». Лучше бы они говорили не со мной, а со своим ребёнком.  

Один из дней раскололся от страшного крика. Выяснилось, что душа подростка не выдержала – сын Володи повесился на втором этаже. Страшную картину застала мать, навсегда лишившись здоровья. Все горевали тогда, в том числе я. Эта история ударила меня током. Чувства обуревали меня. Как так? Был молодой парень. Был, жил, а теперь его нет. Сам ушёл из жизни. Возможно ли такое?  

Погрустнел с тех пор Володя. Жаль было видеть его таким. Жене тоже сильно досталось. Спустя пару лет она умерла от проблем с сердцем. Помню, что был на её поминках. Думал о непостоянстве жизни.  

Мысленно жалел осунувшегося Володю. Радость ушла из его дома. «Души его родных вознеслись к ярким звёздам». Так мне хотелось думать.  

***  

Я иду домой и снова думаю о сакральном. Цепочка смертей сделала своё дело, с самого детства я пытался философствовать.  

«Город всё видит, всё слышит, всё знает». Живёт вместе с нами. Помнит нас. Знает, что переживёт нас. Сколько призраков ходит по этим улицам? Я закрываю глаза и вижу плеяду душ ушедших. Упокоенных и неупокоенных. Вдалеке слышны размеренные псалмы. Святой отец читает их медленно, с чувством и с расстановкой.  

У моего подъезда организована похоронная процессия. Ещё одна смерть в копилку нашего города. Г-образный дом. Пустые улицы, раскуроченные ЖЭКом дороги, выкаченные погреться мусорники.  

Распахнута створка домофона, чуть погодя стоит гроб с иссушенным телом. Белые глаза вперились в небо. А там ни облачка. Поп читает молитвы, а люди грустят. Я осторожно обхожу их всех, ныряя в пространство подъезда. Где-то сзади поп говорит, что все мы воскреснем.  

Я оборачиваюсь и смотрю на понурых людей. Всё кажется каким-то блеклым и смазанным. Город даёт нам довольствоваться лишь серыми красками, лишает нас радости и солнечного света. Минуту я думаю, а потом неслышно произношу в сторону священника свой вопрос:  

«Воскреснем ли? ».  

А город? Каким он будет после нашего воскресения?