Сланцы

Мы брели по узким рядам рынка.  

Какие-то деревянные домики из фанеры, кое-как сколоченных досок и даже картона. Какой-то блошиный рынок, барахолка, где продают все подряд, начиная от луковиц растений, заканчивая серебряными ложками, выцветшим фарфором и столетней давности туфлями. Я не знаю, где это все барахло брали продавцы, возможно с помойки или у пьянчуг, или где то там ещё. Многие из них сами были пьянчугами, тащившими из дома последнее добро. Но все они торговали. Уж очень здесь любили это дело – продавать всё и вся...  

И среди всякого дерьма можно было отыскать чудную вещицу, почти бриллиант. И отмыть его. И он засверкает как новенький.  

Барахолки я не любила. Но я любила старинный фарфор. Эти статуэтки фигурки животных. Раньше их делали очень натуралистично. Как живые. Раньше у меня было много фарфора, эти чудные зверушки, стоявшие на моей полке. Даже старинный конь, доставшийся от бабушки. Я помню его с раннего детства. И фотка меня в годовалом возрасте была. С этим конем. Такая же серая и выцветшая, как и мое прошлое.  

Мы пробирались среди уже закрывшихся лавчонок. А я смотрела на его ноги в сланцах. Как он шлёпал ими по неровному асфальту. Сланцы с местами отставшей по краям пленкой. Он что ее снять забыл? Или они просто такие старые или просто дерьмовые? Я смотрела на его красивые ступни в этих облезающих сланцах, и ничего не было прекраснее. Мне нравились его пальцы. И я не знала почему. Было в них что-то притягательное и родное. Что-то красивое и идеальное. Как произведение искусства, эти его ступни с длинными пальцами. И даже облезлые сланцы их не портили. Я смотрела вовсе не под ноги, не по сторонам, и не куда я иду. Я смотрела на его ноги. И это завораживало меня.  

Это было лучше фарфора.  

Наконец рынок кончился и мы пролезли через какую-то щель в заборе.  

– Осторожно, – сказал мне он и подал руку. Я перелезла, поправила узкую джинсовую юбку.  

Старуха в бывшем когда-то национальным, костюме и с намотанным в виде тюрбана на голове платком разложила перед собой на асфальте свежую зелень с огорода и ещё какие-то овощи. Ладно, хоть картон подстелила.  

Он остановился купить, а заодно м поболтать со старухой. Он умел находить с людьми общий язык, особенно с женщинами. Особенно с пожилыми. Я не любила людей. Я любила его.  

Поэтому я не стала мешать ему, просто села на какой то бетонный блок, отделяющий тротуар от проезжей части, сняла обувь и вытянула уставшие ноги перед собой. Сумку я бросила на картонку, оставленную кем-то до этого здесь торговавшим. Какая удача. Хоть не в пыль.  

Солнце нещадно палило. Я достала бутылку и жадно отхлебнула теплую воду и, прищурив глаза, огляделась...  

Он присел передо мной на корточки. Его любимые джинсы и белая майка и мои любимые ступни в сланцах. Волны волос цвета пшеницы упали вперёд, закрывая половину лица. Голубые глаза внимательно смотрели на меня, спрашивая, всё ли в порядке.  

Я подняла руку и нежно коснулась его щеки, убирая прядь ему за ухо. Волосы цвета пшеницы. Не мягкие и не жёсткие, густые, с лёгкой волной, и длиной по плечи. Я любила его волосы. Мои пальцы зарылись дальше наслаждаясь ощущениями. Он улыбнулся и поцеловал мне ладонь.  

– Посидим ещё немного, я устала.  

Он устроился передо мной на картоне, что-то рассказывая, вероятно свежие новости из первых уст бабульки. И где купить то, что мы искали и так в итоге не нашли и не купили.  

А я просто смотрела на него. Я любила смотреть на него. Я любовалась им.  

Думать не хотелось, мозги были словно плавленный сыр.  

Что-то замкнулось во мне, пытаясь вспомнить, кто же он – Трэвис или Сергей?  

В них было много общего, но были и различия. Во всех моих парнях было что-то от Трэвиса. Но Трэвис. Он такой один. Единственный. Неповторимый.  

Реальность снова мерцала. Мозг пытался за ней угнаться, силясь понять то, что же он или она – реальность – вылепили... Синие джинсы и белая майка, волосы цвета пшеницы и голубые глаза. Все же Трэвис был идеальным, собравшим в себе все любимые мной качества...  

– Ну что, пойдём? – он снова подал мне руку, помогая подняться с бетонного блока.  

Но на моих пальцах по прежнему оставалось ощущение его волос...  

Мы снова куда-то шли. Теперь между каких-то невысоких зданий. Перешли улицу и направилась к остановке. К ней как раз подъехал нужный нам автобус.  

– Побежали, мы успеем! – крикнул мне он и помчался вперёд. Я смотрела вслед удаляющимся синим джинсам, белой майке, развевающимся волосам и ступням в сланцах. Как он умудряется в них бежать?  

Да и зачем бежать, когда можно махнуть рукой и водитель остановится. А если не остановится, значит это просто не наш автобус.  

Я стояла на обочине и смотрела, как он запрыгнул в переднюю дверь, глядя на меня ( он успел! ). Как автобус медленно выруливает с остановки на дорогу.  

И подняла руку...