Что тебе снится, крейсер Аврора?

– Мог ли я остаться один?.. Буря снаружи комплекса не затухает, он не возвращается около пятнадцати минут. Он погиб. Я остался один, в умирающем здании без электричества... –  

Подоконник одного из сотен тверских подъездов, на котором восседала Надя, которая похмурилась от "чужой" мысли, небрежно держа в руках дымящуюся дешёвую табачную продукцию, был усыпан десятками односложных фраз, которые оставляли бездельники и блудные сыны, рисунки наполняли частично облезлые пространства вокруг, источая вид полной разрухи и забвения. На улице перебегал от зрителя к зрителю тёплый моросящий дождичек, кои стали учащёнными в последние времена. Солнца не было, слегка пасмурная погода не вселяла ничего помимо усталости. Старые древесные хлипкие ставни окон еле-еле открывались, но и спасибо на том, думала девушка, иначе она бы задохнулась от нечеловеческой вони промокших соседских собак, что сновали словно призраки по этажам, выпрашивая жалобным болезненным видом съестную продукцию. Одну бабушку они хоть и пытались миновать, чувствуя от Клавдии неминуемую угрозу, но получалось редко. Эту слегка потолстевшую за пару лет женщину боялись не только псы, но и местная молодёжь сего неблагоприятного состарившегося закоулка-сектора. Зная о её манере безграничной силы бескостного языка и привычке трепаться кому ни попадя, подростки оперативно сворачивали любую компрометирующую их деятельность, только завидев наблюдательный к мелочам силуэт.  

Клавдия Степановна знала о пагубной привычке молодой девушки, и вечно литературно норовила выругаться, по своей старой закалке, и каждый раз вслух она говорила одну и ту же фразу, почти без всякой эмоции. Ступив ещё один шаг, она застыла на секунду, подняв глаза из под своего широкого, покрытого морщинами лба, и продолжила идти, сказав почти молитвенно.  

– Ну что за народ же пошёл.. – Клава цокала, как трудовой конь, шаркая носками ботинок о ступеньки, и тащила за собой сумку немалых размеров. Видимо, возвращалась из Пятёрочки – единственного приемлемого универмага в округе.  

– И вам добрый день.. Вечер.. – Затянувшись со всей охоты, ответила слабоватым голосом Надька. Старушка сгорбилась и лукаво обернулась из-за своего тела, как из укрытия. Взгляд у неё всегда был взыскивающий, ждущий чего-то. Будто повода. Девушка всегда помнила старуху перед глазами настолько же язвительной, как сегодня. Всю свою сознательную жизнь. Надя недолюбливала стариков за привычку принижать своим опытом людей более молодых, потому, осознавая этот небольшой грешок, пыталась обращаться с младшими достаточно учтиво, но контролируя совсем уж затянувшиеся шалости. Сама она была в соку юности, семнадцать от роду, но ей уже доводилось присматривать за некоторыми детьми, не своими. Например, однажды приезжала тётка с отроками, которая критиковала своего сына, отца Нади, за алкоголизм, только увидев его расплывшееся эйфорическое лицо.  

– Уже и время забывать стала? Мне шестьдесят три, и я знаю, что сейчас шестой час двадцатого августа, восемнадцатый год.. Не те люди пошли, отупели словно. – Удовлетворившись своим ответом, надоедавшая и своему мужу Клавдия вытерла проступивший на шее пот маленькой нагрудной носовой тряпочкой, шествуя дальше, принижая одним взором ютившихся на следующем этаже четвероногих собратьев. На пятом разделе этого многоэтажного здания, там, где жил друг детства Нади, студент Аркаша.  

Вспоминая всё предшествующее, девушка всё больше убеждалась, что знаний особых не заимела за жизнь, и самостоятельный стержень, опору, вовсе бы не обрела, не зная Аркашу, который будучи студентом в двадцать лет, помогает по сей день. За то Надя ему безмерно благодарна, оказывая иногда финансовую и моральную поддержку. Так и обитали безродные дети этих улиц, держась вместе, как псы, без особой поддержки со стороны окружающих. Люди из неблагополучных семей здесь получались либо сломленные, либо безликие, и мало что можно поделать с этими местами, на окраинах серого города которого были маленькие судьбы, настолько малые, что их пропажу никто не заметит. Так и Гоша, одногодка Нади, живущий в соседнем подъезде, нашёл приют только в квартире старшего товарища Аркадия. Втроём собирались редко, но душевно. Может, раз или два за неделю. Все эти три человека жили собою, как один единый организм, не мысливший себя без какого-либо органа.  

Мировая экономика сильно пострадала после пятнадцатых годов, когда нефть устарела словно, на фоне нового ископаемого, залежи которого найдены пока только в северных негостеприимных лесах Канады, а Канада, как говорится, под стражей "Орла". Экономика России в том числе потерпела неприятные времена, и только-только Тверь начинала стабилизироваться, окрыляться после одного из величайших кризисов послевоенной эпохи сороковых. Многие надеются разведать запасы на Урале, десятки геологов и политиков, экономистов, но выходит туго, и результат единственный – предположительные залежи существуют на югах Урала, и даже не будучи экономистами и шибко умными, компания "Z" из трёх человек поняла, что финансы тратятся неоправданно завышенные на эти операции. С критикой к проекту "Новый день" отнеслись очень многие, и эта масса всячески противилась развитию экспедиции.  

Дождь почти закончился, оставляя несладкую свежесть среди зелёно-белых осыпавшихся и потрескавшихся стен, то и дело эти возвышающиеся и снижающиеся коридоры принимали людей в свои объятия, иногда выпускали на улицу за делами, но потом всё-равно захватывали. Ты здесь живёшь. Возможно, здесь же и останешься когда-нибудь.  

Выкинув окурок через приоткрытое окно, Надя задвинула короткие чёрные волосы за компактные уши, в недра тонкого капюшона. Девушка встала разминаясь, и пошла выше, в квартиру к Аркаше, где он скромно болтал с Гошей, скорее всего. Чем же им ещё заниматься с мораторием на спиртное? Отперев незапертую дверь и войдя в прихожую двухкомнатной квартиры, где в одной собиралась компания, а в другой жила его мать, Надя направилась к первой, ибо беспокоить родственника сожителя без причины было бы бесполезно.  

София Стальская, некогда занимавшая должность заведующего кадрами в лесозаготовочной частной конторе, состарилась и упала здоровьем, получив постепенно ухудшающийся рассудок и почти разучившись ходить за полгода. Отец же умер в ходе теракта, за границей, когда возвращался на авиалайнере домой. Репутация тех воздушных путей была испорчена смертями сорока двух человек, верхостоящие понесли наказание, но не секрет, что со столь мелочной проблемой каждый может разделаться имея связи. Аркаша сложно переносил обострение болезни Софии, потому особо отныне не посвящает в курс своей студенческой жизни с хвостами, о чём с презрением собственной совести рассказал товарищам. Подработка помогает сократить долги на лекарства, но он знал, не желая принимать, что курс лечения только продлит жизнь Стальской, никак не излечивая полностью. Поставив ультиматум "Не выпивать и не курить" в квартире, женщина отстала от нас. Следует сразу понять, что условие выполнялось беспрекословно хотя бы из уважения к её нелёгкому прошлому, ибо работа шла тяжёлым темпом, хотя экоактивисты считали её чуть ли ни дьяволом за наём большого количества эффективно работающих людей. Сказывалось на экологии района, но кто прав: решает каждый сам за себя. К слову, последние месяцы престарелая мадам, не смотря на комплекс проблем с памятью, хорошо обустроилась с ноутбуком на ногах. Любимым занятием продолжает быть общение, но уже по видеосвязи, ещё изредка женщина даёт советы новому персоналу, люди её профессии считают Софию ветераном.  

На облупившемся потолке сидела скромно прожилка зелёной плесени и живая моль, в окне виднелся преломленный шторой вечерний желтовато-золотой отлив Солнца, что вышло из туч, и скомкавшись уютно на облезлом, некогда чёрном диване, сидели давние соратники, обсуждая нечто, что без контекста было сложно воспринять Наде. На самом деле, ими обговаривалась довольно редкая тема, которую быстро прекратили по приходу девушки.  

– О чём болтали так оживлённо? – Спросила она, присаживаясь на табурет, лицом к Гоше и Аркаше. Позади неё стоял низкий стол с пультом от телевизора и неким раскрытым конвертом.  

Аркадий странно наклонился, будто пряча лицо руками. Его астеническое телосложение не сочеталось с розовыми кудрявыми волосами, покрашенными по инициативе нетрезвого ума. Рукава свитера, в котором он ходил даже зимами, свисали, обнажая немного самые непримечательные кисти. Гоша хлопал устало его по плечу, пытаясь приободрить.  

– Если не против.. Я сам расскажу. – Вроде Аркаша и не плакал, но и вымолвить ничего не умел, потому просто кивнул. – Для жизни его матери нужна пересадка костного мозга, что недёшево, скажем. – Егор встал, роняя на пол пустую стеклянную кружку, и быстро подняв, подошёл к торшеру, включая свет. В комнате вновь стемнело, ибо небесное светило спряталось очередной раз.  

– Держи, почитай. – Вставший передал лист из конверта с текстом, в котором говорилось о пятизначных суммах. Гоша почесал затылок и отошёл к окну, к бутербродам на подносе, пытаясь узнать воздух среди испражнений крупного мусоросжигательного предприятия, у свалки в двух километрах от района. Внешне Надя мало реагировала, хоть и понимала, что сейчас вершится судьба. В её глазах читалось нечто похожее на "Что они предпримут? ", и потому Надя молчала, а затем осмыслив, проговорила.  

– Что будем делать? – Присев, сказала девушка. Аркадий взглянул на неё с потайной улыбкой.  

– Дело случая. – Тот склонился над прозрачным столом, заранее встав с дивана и передвинув поднос с бутербродами с подоконника без цветов на стеклянную поверхность, где расположились мыльные разводы. Надя со стулом невольно передвинулись, дабы не помешать. Егор слегка качнулся, чтобы бутерброды и Аркаша прошли.  

– Ни дать, ни взять. Сегодня стоит выпить, каждому надо бы отдохнуть. Не забывай, Аркаш, тридцать первого твой день рождения, отметим в "Трёх дорогах". – Повернувшись наконец, сказал Гоша. Его коротко стриженная голова держалась на тонкой от недоедания в детстве шее, обнажая иногда ключицу. Этот человек не очень высокого роста умеет буквально "искать" деньги, и не смотря на застенчивость среди незнакомых людей, мог договориться о прибыльной делёжке металла на свалке. Его скромность скорее относилась к межличностному общению, нежели к деловому. Человек что надо для финансовых проблем. Возможно, написание стихотворений и коллекционирование всего органического в детстве сделало его усидчивым, ибо среди начальных классов его невзлюбили за отца-алкоголика, который поджёг несколько автомобилей, получив при том условно три года. Общение ему заменяли другие вещи, которые услышал в свою очередь от Нади и Аркадия.  

"Кучерявая роза", (как его прозвал местный бомж Гиппократ у мусорки, поглощая очередную порцию боярышника), встал и решил, что проведёт Смертника (Прозвище данное Гоше), немного погуляет по улице, и вернётся. Одевшись, выйдя из подъезда, компания направилась сначала за напитками в Пятёрочку, а позже к Гиппократу за одним незавершённым делом. Придя на место встречи и опоздав парой минут, не заметив никаких людей, трое закурили, обсуждая дела ничтожной важности, стараясь забыть приговор письма.  

– Нахуй тебе стекло увеличительное надо? У Савелия в барахолке вещи интереснее найдёшь, только адрес квартиры осталось узнать, подойдёт один.. – Бормотал воспалёно Гоша, толкая ногой пустую пластиковую бутылку, держа в левой не осушенную до конца алюминиевую чарку.  

– Ты так и не понял? "Сапог" без лупы не заправить нормально, а ты продолжаешь: нахуй да нахуй.. Для чего тебе тогда природа руки дала, чтобы простаивали? – Под горячительным и Надя осмелела до неузнаваемости, и состояние открытости ей больше всего нравилось, и больше всего ценилось Надеждой, потому напиваться до помутнения сознания не представлялось интересным для девушки.  

– Что такое сапог? В армию собрались? – Спросил покрасневший лицом Аркаша, и свитер почти закрыл его лицо до носа. Таковая привычка всегда проявляет себя на улице, хоть холода даже нет.  

– Оно похоже на кальян, но самодельное, народное.. Не важно, в общем. Увидишь если, поймёшь быстро. – Отмахиваясь от подошедшего из-за угла Гиппократа, проговорил торопливо Гоша. И без того быстрая речь осложнялась онемевшим языком, бомж-информатор даже его не понял, судя по выражению лица. Аркадий подошёл стремительно и пожал ему руку без всяких задержек.  

– Без лишних слов.. За синим ЗИЛом завал, ямка такая, – Очертил в воздухе сигаретой Аркаша, подробно указывая Гиппократу направление к железнодорожным фрагментам, найденным пару недель назад. Но они оказались настолько тяжёлыми и настолько далеко, что болгарку дотащить до ориентира – семьдесят процентов дела, и остальные тридцать дотащить распиленные рельсы до пункта приёма, потому было принято использовать резерв для продажи Гиппократу. – Это всё. Где Савелий нынче? – Получив и передав деньги Гоше, сказал "народный дипломат". Бомж взглянул, напугавшись от резкого "Где", но будто не понял. Вообще, местные безработные жили за счёт свалки, по большому счёту.  

– Уехал на восток. Приходите лет через пять. – Все усмехнулись, кроме информатора. Ему и вправду было не до смеха, ибо Савелий оставался последний человек в округе, позволявший непутёвым новичкам пользоваться услугами механика почти за бесценок.  

– Доигрался, значит. Ну, бывай. – Гоша помахал рукой, и в молчании, не попрощавшись, остальные ушли вслед за ним. Позже закостенелые друзья оказали друг другу почёт пожатыми руками, и разошлись по домам. "Разошлись" вполне условно, так как Гоша жил в соседнем подъезде, но он без промедлений заскочил в парадную, и растворился во мраке сооружения. Так как идти Надежде и Аркаше по пути аналогично, долгое время они не могли распрощаться. Стоя у лавки и подъезда, вход в который накрыт жестяной пластиной, они беседовали в смолкавшем вечере.  

– Как думаешь, смогли бы люди сплотиться из-за общего горя, и выполнить любую задачу? – Аркаша звенел зажигалкой, сверкая изредка слабой искоркой.  

– Люди редко переживают одно горе, что я точно могу ответить. – С досадой произнесла Надя. Она хотела бы ответить иначе, но не могла. Настроение ни к чёрту, и не у неё одной, если говорить не только про людей вокруг, но и про друзей. – Но человеческие тела могут вообразить боль друг друга. В этом они близки. – Чиркнув спичкой, разожгла сигарету Надя.  

– Я думаю, что люди наоборот, никогда не поймут друг друга иначе, чем из своей призмы восприятия. Ты не можешь видеть то, что видит человек даже в метре от тебя. – Парировал неуверенно Аркадий, вспоминая себя.  

– Если бы я, допустим, не понимала тебя, то и не вступала бы в диалог. – Надя осела на лавку; именно не приземлилась, не исступлённо-устало присела, а именно осела. Возможно, от лишних градусов. – Если бы люди не могли сочувствовать и проявлять эмпатию, человек бы остался вовсе без социальных связей, видя вокруг чужих, осознавая, что его никто не поймёт, и тем самым, не вступая в социальные отношения. – Девушка выпустила дымную завесу, хлопнув по скамейке. Аркаша неумело плюхнулся поблизости, чуть не присев на руку Наде. Его немного вдохновила размеренная речь, но не до того состояния, в котором откидываешь прошлые идеалы безвозвратно.  

– Это называется надежда на удачное общение, думаю. Но хороший разговор будет один из ста, остальные вызваны бесплодной надеждой. Она не нужна.. Как та попытка черепахи перевернуться, изъебнуться таким образом, дабы стать не мишенью, а стрелком. Я или ты никогда не поймёшь боль Гоши насчёт того, какого быть приёмным для выгоды. – Хаотичные слова они понимали отчётливо, что удивительно, на самом-то деле. Их состояние вправду находилось на грани, и следующий поход в магазин был лишним. Как и всегда, пьющих распирает ностальгия.  

–Перестань об этом. Давай сменим вектор. Помнишь, несколько лет назад мне задали рассказать стихотворение перед обширным залом? Было в начальной школе. – Выкинув боязливый взгляд на прохожего, она понизила тон наполовину.  

– Кажется, да.. Ты рассказывала об удаче в том.. бля, деле.. Думаю, не помешает выспаться... – Сидевшие встали, оперевшись о гнилую древесину скамьи, и двинулись по подъезду. – Прошлое выглядит как детская сказка, или песни Эдуарда Хиля. Даже воспоминания неуютные. – Скрежет мокрых подошв о камень, и только моль билась у лампы над дверьми. Ничего более не шумело в тот поздний вечер, место хотело заснуть. Надя молчала, не находя слов для ответа. Сон брал своё законное право, и время тянулось густым непросыхающим потоком, будто пчелиный мёд по ложке и стенке.  

– Почему тогда необходимо было перебороть себя, почему не позволил мне отказаться? – Слова Надежды выплывали поочередно.  

– Меньшее из двух зол – это удаление больного зуба, потому мы его и выдираем, ибо он слаб, он болезненный и отравляет окружающие зубы. Общество выдирает слабые свои зубы, даёт шанс для крепких стать новым костылём в этой челюсти правосудия, пережёвывающей саму себя. – Аркаша остановился перед дверью в квартиру Нади, где мерно похрапывал, может, безразличный отец и безразличная мать Нади. В то время юности, родители воспитывали в ней свои усопшие надежды, сейчас потеряв всякий смысл её испытывать на пригодность, приняв решение, что если Надя не хочет становится как они, то пусть течёт по реке сама по себе, своим приталенным пересыхающим ручьём.  

Сделав усилие чтобы устоять, Аркаша приобнял Надю за плечи, и отпустив, молча поднимаясь по лестнице.  

– Не буди меня, хочу отоспаться. – Сказал он стоя на лестнице, придерживаясь за тонкие холодные перила. Девушка не решалась зайти в свой кров, ожидая ещё слов. Тот усмехнулся лукаво и размыто, продолжая через некоторую паузу. – Ну, прощай, Аврора. – Не оставляя времени на ответ, Аркадий уполз наверх, замыслив нечто невиданное и диковинное, как показалось Надьке, по прозвищу Аврора. Глаза взмокли, и уставив взгляд в точку, сама себе произнесла, без злобы или обиды.  

– Скажешь тоже, идиот. Завтра же увидимся, в тот же час. – И открыв наконец дверь, вошла беззвучно в тёмные мрачные помещения, на полу которых лежали повсеместно стаканчики, салфетки, и прочий шлак. Среди комнаты Нади царила первозданная тишина, поглотившая в царство Морфея стылые души. До момента сонного забвения, девушка пыталась осмыслить слова Аркаши, зацепить что-то важное, но не удавалось. Многое эти молодые люди повидали, от много устали, многое давало деньги и многое их забирало. Кризис 15-16-х лет сказался, по статистике, на каждой двенадцатой семье планеты. Трудные времена прошли, кто-то их забыл, как девяностые, кто-то в них живёт, а кто-то в них умер. Прошлое обязано отмереть, таково его свойство, но не желая признавать данность, люди погружаются в эскапизм.  

Гоша валялся в спальном мешке на замусоренном полу, продолжая привыкать к временному отсутствию комаров, Надя сладко отдалась сну всецело под тусклый вой собак, Аркадий всё не мог смириться, и продолжал войну, о которой станет известно лишь на утро, как и о его пожеланиях. Так кончалась бодрость трёх человек, и почти одной судьбы. Так окончилось двадцатое августа, когда в мыслях была подработка, учёба, спальное место и развлечение, но не было места для внезапностей, приходящих, по правде сказать, довольно ожидаемо, но не всегда хочется ожидать, уповая на авось и на случайность, хотя событие вполне может болезненно забрать часть размышлений.  

Утром стояла мирная прохлада, туман стелился по самой дороге, от подъезда Нади до самого необитаемого дома, около Проспекта, и местность ещё не приходила в себя. Люди готовились выходить из сыроватых бетонно-плиточных кладбищ, старательно замазывая лица водой, краской, чуть ли не соляной кислотой. Если бы понадобилось.  

Если бы понадобилось, София Стальская не горевала, а с ней и Гоша, пришедший по её звонку.  

***  

Надя проснулась раньше положенного часами организма только по одной причине: непрерывный зудящий звонок над ухом. Любимая песня начинала непомерно раздражать, особенно эта уличная влага и оседающая у самого ложа табачная дымка, что давили так сильно на растерзанные бедные глаза, не давая и шанса на отдых, да так сильно вдруг включился слух, и кипящее масло на сковороде так неприятно отдавало в висках, что захотелось Наде повторить судьбу Башлачёва, спрыгнув вниз с четвёртого этажа, очень неожиданно и резко. Взяв трясущейся рукой мобильник, девушка ответила на зов Смертника.  

– Кто на проводе? – Вылезая из постели и одеваясь, говорила Надя, не удосужившись посмотреть номер. За время разговора та успела выйти на балкон. Дым падал пеленой в безветренной погоде.  

– Это.. Тебе бы стоило зайти.. На этаж выше.. – На фоне подёргивающегося голоса Егора были слышны всхлипы, похожие на подавленный плач. – Аркадия более нет. Поговорим на месте. – И трубка была сброшена. Гудки.  

Опустив руку в наступившей тишине, сидя на старом табурете, девушка взвела глаза выше, к балкону, что выходил из комнаты матери Аркаши.  

Поймав себя на мысли, что белая от сжатия рука цеплялась за борт балкона, Надя встала, освободив пальцы, и прошла молча, замеченной отцом, до двери. Из кухонной комнатки, расположенной (для Нади) слева, донеслись незаинтересованные слова.  

– Куда намылилась? Ещё девяти нет. – Леонид Купатов, в прошлом военный, в нынешнем забытый человек, автоматически произносил очередные слова, как делал всегда. Совсем пусто ему стало от жизни в этом месте, но формальный брак ему сильно мешал для возвращения в Казань, на "родину". Мать Нади, Елена, была женщина огненного характера, который совсем исчерпал свои запасы к тому моменту, как дочери исполнилось пять-семь лет, и теперь она довольно доживала свой век, питаясь собственными иллюзиями насчёт мира и быта семьи в целом. Всегда выглядя моложе возраста, сейчас совершенно сбавила обороты. Рутина брака странно влияет на людей. Но некоторые ведь могут сохраниться, всё размышляла Надя долгое время, наблюдая с печалью хоть не за любимыми, но кровными родственниками, и сравнивая их порою с другими парами.  

– Для тебя погоды не играет. – Так и привыкла отвечать многим людям, ощущая при этом одновременно угрызения совести и чувство порядочности.  

Кажется, Надя даже знала, что предстоит, потому вышла на балкон, дабы забрать одну важную деталь. Но что с ней делать, до сих пор решала.  

– Нет, ты скажешь. Иначе и по правде, можешь не возвращаться сюда. Что это за люди, с которыми ты ходишь постоянно? И, видимо, выпиваешь тоже в компании этих ебанатов. Люди уже знают.. – Его голос был прерван.  

– Люди иногда больше моего знают. Меня здесь ничего не держит. – В тот момент Леонид думал именно про дом, но никак не иначе. Потому он и усмехнулся в ответ.  

– Будешь на коленках ползать, умолять. Тогда и подумаю. – При последних словах он свалил яичницу на тарелку, и скрылся за стеною. Надя в молчании отворила дверь, не дожидаясь ничего. Тошно ей было видеть это лицо каждый день, которое ничем не занималось, кроме готовки еды и просьб насчёт пива из холодильника или из Пятёрочки.  

Поднимаясь недолго по заплёванной лестнице, встретив одиноко сидящего бело-рыжего кота, Надежда зашла со стучащим сердцем на пятый этаж, не решаясь отворить двери. Таким образом она оборачивалась минуты три, запуская в карманы руки удобнее, делая лицо более непринуждённым, но видеть тело она не могла, и знала это, потому просто постучала. Дверь ей открыл работник скорой помощи, приехавший с напарником, дабы зафиксировать смерть.  

– Вы кто? – Спросил обходительно человек роста 180-ти сантиметров, с безразличным лицом. Выглядел он до момента встречи с Надей вполне обыкновенно и славно, но удивление выразилось с каких-то пор, после именно этой девушки. Видимо, он что-то знал, или делал вид, или.. Ещё тысячи "или", которые любила разыгрывать Надя в подсознании.  

– Его.. Старая знакомая.. – Обдумывая каждое слово, смотря в пол, произнесла Надя. Тот оглядел её, и впустил в квартиру. Комната Стальской была прикрыта дверью, Аркадия она не увидела и в комнате былых застолий. Незнакомец похлопал девушку по плечу, а сам удалился в комнату к Стальской. На знакомом диване сидел и читал записку Гоша, попеременно выкуривая за пять минут по сигарете, жестом приглашая Надежду присесть. Табуретка лежала разбитой (или разобранной? ) у пола. В недоумении она слышала и плач, и некий хруст, и детский писк, почти единовременно. Гоша прочёл вслух, видимо не первый раз записку. После прочтения Егор начал сам.  

– Вот и пришёл конец одному из нас, это было делом времени. Я сам огорчён, но знал, что жертвой происходящего мог быть я сам. Аркаша задолжал какому-то лицу, и в этом ему помогал частично Савелий, частично он сам зарабатывал. Много факторов было.. Послушай, ты же знаешь, чего я хотел предложить? – Его голос менялся, дёргался, жил сам по себе, то из низкого срываясь, и наоборот.  

– Смысл теперь ехать в северную столицу, причём без Аркадия и его сбережений? – Девушка насупилась, даже слегка покраснела, доставая пачку табаку и раскуривая. – И хер бы с этими сбережениями, но без Аркаши. Мы знали его больше, чем кто-либо другой, что и он сам утверждал. Я знала, что ты скажешь, я взяла деньги, но ехать не стану, если ты меня не убедишь основательно. Ты знаешь почему. В Петербург путь закрыт, ты знаешь. Нам втройне. – Надя схватилась ладонью за лоб, локтем этой же руки облокачиваясь на столик, с разводами и неизвестными таблетками, коих осталось три штуки. Две белые и маленькие, одна цвета красного кирпича и овальная. Егор вздохнул.  

– Послушай, вопрос сам себя исчерпал, особенно той кражи. Ты сама тоже знаешь, что её мы не совершали, и полиции сейчас тем более не до нас: протестующие не уйдут по домам пить чай. –  

– Ну допустим, а дальше что? Для чего ехать? –  

– Для каких целей ты взяла деньги? –  

– Поступить так же.. – Девушка потёрла подбородок и ключицу, не зная, чего добавить. Она выжидала и примерно знала, что ей ответят и что следует сказать. Она хотела отказаться абсолютно. Но услышанных слов Надя ожидала мало.  

– Мне тебя не понять. Мы ещё можем помочь, знаешь как? –  

– Отлично, помогать мертвецам, будучи.. – Голос Нади перебил сотрудник скорой помощи, что-то обсуждавший с незнакомцем в синей куртке. Оба вышли из квартиры, видимо, снять стресс. Да что же у них происходит?  

–..Будучи живыми, да. Помочь ещё живым. Софии. Это была его воля, и ушёл он только с просьбой о сохранении жизни его матери, ибо сам не в состоянии. – Надя слушала и поняла только в конце предложения, что ситуация кардинально поменялась. Несколько молчаливых минут тратились, исчезая на дне бесконтрольно растущей ямы, зовущейся воспоминания. Чувство того, что Аркадий уже прошедшее, не покидало обоих людей, скосивших тела в неестественных и неудобных позах: Надя в положении оловянного чайника, и Егор, смотревший в окно не поворачивая головы ни в сторону Надежды, ни в сторону самого окна, хоть и сидел в полуметре от Нади. Шаги за дверью прекратились, светила всё в те же шторы настойчивая звезда, якобы не замечая изменений. Округа взаправду не исказилась в гримасе ужаса, люди гибнут каждый день. Скорбь субъективна. Восприняв молчание как позыв к действию, Гоша начал, а точнее сказать, уже заканчивал и подводил итоги.  

– За тобой последнее слово. Каковы намерения? Я не поеду без тебя, ты мой единственный верный товарищ, и если потребуется, то можно повторить судьбу Аркадия, но что тогда? Мы не спасём ничего, но и не потеряем. Я готов на каждое предложение, но если выберешь Питер, то обещаю, не пожалеешь. – Пауза в оживлённом диалоге смотрелась неестественно и театрально, потому Наде хотелось развеять её своим довершением, и приняв решения, озвучила его.  

– Стоит заказать билет, причём на сегодняшний день. В одном месте выйдет дешевле, идёшь? – Не без тяжести вставая и не без тяжести повествуя, проговорила Надя. Ей вовсе не хотелось ехать, что видно по тону голоса, но девушка продолжала. – Запомни: Как только необходимая сумма будет собрана, ещё непонятно какими способами, мы вернёмся, чтобы почтение оказать. Обоим Стальским. Единственное условие, по рукам? –  

– Лучшего и ждать не стоило. Вперёд. Сколько у тебя в деньгах? – Гоша прошелестил рукой во внутреннем кармане куртки, нащупав купюры, коих было около десяти тысяч..  

– Двадцать. И ещё, возьми-ка эту вещицу. Без неё не едем. – Надя подошла к зеркалу, наполовину покрытому жёлтым пятном, осматривая своё лицо, и передала из-за спины увесистый металлический предмет.  

– С таким грузом, да в могилу. Правда? – Егор толкнул товарища в плечо, на что было отвечено сдержанной безмолвной улыбкой Нади.  

***  

Егор и Надя, стоя у кассы, брали билет до Петербурга, предоставляя некую неопрятную бумажку, с подписью "Вавилов", того человека из незапамятных лет, когда он смело подписывал справку о вакцинации от туберкулёза и ещё пары зараз. До прибытия поезда, новая пара пила дешёвый чай из автомата, обсуждая свои пустые изувеченные мысли, украшая их несколькими шутками, воспоминаниями. Вот, на перрон прибыл советский громыхающий поезд, с каплями воды на бортах, что унесёт людей на север. Но уже встретят север не втроём. Досадно получилось, думал каждый компонент организма, оставшийся без органа. Тем органом было, возможно, сердце.  

– Не троллейбус и не на восток, но сойдёт. – Гоша зашёл вслед за Надей и высоким тощим человеком в фиолетовой футболке с длинными рукавами, на спине которого находилась спрятанная за тканью чехла гитара.  

– По-моему, куда угодно теперь можно. Лишь бы не оставаться здесь. – Присев на незнакомые места, завершила мысль Надя. Вокруг царила духота, хоть люди отсутствовали почти полностью: кое-где россыпью валялись пассажиры, одна компания людей насквозь прошла через ряды стульев, растворившись в кордонах поезда, и человек с гитарой сидел напротив кондуктора. Наш рейс вышел в путь.