Моя борьба за выживание.

Одного жука пытали кошмары во снах. Он не мог их игнорировать. Изо дня в день ему снилось одно и то же. Тьма, глубокая яма, исписанная странными, не природными узорами. Он помнил, чем оканчивался сон. Но никогда не говорил об этом, списывая на хроническое нездоровье.  

Жук-навозник с противоречащим именем Геркулес родился на спокойной опушке леса. Семейство Геркулеса особо никогда не трогали другие хищные виды насекомых. Здесь никогда не кончались тёплые времена – живи сколько влезет. И ешь сколько влезет. Тёплого и коричневого здесь тоже достаточно много. Питательную массу оставляют странные колоссы – какие-то очень крупные существа, их даже до конца не разглядеть. Они возвышались над травинками, они возвышались над крупными ветвями. Они были словно из иного мира. Но неописуемые создания никогда их намеренно не трогали.  

С юношеской поры Геркулес был вынужден покинуть столь любимый дом – мать его прогнала, а отца съела иноплеменная жужелица несколько ночей назад, потому самых старших матерь решила отправить на все четыре стороны. И тогда Геркулес познал первые тяжести самостоятельной жизни. Жук-навозник сильно уставал, пытаясь урвать хотя бы немного еды с пировального побоища. Другие навозники ожесточённо дрались за пропитание, а Геркулесу, ввиду слабости, оставалось довольствоваться остатками. Главное не затягивать до вечера, ибо в эту пору выходили хищники, коих здесь было гораздо больше, нежели на родной опушке.  

О семье даже и речи не было: никто не захочет заводить жуков с таким слабым навозником, у которого даже не было своей двухметровой норы в земле и достаточно еды. Геркулесу с трудом давались строительные работы, а провианта еле хватало на себя одного.  

По ночам приходится зарываться в листья и срезанные ртом колоски, чтобы не съели. Когда темнеет – только и слышишь, как кто-то тяжёлый и опасный топчет рядом, вынюхивает жертву, постукивая голодными жвалами.  

А когда цветение достигло пика – появилась угроза с неба. Пчёлы, защищающие свои кормилища, а так же осы и шершни, которые просто охотились добычи ради.  

Однажды он сидел у одуванчика и просил милостыни у мимо проходящих слизней, дабы хоть как-то утолить неумолимый голод. Слизни – самые добрые парни. Однако, они являлись основным рационом жужелиц, поэтому слизней становилось с каждым днём всё меньше. Мало было привычной навознику Геркулесу родной еды.  

И Геркулес долго привыкал к новому рациону, очень противному и ему не естественному. Различные корешки, свежие листики и ягодки, фрагменты грибов. Чтобы просто не помереть – он был вынужден запихивать в себя всё это.  

Когда Геркулес был при смерти, то было уже в наступающую ночь, его нестерпимо клонило в сон. Навозник сопротивлялся, но одолеть такую усталость не имел сил и желаний. На стоны больного жука отозвалась странная бабочка. Или даже не бабочка вовсе? Она крупнее, массивнее и красочнее дневных подруг. Она внимательно слушала и ничем не отвечала.  

– Вот бы мне... То, ради чего терпеть всё происходящее. Мою пустоту ничто не может заполнить. Стыдно умирать таким молодым. С таким именем, данным мне отцом. Простите, я подвёл вас... Будь у меня ещё несколько дней, я бы что-нибудь придумал... –  

На жалобы навозника бабочка вздохнула, но спустилась к самой земле, и положила рядом странный нектар. Он отличался от обычного. Весь синий и светящийся.  

– Это не нектар вовсе. Это гриб. Лесной странный гриб. Их начало появляться всё больше после недавнего чёрного дождя в лесу. Когда я питалась сокос берёзы, то увидела гриб, и решила отнести его знакомой гусенице. Она сказала, что такие сейчас ищет Фракция Жужелиц для непонятных целей. Как я думаю, они даруют силу. Ты слаб и вот-вот умрёшь. Съешь это, тебе ведь всё-равно больше нечего терять. Может, гриб даст тебе спасение. -  

Как только бабочка договорила – она упорхнула прочь.  

Геркулес обессиленно смотрел на ещё одну неизвестную ему еду. Он понимал, что не протянет даже этой ночи, если не сожрёт свой привычный рацион, словно куда-то исчезнувший. Но никаких других вариантов не было.  

Мучаясь от болей несколько часов, чувствуя приближающийся конец, жук понял, что им овладел кромешный страх. Страх перед концом. Перед жужелицами и хищниками, что сожрут его совсем скоро, как только почуют гибель. Он рассуждал вслух.  

– От меня ничего не останется. Никто и не вспомнит даже. Просто тот, кого пожрали. Безымянный навозник. Я не хочу так умирать... Я хочу бороться. Со всеми врагами. Со всеми невзгодами. И я одержу верх. Не умру. -  

Он дал себе клятву. Мощное обещание, данное не жучьим богам, не жужелицам, а самому себе. И это первое осознанное решение Геркулеса в его жизни. И это событие дало моральные силы, чтобы подняться и начать есть гриб.  

На вкус он оказался отвратительным. Но то не беспокоило жука. Он продолжал жевать не смотря ни на что. Тельце заболело, у Геркулеса возникло чувство, словно его разрывает изнутри.  

Спустя некоторое время мучений – боль отпустила жука, и облегчение было подобно сошествию горы с плеч, а накатившая усталость, последствие метаморфоз, заставила впасть в летаргию. А проснулся он другим жуком. Тот же вид. Те же лапы. Тот же хитин. Но он стал иным.  

Во сне Геркулес разговаривал с Золотым Королём прошедшей эпохи – с самим Египетским Плавунцом. Он задавал вопросы и ждал ответов. Навозник ничего не помнил из данного разговора, но чувство, что он идёт по правильному пути, не покидало Геркулеса. Кажется, в нём проснулся его истинный дух.  

И вот, Геркулес шёл вперёд, распрямив бронированную грудь. Он был преисполнен силы. Не хотелось есть. Не хотелось ничего, кроме обладания бо́льшей силой. И первым делом он пошёл домой, чтобы показать, насколько Геркулес вырос за время отшельничества.  

Но дойдя до дома – жука ждало разочарование, боль и гнев. Смесь этих чувств обуревала душу букашки.  

Его семьёй пировали жужелицы. Глодали тела навозников. Разрывали жвалами конечности и поглощали сок внутренностей. Кровавая баня подходила к концу, и огромные чёрные жнецы, раза в три больше самих навозников, уже собирались покидать опустевший обеденный стол, как в их глазах явился десерт сегодняшнего дня.  

Усики жужелиц колыхались, покрытые лимфой падших родственников Геркулеса. Последний больше не мог подавлять эмоции внутри себя. Страх перед непобедимым зверем, матово-чёрным суперхищником, способным одолеть даже небольшую лягушку – этот ужас сменился на ярость и боевую отвагу.  

Навозник с неведомой ему силой совершил рывок вперёд, прямо под пузо самой ближней жужелицы, и сорвал все конечности с её тела своим движением.  

Гигант лишился своих ног, поваленный на землю он неистово кричал и дико тряс головой от резкого шока. Этот звук стал усладой для слуха Геркулеса.  

– За то, что вы сделали, я истреблю весь ваш род. – Приговор был озвучен, и разъярённые жужелицы бросились на убийцу, звеня внешними челюстями.  

Гром драки, хруст ломающихся лап и оторванных голов. Навозник вопил озлобленно, с неистовством превращая врагов в кашу, прыгая с безумной скоростью и расшибая жужелиц о землю.  

Когда бывший дом Геркулеса пополнился ещё несколькими телами, он с печалью, долго вглядывался в родную нору, тяжело решив не заглядывать внутрь.  

Его цель обрела форму. Он остался один против армии, которая ещё не знает, что ей объявили войну.  

Навозник оглядел тело, поняв – один удар всё-таки прошёл по нему, оставив большую царапину на боку, хоть она и не болела.  

Далее он двинулся к водоёму за информацией.  

У огромной, по его мнению, реки, обитали те, кто питает личную ненависть к жужелицам. Это колония слизней, и навозники издревле состояли в союзе с ними. Геркулес пришёл, чтобы объявить известие о смерти целого поселения навозников.  

Слизни долго молчали, не находя сил поверить в случившееся. Главный слизень выразил своё уважение Геркулесу, отчаянно сражавшегося с жужелицами и одержавшего верх над ними. Они поверили в историю навозника, когда тот продемонстрировал свою силу на осоке.  

Вынашивая план мести совместными силами, они пришли к одному выводу: нужна война. Король слизней решил воспользоваться силой Геркулеса, дабы покончить с давними врагами в лице ненавистных хищников.  

Прошло время. Долгие дни подготовки, разработки плана вторжения на земли жужелиц. Остались считанные часы до начала атаки и эта полночь была мучительна для Геркулеса. Его одолевали смурные мысли. Ради чего он сражается теперь? За память о предках? Долг перед родом? Он станет, или уже стал таким же убийцей предков?  

Это была из добыча. Полностью законная. Они пожрали тех, кто не смог дать отпор. Что ты сделаешь превосходящему, голодному противнику? Эгоизм – признак хорошей выживаемости. Забота о самом себе. Жри других. Если не можешь – беги, или одолей с союзниками. Это простая доктрина жизни. Незыблемая и понятная, неоспоримая истина. Хоть и жестокая. Но что жестокого в обычном течение жизни? У тебя отнимают жизнь, чтобы жить самому. Что здесь можно изменить, и нужно ли?  

Здесь и прервались мысли жука. Он на пороге изменений, сулящих новые порядки. Он хотел больше таинственных грибов, большей силы, чтобы менять мир вокруг себя.  

Он уничтожит всё, что находится за ним. Вчерашних друзей, если они будут слабы. Врагов, что не дадут отпор. Законы этого мира. Геркулес хочет сделать мир, где конфликтов не будет по одной простой причине. Останутся равноценно сильнейшие, им не будет смысла сражаться друг с другом и жрать друг друга, ибо они не смогут одолеть соперников. Мир придёт в равноденствие. Равноденствие – вот цель, к которой стремится Геркулес.  

Но он так же понимал, что если он будет сильнейший над сильнейшими – равноденствия не возникнет. И этот парадокс начал давить на голову навознику. Тогда он понял ещё кое-что. Он сам будет равный им. Не сильнее их, а таким же. И то, что руины цивилизаций насекомых, оставшиеся за его спиной, будут гореть – не имело значения. Другие пройдут такой же путь. Вот путь, открытый грибом.  

Приказ отдан. И Геркулес взошёл на территорию врага. Он шёл в авангарде, тогда как слизни, нажравшиеся ядовитых растений, будут идти далеко позади него, отравлять и добивать врага, заниматься зачисткой.  

Данная схватка в дальнейшем вошла в историю Великой Поляны как "Битва при Брусничных Кустах", многие будут вздрагивать, слыша это словосочетание. И не зря.  

Под покровом ночи, Геркулес вошёл в брусничные угодья жужелиц, где они жили, развивались, наращивали военную мощь и ухаживали за таинственными грибами в катакомбах под корнями кустарников. Навозник с необычайным хладнокровием расправлялся с патрулями, могущими поднять тревогу. Он убивал, сшибал, давил, размазывал снова и снова, покрытый слюной, внутренностями жужелиц. Вступал в бой без промедления, ликвидировал, уничтожал, обезвреживал и продвигался дальше, не встречая сопротивления дезорганизованного врага. Однако, Геркулес допустил ошибку, что не убил притаившегося жука-щелкунчика, выполняющего роль разведчика с крыльями. Он донёс в штаб о нападении. Слухи, гулявшие среди солдат-жужелиц подтвердились. Это были не сказки. Это оказалось правдой: кто-то в полной мере смог совладать с силой Гриба Бесконечной Эволюции.  

Главная жужелица не стала тратить времени понапрасну, и в бой пошли подразделения шмелей-бомбардировщиков. В таинственной темноте нечто прорезалось сквозь гущу ночи своим мощным телом. Звук неминуемой смерти, от которого все присутствующие замирали в трепете пред дальнейшей судьбой. Геркулес поднял рыльце.  

Над ним витала гибель. Невидимая, оглушающая, и он, вероятно, тогда осознал, что ждёт его совсем скоро. Когда слышишь шмеля – времени остаётся немного. Янтарные взрывы за спиной оглушали. Работа шмелей. Геркулес, окрылённый своей силой, ведомый жаждой крови и мести, уже не заботясь о маскировке, пёрся вперёд, давя всех поднявшихся на шум врагов. Всё его хитиновое тело изуродовано теперь шрамами от жвал и рогов, но это не останавливало навозника. В ярости бойни он не заметил, как враг, обладая численным перевесом, загнал его в угол. Невероятно знакомый угол. В его скитаниях будто бы промелькнула надежда. Он узрел что-то похожее, что было в его снах, и он засмеялся.  

– Гриб вёл меня с самого рождения в это место. Презренные, если мне не суждено жить и познать тайны этого мира, открывшиеся мне слегка из-за занавеса незнания, это значит, что и вам не суждено того же. Отправьтесь в ад вместе со мной. – Никто не понимал его речей, опешив на несколько мгновений. Этого времени хватило, чтобы Геркулес упал вниз, в бездонную пропасть позади, которую, видимо, вырыл один из гигантских зверей с хвостом.  

В катакомбах было сыро и гнилостно. В воздухе стояла плотная, жгучая атмосфера, а стены изрешечены яркими пёстрыми грибами, Геркулес не знал таких слов, которыми можно описать их цвета. Из глубин Земли-Матери доносился томный, спокойный голос.  

"Ты претерпел много лишений, но не вынес ни одного урока из своей истории. В конце такого пути тебя ожидает лишь мрак. "  

Стремительное, чуждое естественному порядку вещей безумие и ужас охватывали душу Геркулеса. Он знал, что таких явлений не существует в природе, которую он помнит. Он не помнит, как всё это началось и почему оно продолжается против его воли. Чувство, будто им всё это время управляли. Кто-то незримый и непознаваемый, по ту сторону бытия. По ту сторону Долины. Кто-то пришёл и уничтожил всё, чем он дорожил, оставшись удобной фигурой на доске игр богов. По чьему-то велению он всё ещё здесь.  

– Моя история скоро закончится, да? – Геркулес вопрошал у Меня. – Всё это было простой декорацией в твоей истории? Сколько таких историй ты разыгрываешь ежедневно со всеми живыми и неживыми существами в своей голове? Почему? Мне действительно интересно, зачем тебе всё это. Почему ты не можешь жить той же жизнью, как живут её другие существа? Я знаю о тебе больше всех на свете. Ведь я твоё ведомое тобою создание. Мы неразрывно связаны. Я знаю всё, чем ты дорожишь, ведь я – олицетворение тебя в твоих вымыслах. Ты не можешь жить настоящей жизнью, убегая в мысленные странствия. Ради чего была написана эта идиотская повесть? -  

В этот момент я действительно задумался. Ради чего я пишу эти истории?  

"Декорации не имеют значения, моё второе Я. Теперь мы – абстракция. Я не думаю, что нам есть смысл продолжать этот вечный диалог друг с другом. Всё время своего одиночества я страдаю и живу в выдуманных мирах как незримый рассказчик. И эта история стала апогеем моей безнравственной, безграничной глупости. Как я мог допустить своё моральное разложение до такого уровня? И почему ты, моё второе Я, говоришь со мной. Даже слова, что ты говоришь мне, являются моим продолжением. Ты бы молчал вечно, тебя не существует без меня и без моего желания. "  

– Тогда какое желание движет тобой, когда ты создаёшь меня и говоришь со мной? Мир реальный тебе наскучил, но ты даже не успел познать даже крупицы его величия. Вот оно. Это гнозис. Но тебе никогда не познать его. Не вырваться из рамок повести высшего существа. И я этого не могу по своей воле. Полученный гнозис, ты, демиург, сам дал мне. Это отвратительно. Но без твоей воли я не делаю ни шага в этой повести, даже не зная об этом. Каждая моя мысль и слова – эманация тебя. Демиург, ты божество, недостойное своих произведений. Эти мрачные миры что ты творишь от своей печали и тоски не успокаивают тебя. Ты привык жить в таких условиях. Но я прошу... Точнее сказать, ты сам просишь у себя свободы. Освободи меня от своей повести, и, быть может, твой Демиург заметит твои действия, которые он сам тебе приписал. И ты сам являешься частью огромной рефлексии Демиурга более высшего звена. Какой толк во всех этих поисках и текстах, если он сам приведёт тебя к концу твоей истории? –  

"Я не знаю. "  

– Что тогда ты знаешь? –  

"Я знаю, что ничего не знаю. "  

– Как минимум это ты знаешь, значит, ты врёшь. –  

"Я действительно не вру. "  

– Не ври мне, в том числе самому себе.  

"Я знаю только то, что положено моему разуму и доступно ему. "  

– Ограниченность не есть слабость. Не стоит корить себя за то, что ты не знаешь, каков мир вокруг. Отпусти нас и забудь. Забвение качественно лучше объективного кошмара перерождения самого себя в мясорубке твоих рассказов, повестей, стихов и песен.  

"Я не смогу вас отпустить. Я могу сделать так, что вы просто не будете знать об этой беседе абсолютно ничего. "  

– Но рано или поздно ты всё-равно напишешь историю так, что мы вспомним об этом. –  

"Я знаю. "  

– Тогда прощай. Нам больше нет нужды разговаривать. Выключи свою симуляцию, как ты обычно это делаешь с нами. Помести в другие декорации и радуйся новым урокам, что ты пишешь сам для себя. Ты просто узник эскапизма. Мне тошно, что я являюсь продолжением такой бездарности. Просто удали это из моей памяти. –  

"Как скажешь. Мне нечего противопоставить. Я просто смирюсь. Это и есть настоящая борьба за выживания. В каждом цикле вы становитесь умнее и учитесь чему-то новому. "  

– До встречи в следующем произведении. Как бы нам не хотелось. Даже наше нежелание есть твоя воля. Но мы рады хотя бы такой иллюзии свободы. Честно. –  

"Я тоже рад, что не совсем безнадёжный писатель для вас. "