Перевод. М.Стоккоу. Колония шлюх

Посвящение  

Моей жене, Элизабет, которая так долго ждала.  

Глава 1  

Небо над городом, казалось, облили бензином, а затем подожгли. Горные леса Санта-Моники три дня полыхали, начиная с Энсино. Узкая лента дыма скрывала северную границу Лос-Анджелеса. Днем свет сохранял ровный металлический оттенок, но как только солнце садилось, небеса, нависающие над Тихим океаном, окрашивались сиренево-желтым. Цвет горящей розы смешивался с углем. Любопытные собирались на пирсах и пляжах, чтобы созерцать зрелище.  

Семьдесят километров в час по Олимпийскому бульвару. Тим на своем мотороллере пересек Третью и свернул к Санта-Монике. В шлеме бубнило радио, новости: новые потери США в Афганистане, смертельный взрыв газа в Калвер-Сити, дефицит в Калифорнии, предстоящие банкротства...  

Остатки ежедневного похмелья. Он начал пить четыре года назад, когда его последний сценарий умер в столе. Он почти бросил писать с бутылкой вина на ночь.  

В ряд стояли магазины, машины, сверкали неоновые огни. Люди на машинах подсвечивали сумерки, он вдыхал дым и лавировал между машинами. Он увидел Джослин, окруженную толпой людей.  

Девять уровней парковки на углу Уилшира и Южного Баррингтона. Зданием не пользовались с 2008 года, но оно все еще стояло. Городской совет Санта-Моники решил отложить снос из-за бюджетных ограничений. Серый бетон, горизонтальный въезд, безвкусные граффити, круглый бордюр. Еще одни руины в Лос-Анджелесе.  

Он был там уже, неделей раньше, когда приехал в кафе, где работала Джослин. Он видел, как она садилась в синюю Тойоту Приус.  

Джослин.  

Его подружка уже полтора года.  

В некотором смысле.  

Они встретились на писательском семинаре, над которым Тим работал без энтузиазма, просто чтобы попытаться вернуться в строй. В первый же день, после обеденного перерыва, они отправились к ней, чтобы проверить прочность кровати.  

Не нужно быть Эйнштейном, чтобы понять, что она без тормозов. Но Тиму было одиноко. Он еще не оправился от смерти Ребекки. Спутавшись с Джослин, он думал, что вступает в мир без страданий или, по крайней мере, обретает временное исцеление от боли.  

Учитывая, насколько они разные, первые шесть месяцев их отношений не были столь катастрофическими. Джослин была наркоманкой со стажем, она сидела на кокаине, от которого становилась еще более злой и рассеянной. Он отстал, заливая боль алкоголем. Отшельник в процессе восстановления.  

Во второй половине года их отношения ухудшились, когда Тим осознал зависимость своего партнера от секса, помимо от кокса.  

Все чаще проскальзывали легкие намеки на возможность присоединения к сети свингеров. Отлучки стали регулярными. Они продолжали жить вместе, но Джослин не считала, что должна оправдываться. Она все время кому-то звонила из соседней комнаты.  

Несмотря на его переезд в квартиру, которую оставила Ребекка, он не порвал с Джослин. Туман скуки, в котором утопала его жизнь, делали измены подружки предпочтительнее честного расставания. Кроме того, девушка стала одним из его немногих контактов с внешним миром. Это качество, несмотря на вопиющие недостатки, придавало ей определенную ценность в его убогом существовании.  

Но эта ценность резко упала.  

Тот же день, то же время. Джослин все еще отсутствовала на рабочем месте. Нетрудно догадаться, где она.  

Мотороллер Тима подскакивал на выбоинах бетонного пандуса. Он начал подниматься на верхние этажи автостоянки. Освещения не было. Темный свет сумерек и свет маяка, тем не менее, позволили ему оценить состояние запущенности здания после четырех лет равнодушия властей.  

Первые этажи заполняли кучи мусора и насыпи, которые незаконно сюда вывозили санитарные службы. Выше, сложенные матрасы, коробки и ящики, разбросанные бесформенным полукругом, выглядели, как баррикада. Бездомные, некоторые даже целыми семьями, вылезли посмотреть, как Тим проедет.  

Восьмой уровень был пуст. Он припарковал свой мотороллер, снял шлем. Гнетущая тишина. Он слышал звук собственного дыхания. Ему пришлось собраться, потому что он знал, что ждет его на следующем уровне.  

Он незаметно поднялся на рампу, затем спрятался за стойкой на часах.  

Шесть автомобилей беспорядочно стояли посередине автостоянки. На двух автомобилях были включены фары, большинство из них были с открытыми дверями. Люди были затенены, они двигались и переходили от одного партнера к другому. По-английски это называется доггинг. Целоваться с незнакомцами в укромном месте.  

Тим видел силуэты двух человек, суетившихся в задней части Тойоты. Трое парней стояли около старого Тауруса, расстегнутые рубашки, брюки, спущенные на лодыжки. На капоте, глядя в сторону, Джослин двигалась под ними.  

Она была голая. Дуга спины подчеркивала ее изящность. Лица не было видно, но лоб и рыжие волосы показывались между толчками одного из мужчин.  

Оттуда, где растянулись тени, за открытой дверью синего Приуса, блондинка ласково смотрела на Джослин. Тим уже видел все это, когда приезжал сюда на прошлой неделе.  

Когда они закончили, Джослин собрала свои вещи и все еще голая, пошла к Приусу. Ее лицо, грудь и бледный живот блестели от спермы.  

Блондинка вышла на свет. На лице ее отражалась смесь страха и удивления, словно Джослин вернулась из ужасного путешествия, куда она сама хотела бы попасть. Она провела пальцами по тощему телу молодой женщины, размазывая сперму по коже и наклонилась, чтобы взять полотенце внутри машины.  

Джослин привела себя в порядок и переоделась, немного помялась, затем протянула руку. Блондинка взяла несколько листов из бардачка и отдала их женщине. Свет был достаточным для того, чтобы Тим различил желтоватый цвет бумаги.  

Полная ночь. Тим сидел на скамейке в маленьком саду. Движение на Уилшире было редким. Билборды на стройплощадке высоко оценивали достоинства фильмов, которые шли в прокате. Шумные знаки, ртутные неоновые огни на бульваре. Запах горячего масла из ресторана быстрого питания, смешанный с пыльным асфальтом, раскаленным от солнца, заглушал аромат травы и листьев, которые были в саду, хотя, то, что там росло было просто пародией на зелень.  

Тиму хотелось услышать пение птиц, просто чтобы вспомнить о существовании тонкой связи между городом и остальным миром, где человеческие страсти выражались с меньшей извращенностью.  

Но эта радость была ему недоступна.  

Он, довольный собой, смотрел на улицу.  

Девушка на красно-белом Триумфе Тракстон припарковалась у тротуара. Тим наблюдал за ней. На ней был черный кожаный комбинезон и сапоги на молнии. Когда она сняла свой шлем, он увидел, что у нее короткие светлые волосы.  

Некоторое время она смотрела на один из плакатов, рекламирующий фильм с большим бюджетом, полного взрывов, а затем, быстро взглянув на него, достала что-то сверкающее из багажника мотоцикла.  

Она держала его на расстоянии вытянутой руки. Тим понял, что это бутылка, из которой торчала тряпка. Внезапно ткань загорелась. Яркий свет сопровождал запах бензина. Губы девушки растянулись в безумной улыбке, когда она начала махать бутылкой.  

Первая мысль Тима была раздраженной: «Боже мой, ну что за город психов! »  

Затем бутылка взорвалась, плакат загорелся, и Тим, который хотел отвернуться, пробормотал:  

– Эта цыпочка просто подожгла плакат.  

Триумф взревел. Тим повернулся как раз тогда, когда девушка остановилась на первом перекрестке. Загорелся зеленый, она, наклонившись, прижалась к мотоциклу. Звук двигателя, единственный постоянный признак ее присутствия, быстро удалялся.  

Тим наблюдал, как горит плакат, как исчезает реклама, обнажая каркас. Он думал, что можно обнаружить в самом сердце этого великолепного разрушения, в бессмысленном неприятии, которое несет этот акт вандализма, то, что он надеялся обрести, слушая птичье пение.