Дневник чиновника ТОМ ПЕРВЫЙ

4 марта 1903 г Воскресенье. Сегодня вышел рано на службу. В церкви пел свою " У- у- у- у". Слава Богу, не пел слов, а только звук.  

5 марта 1903. Понедельник. Утром – пошли на фуражировку в Луга. Ночь была бурная и морозная. По дороге пел гусарский романс: " Уж звезды гаснут за бугром, а у нас на дворе опять буран бушует...  

6 марта 1903 г Вторник. С утра зарядил мелкий, неприятный дождь. Я уж думал, он никогда не прекратится. После завтрака пил чай с ромом. Приехал Ник Толстой, очень занятый и озабоченный. Пропустил у меня полбутылки и уехал. После него приходил кн. Урусов. Говорили о вопросах культуры и масонства.  

7 марта 1903 г Среда Проснувшись утром, лежал и думал – не начинается ли у меня какое- нибудь заболевание; и решил, что, наверно, начинается. Сходил в гардеробную, взял фуражку и пальто и вышел на улицу. Пошел в мастерскую Куприна. Возле театра малевали вывеску: " Балалайки и гармошки на все вкусы и по 100 руб. за вагон". Потом вернулся и выпил чаю. Немного отдохнул. Потом сел за работу, но никак не мог кончить – все думал о болезни.  

8 марта 1903. Четверг. Утром ходил с Симанским к спиритическому сеансу – оказалось я здоров. Поехали на панихиду по погибшим офицерам. Купил 7 бутылок шампанского (было довольно холодно). После панихиды выпили по стакану пунша и я уехал на квартиру.  

9 марта 1903. Пятница. Утром кончил писать историю Иверской часовни. Вечером много читал.  

10 марта 1903. Суббота. Утром пошел в ресторан, съел натощак тарелку овсянки и выпил три стакана молока. Прошел пешком до Каменного моста, где зашел в библиотеку. Читал Гаршина, не отрываясь до 9 часов.  

11 марта 1903. Воскресенье. Утром, в 10 часов, отправился к ранней обедне в Казанский собор. Принял участие в чинничьем отпевании Сергея Александровича Пыльникова ( царскосельского губернатора), убитого вчера на дуэли. Служил диакон, который дурно пел. Служба была очень скучная. После нее вернулся домой и до обеда писал исторический очерк "Св. Николай Чудотворец ", где сравнил его с великим князем Михаилом Павловичем и изобразил его последним в носителем священного и христианского миросозерцания, а графа Витте, Павла I и других – носителями хаоса.  

12 марта 1903. Понедельник. С раннего утра начал читать " Завещание" Николая I, а кончил в час, потом обедал, курил и пошел гулять в город. На Невском проспекте увидел двух китайцев, с испуганными лицами ( видимо, сумасшедших), которые, сделав вид, что ничего не замечают, прошли мимо. В Казанском соборе службы не было. Погулял до 8-ми часов по пустынным улицам, чувствуя себя прескучным. Вернулся домой, читал 3 часа " Завещание" Николая I. Вечером обедал в ресторане Дюссо. Вернулся домой очень усталый и уснул.  

13 марта 1903. Вторник. С раннего утра пошел в 7 часов на Дворцовую площадь, где с 20 минут, купив вина и закуски, стал ходить взад и вперед по громадной главной аллее, наслаждаясь громадным и прекрасным зрелищем города. Вернувшись домой, ел телятину и пил чай. До 9-ти часов читал Гоголя. Смотрел у соседей, как подстригают деревья, и пришел в очень хорошее настроение.  

14 марта 1903. Среда. В 6 часов поехал в манеж смотреть упражнения юнкеров в деле верховой езды. Вернулся домой в 9. 40, пил чай, а потом долго занимался гимнастикой. В обед пожаловал ко мне Костя Костин с барышней Анной Шмат, уезжавшей на лето в Улан- Удэ; между прочим, они подробно рассказали об этом. Интересный вышел разговор о политике – Костин доказывал, что такие вещи, как конституция, должен подготавливать сам народ, а не консерваторы, которые ведут неумную политику. Вечером читал и курил.  

15 марта 1903. Четверг. В два часа ночи меня разбудил стук в дверь. – Отворите, полицiя! – прокричал кто- то сдавленным голосом. Поднялся с постели, отворил дверь и выглянул в темный коридор. Передо мной стоял офицер в серой шинели и фуражке с околышем, а за ним два солдата с винтовками. – Где тут живет Петр Свешников? – Какой Свешников? – спросил я. – Здесь нет никакого Свешникова. Офицер посмотрел на меня и стал в каком- то бешенстве тыкать мне в лицо своим маузером: – Ты, скотина, куда прячешь своего дружка Петра? – Кого  

я прячу? Никого я не прячу. Чего вы привязались? Офицер ударил меня маузером в грудь, оттолкнул меня, выругался и быстро ушел. Утром пошел на медико- санитарное освидетельствование. Оказалось, что ночью у меня был сильный ушиб ребер. В обед ездил в уездное жандармское управление – писал жалобу на офицера, который избил меня. Написал, как мог. Ответа еще нет. Ужинал у отца Герасима из Казанского. Наелся и напился до отвала. Очень хорошо побеседовали с ним. Жалко, что у него четверо детей.  

16 марта 1903. Пятница. Нарочно встал до света, чтобы, как всегда, пойти в Казанский собор на службу. Когда я пришел, часов в семь, отец Герасим уже был в соборе. С ним служил литургию Иван Пименович Столетов( преподаватель Казанской семинарии). Я поставил ему положенную служебную свечу, которую купил по очень высокой цене. Потом до вечера уехал в гости к Толстому. Когда я возвратился домой, соседка Даша сказала мне, что Пименыча сегодня убили пьяные солдаты. Они повздорили на Крестовском острове, а потом один из них подошел к нему, схватил за горло и ударил камнем. Когда Пименыч упал, солдаты разбежались.  

17 марта 1903. Суббота. После заутрени зашел к отцу Герасиму в Казанский собор. Служба была хорошая. В голове было пусто и тихо. Всю службу просидел на скамье. Вернулись с Кавказа князья М. М. Слизерин и Г. И. Успенский, подслушал их диалог в храме:  

– Знаешь, — сказал Успенский, — я ужасно по России скучал.  

– А я по России и не скучал никогда, — сказал М. М. Слизерин.  

Кончился утренний молебен. Мне очень понравилась одна из песнопений:  

« Окрести ны чистотою Твоея, еже нас ради... Отвещаем Ти славу, Тебе же убо славу возсылаем».  

Вечером хотел лечь спать но мне показалось, что в коридоре кто- то ходит, и я вышел посмотреть. Но на лестнице никого не оказалось. Вдруг открылась дверь в мою комнату, и вошел Пименыч. Он был мертв. В правой руке у него был зажат большой револьвер. Пистолет был в пяти сантиметрах от моей головы. Пименыч целился прямо в меня. Я успел только перекреститься, и его лицо исчезло. По полу у его ног растеклась большая лужа крови. Я вернулся в комнату и накрывшись одеялом лег спать.  

18 марта 1903. Воскресенье. Весь день провалялся на постели, потом встал вытер пол от крови и уехал к Костину. Он был рад меня видеть и мы долго играли в « домино». Это старая игра, которую Костя очень любит. Но к настоящему времени она уже безнадежно устарела.  

19 марта 1903. Понедельник. Очень трудный день. Сегодня похороны Пименыча. Я сходил к нему на похороны. Все было прилично, если не считать разных мелких нарушений религиозных канонов: после заупокойной службы отец Петр и другой батюшка, вероятно, знающие душу покойного, пили водку на его могиле, произнося тосты за упокой души Пименыча. Потом поехал на рыбалку к Толстому. Он больше не собирался возвращаться в Ясную Поляну и собирался продать дом за несколько тысяч. Он нашел покупателя и за весьма умеренную цену. Им оказался какой- то крупный чиновник из министерства.  

20 марта 1903. Вторник. Утром погода была хорошей, и я за 2 часа написал довольно интересное письмо Толстому на английском: canon and son of your travels on the Rudd Road, and Mother Satan, to my friend, and other photographs and things, through which, following which, wises you true that there are five hundred ancient photographs. В обед поехал в Петропавловскую  

крепость смотреть казнь каторжников. Одного раздели догола, привязали к столбу и секли столько времени, что у него было 100 ран. То же случилось с другим, который громко выкрикивал ругательства на соседних помостах и махал рукой, когда ему надевали на шею петлю. Эту ночь спал плохо. В голове Били поклоны и пели " Отче наш".  

21 марта 1903. Среда. С утра вызвали в министерство и велели поехать с господином фон Кругманом в « Бюргербройкеллере» ( единственный в Петербурге магазин подержанной мебели). Он забрал из моего шкафа два новых костюма и две шляпы, сказав, что так будет лучше. Я надел костюм капитана старого императорского флота и видавшие виды фетровые сапоги. Затем фон Кругман посадил меня в коляску с извозчиком и велел ехать. До « Бюргербройкеллера»  

мы ехали по какой- то глухой темной улице, в которой пахло гнилью и мочой. Вскоре подъехали к покосившемуся трехэтажному зданию, перед которым стоял часовой дулом к небу. Фон Кругман зашел в магазин, сказав мне, что придется подождать. Мне очень хотелось чаю, но фон Кругман сказал, что я должен подождать здесь. Наконец он вышел в нарядном черном сюртуке и цилиндре. – Готово! – воскликнул он. – Можно ехать. Домой я вернулся только в 10 часов вечера.  

22 марта 1903. Четверг. Сегодня после обеда был в Кронштадте. Погулял по городу. На рейде стояли два броненосца – « Артур» и « Александр III», а на город было противно смотреть – с мостовых убирали замерзшую грязь. Было пустынно и мрачно. В Кронштадте все грязное и нетоплено. Особенно запомнилась огромная, разбитая снарядами, церковь Святой Анны. Я зашел в ресторан выпить кофе. Там было отвратительно, но меня быстро обслужила какая- то маленькая старая грымза с одутловатым лицом, выдававшим, очевидно, ее семейное положение. Я нашел, что ее внешний вид настолько ужасен, что надо бы было сидеть ей дома, а не шляться по питейным заведениям. Выйдя из кафе я сел на катер и уплыл обратно в город. Здесь сейчас же пошел густой снег, и я целый час пробивался к Литейному через толпу замерзших людей с мешками и чемоданами, санками и разной рухлядью. На Литейном мне встретилась пара молодых людей, еще с утра у меня не задался день я решил испортить им свидание – подошел к ним в упор и спросил с ехидцей: – Что, Зюзины, морозно? Они подозрительно на меня посмотрели, но потом, очевидно, решили, что я пьян и ушли куда подальше.  

23 марта 1903 г. Пятница. Народ во всю празднует масленницу, а мне худо! Недосып, 3-4 кружки пива, днем есть очень хочется. Вчера думал – пойду завтра в Педагогический на курсы шоферов, а оказалось – никак не могу, уже совершенно нет охоты. Водки выпить хочется, а встать из- за стола – физически не хочу. Такая тоска! Как быть? Утром выпил чаю с хлебными сухарями, чуть- чуть полегчало. Выкурил сегодня 4 сигары. Мало! Надо бы почаще. Очень меня досаждают легионы злых микробов, которые каждую минуту готовы сожрать меня живьем. Даже стишки не идут, вот например:  

"Поперхнулся святой папиросой, отдал концы.  

Вот и сбылась мечта идиота,  

Лечился долго, начал прыгать а вы все лжецы!  

24 марта 1903 г. Суббота. Сегодня пришла телеграмма от моей дурехи сестры. Так стыдно. Я ее столько лет не видел, не писал, и вдруг – ни с того, ни с сего, телеграмма. Это не к добру, никогда не знаешь, что ей на самом деле от тебя надо. В час дня вышел погулять, но не тут то было! Во- первых, снежная каша, во- вторых, люди, которые ездят в санях, в- третьих, извозчики, которые тискают пьяных девиц в санях, ну и в- четвертых, глупая собачка, которая сидела на камне у дорожки. Все окружающее напоминало мне какую то идиотскую жизнь. Начал накрапывать дождь, пришлось взять у торговца книгу и углубиться в чтение. До обеда читал роман Толстого "Воскресенье". Какой тяжелый, скучный и глупый роман, я бы лучше прочел " Дон Кихота", вот это я понимаю – первоклассное творение. А Толстой, наверное, думает, что может писать такие вещи, потому что он – гениальный писатель. И еще, наверно, думает, что люди настолько глупые, раз читают подобную макулатуру, а потом еще будут платить за нее по миллиону рублей!  

Ветер стих, но было холодно. Вернулся домой в пятом часу и до самой ночи хандрил. Выпил коньяк и лег спать.  

25 марта 1903 г. Воскресение. Ничего хорошего на утро не было. Кое- как поднялся и поплелся в церковь. Поглядел на блинные физиономии икон, послушал пение хора. Затем обедня кончилась. Не чувствуя под собой ног, я пошел домой и выпил полбутылки коньяку. Потом попробовал что- то читать, но вскоре бросил и лег спать до ужина. Вот теперь, кажется, могу себе позволить что- нибудь съесть. Попробую фрикасе из зайца с гарниром из картофеля. Ужасно невкусно, но надо довольствоваться тем, что есть. Может быть, ночью что- нибудь приснится. Хотя лучше всего, если бы мне приснилась Anatole Montagnon.  

26 марта 1903 г. Понедельник. Было очень холодно, шел снег. Сразу после завтрака  

пошел в баню на Невском, помылся и два часа пил чай с сушками. Потом сел за стол и принялся писать " Vierziger Volkslieder", но скоро бросил. Покурив, пошел гулять. Зашел в " Hermann Haus" и выпил водки. Потом пошел в манеж и смотрел на гимнастов. Потом обедал. Вечером выпил коньяку и завалился спать.  

27 марта 1903 г. Вторник. Мороз и солнце. День солнечный. Приехал на службу и до 11 ч. был в церкви. Отец Герасим отслужил какую- то особенно торжественную обедню. Потом были Литургия и псалом. Но, как всегда, было скучно. Потом напился чаю, походил по комнате и съел два яблока, после чего пошел гулять. Возле таврического встретил одну мамзель – лицо печальное, печальное. Я ей предложил папиросу. Она закурила, села на лавочку и довольно долго молчала. Я решил ее развеселить, взял ее под руку и спросил, как ее зовут. Она ответила, что очень просто – Любочкой. У нее вчера умерла мать. Тогда я рассказал ей несколько анекдотов, рассказал про " Поль де Кока" и " Репку" и даже пошутил над Толстым. Потом мы зашли в модный ресторан, где она попросила купить ей чего- нибудь выпить. Я подозвал официанта и велел ему принести " Eau d' vin". Любочка сначала подумала, что это водка, и запротестовала. А потом согласилась. Она ела лимон с маслом и, наконец, от него немного опьянела. Мы стали целоваться, и она сказала, что хочет еще немного выпить. Я спросил, не согласится ли она пойти ко мне. Она посмотрела на меня странным взглядом и отрицательно покачала головой. Я рассердился, вскочил и ушел. С тех пор я с ней не виделся.  

28 марта. 1903. Среда. Утром после прогулки зашел в лавку Соймоновых. Купил луку, чеснока и маленький пузырек коричневой жидкости для консервирования грибов. Вернувшись домой, два часа пытался засолить грибы. У меня ничего не вышло. Вечером с аппетитом поужинал. В общем, нормально. В сущности, ничего особо страшного не произошло. Бывают дни и похуже.  

29 марта. Четверг. В полдень был в аптеке. Купил пять больших стальных банок с препаратом мочевины, который, как я помню из истории болезни, кладут в рот при поносе. Жду результатов. Завтра утром еще раз пойду в аптеку. Вкус у препарата ужасный – хуже всех лекарств в мире. Он мгновенно застревает в зубах, образуя на языке что- то похожее на свернувшуюся кровь. На обед съел тарелку супа из потрохов и кашу из картофельных очисток. В четыре часа опять пошел в аптеку. Не могу есть эту гадость, особенно. Остаток вечера мыл посуду.  

30 марта. Пятница. Утром опять пошел в аптеку. Решил напакостить аптекарю за такую гадость, которую он мне вчера продал, а именно, за старые банки мочевины. Захожу в аптеку и как гаркну: " Прочь с дороги, жидовская морда! ", стоявший рядом еврей с сизым носом в ужасе шарахнулся в сторону. Затем я взял большую черную тряпку, которой вытирают стол, и швырнул в аптекаря за прилавком. Аптекарь ответил мне такой бранью: " Вы что себе позволяете, молодой человек? Да я вас сейчас ударю по голове! ".. Я не испугался и дал ему такой пощечины, что он упал и разбил свое пенсне, после я довольный закрыл за собой дверь аптеки.  

К пяти часам вечера я уехал к отцу Герасиму. Там были два старика священника, монахи Илларион и Иосиф. Скукотища! Два красных носа, так и норовящие ткнуть в них вилкой. Смотрят, как я ем и рассуждают там о своем. Водка отвратительная, жидовская. Попрощавшись с ними, я пошел назад к себе на квартиру. Но тут пошел снег. И идти по нему было страшновато. Придя на квартиру написал в газету критику очередного "творения" Толстого: "... И что мы видим, господа? Вы видите перед собой Толстого, который, выливая на нас ушаты грязи, всячески нас унижает, призывает к трусости, разжигает ненависть, кроет матом.... Толстой – отвратительный тип, для которого нет ничего святого. Для него не существует ничего святого. И если к этому прибавить его взгляд на историю – нелепый, оскорбительный, противоестественный и лицемерный, которым он, как кровопийца и шарлатан, клеймит православную историю, то перед нами открывается неприглядная картина современной жизни".  

31 марта 1903 г. Суббота. До обеда был у отца Герасима. Он дал мне почитать статью  

Толстого " К объяснению явлений жизни". Статья хорошая, но все- таки бездарная. В ней нет главного – того, что следует подчеркнуть – о чем именно говорит Толстой. Нет главного: этического содержания мира, в котором он живет. Все остальное – его " maximum счастья" – глупость, зверство, патология и идиотизм. Потом поехал на почту, долго разбирался с одноногим почтальоном по поводу неправильно оформленного письма. Я, по обыкновению, сделал ему замечание, и он стал кричать на меня; пришлось даже дать ему под зад ногой. Потом проходя мимо банка, где у меня открыт текущий счет, я просто пришел в ярость – какой- то толстый болван торчит там у окошечка, и хоть бы что сделал – просто мерзость.  

1 апреля 1903 г. Воскресенье. Читал статью Толстого " По поводу... ". Заметка хорошая, но глубоко неверная по содержанию и неясная по идее. На обед покушал у отца Герасима. Когда я подошел к нему с тарелкой, он выпустил изо рта вонючую цигарку, которую он держал в руке, и, указывая на меня пальцем, тонким голосом закричал: " Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его! ".