Ненаписанное письмо.

Не написанное письмо.  

За столом, уткнувшись носом в тетрадный лист и подперев левой рукой голову, восседал одинокий старец. Он смотрел в окно. За окном жизнь шла своим чередом – там, за окном он смотрел, как сосед, живущий через забор, сидит на лавочке возле своего дома. Он тоже был стар и работа в огороде была для него непосильной. Соседка через дорогу, опираясь на палку, сгорбившись, с трудом ползла в магазин за хлебом. А вот к его калитке подошёл Володя, сосед, живущий через две хаты – он помогал ему косить траву на его огороде – выращивать там овощи уже не представлялось ему возможным. Да и сколько-то нужно для одного человека? Картошки он много не ест, а огурцы и помидоры он покупает у более бойких и молодых своих односельчан.  

Хлопнула калитка и к нему в дом зашёл сосед, а вместе с ним залетели и спутницы лета – назойливые мухи.  

– Здравствуйте, Александрович, а это я, Володя. Можно к вам?  

– Заходи, заходи, не стесняйся – сказал старик.  

К пожилым редко кто заходит, разве что почтальон, приносящий пенсию один раз в месяц, шестнадцатого числа. Общение, как глоток свежего воздуха, запорхнувшее в затхлые от сырости комнаты старого дома иногда баловало его, как редкая изысканная сладость для возвышенного гурмана. Но не сейчас.  

Александрович был одиноким волком с только ему известным уставом и правилами, которые он придумал для себя сам. Несмотря на два брака – с первой женой он прожил ( по его же словам, промучился) пятнадцать лет, а со второй – двадцать лет, и эти годы были для него безрадостные, впрочем, для его жён, тоже. Он всегда жил своей жизнью, и проблемы жены и детей мало его волновали. Ему всегда казалось, что женщины не ценят его – ни его усилий, сделать жизнь лучше, ни его стремлений быть почаще одному наедине со своими мыслями – их он записывал в толстые тетради, коих за его долгую жизнь накопилось великое множество.  

Сейчас мужчина сидел за столом, держа шариковую ручку в руке над пустым листком, вырванным из школьной тетради. Листок был нетронутый чернилами – ни единой строчки не украшали его белизну. Он думал. Грустные думы прервал появившийся как нельзя не кстати не прошенный гость.  

– Присаживайся, Володя – кивком головы старик указал посетителю на колченогий стул. – Рад тебя видеть. Как там погодка? Жарко?  

– Да, лето началось внезапно и сразу ударила жара, без предупреждения- отозвался Володя.  

– Ты сегодня будешь косить траву? – старик посмотрел на Владимира пустым взглядом – сейчас он хотел бы остаться один, да неловко сказать об этом соседу.  

– Да нет, не буду – жарко сегодня. А к вам зашёл просто так, проведать и узнать, как вы.  

– Как? Всё так же. С каждым днём всё ближе к яме – пора привыкать к земле.  

– Ну хорошо, Александрович, пойду я к себе. А завтра с утра, как Богу будет угодно, подойду к вам и закончу работу.  

Старик остался один – ни один мускул не вздрогнул на его испещрённом морщинами исхудалом лице. Кода-то его глаза были голубые, а сейчас они потемнели и стали непонятного цвета, как вываренные несколько часов подряд в прошлом столетии синие джинсы. Мышцы на руках потеряли уже свой тургор, и на тонких руках болталась старенькая ситцевая рубашка с коротким рукавом, тщательно выглаженная со складочками на сгибах. Жизнь в маленьком селе, где каждая вторая хата была без хозяина и стояла заброшенная, была несладкой. Проблема была и нагреть воду, и выкупаться, и постирать бельё. Да и помыть посуду тоже было не просто. Но он уже привык и не жаловался. Последние 28 лет он так жил. Он сам выбрал такую жизнь и винить в этом ему было некого.  

Так жизнь сложилась, вернее, он её так сложил. Ему не мешало одиночество– ему было комфортно одному. Вернее, он хотел, чтоб так думали другие. И ему было комфортно. Наверное. Одному. Всегда. И сейчас он силился в себе что-то пробудить, заставить себя думать иначе. Но не мог.  

Перед ним лежал листок бумаги без единого написанного им слова. Это было письмо к дочери. Не написанное письмо.  

Он закрыл глаза и погрузился в воспоминания прежних дней.  

Когда-то он был очень симпатичный. Красивые девушки манили его, как бабочек пленяет аппетитные и вкусные цветы. Такой замечательный цветок он сорвал, учась ещё в институте. Очаровательная и живая девушка вскружила ему голову, и он полетел на соблазнительный и пленительный запах любви. Молодые люди поженились. Родилась старшая дочь, Таня, через семь лет родилась и младшая, Маринка. И что-то в нём сломалось, а может, и не было настоящих чувств? Он начал изменять жене то с одной женщиной, то с другой. А с третьей он стал жить на две семьи – его не смущали эти обстоятельства. Даже свою меньшую дочь он приводил в свою вторую семью, никак не стесняясь. Однажды, купая свою дочь и дочь своей сожительницы он сказал, что девочки для него равноценны. И это было в его понятии так.  

Из- за его хамского отношения к семье, в его доме начались скандалы, ну а он же – выше всей этой грязи – уборка, стирка, ремонт – пойду в библиотеку, в читальный зал, книги почитаю, я человек очень тонкой душевной организации и интеллигентной профессии – всё это не для меня. Пусть коряжится жена – и дома и на работе. А я устаю, мне нужен отдых.  

Вспомнил вдруг старец, как он проводил тогда свой отдых. Целый год скрупулёзно собирал кровно заработанные копеечки, а потом уезжал в отпуск – то в горы, то путешествовал по реке Волге на пароходе, то уезжал на свою маленькую родину к родителям. Денег в семью он не давал – только тридцать рублей в месяц, как он выражался, на стол. Спустив безжалостно свои копейки на курорте и взяв ещё в долг денег у отдыхающих ( находились же ещё отчаянные люди, которые занимали ему деньги). Приехав домой, он высылал свой долг, а потом целый год собирал свои капиталы, чтобы снова отдохнуть на широкую ногу. Такая жизнь его вполне устраивала, вплоть до того момента, как говорится, на всё есть время и случай. В один из весенних дней, после первомайской демонстрации, он пошёл в гости к любовнице. Жена вместе со своей подругой и Мариной гуляли по городу. Вдруг Марина увидела знакомый дом и сказала маме :  

– Мама! А я в этот дом с папой ходила к одной тёте. У неё есть дочка, такая как я. Папа говорит, что мы с ней как две сестры. Пойдём я покажу, где они живут.  

Непосредственный шестилетний ребёнок потянул за руку маму к заветной двери. Ничего не соображая, женщина зашла в подъезд, Маринка дёрнула за ручку открытую дверь на первом этаже и вбежала в квартиру со словами :  

– Тётя Люда, это мы к вам с мамой пришли. А папа здесь?  

Старик на секунду запнулся, вспоминая эту неприятную сцену. А если говорить начистоту, ничего страшного и не случилось. Подумаешь, жена узнала про любовницу – делов- то. Он уже давно жил с ней только ради детей. И тут он увидел перед собой бледное, как мел, лицо жены. Застукав тогда его и Люду в кровати, она, не обронив ни слова, взяв Марину за руку, молча вышла из предательского дома.  

Они развелись. Развод был тяжёлым и болезненным. Для всех. Из двоих дочерей больше всего любил Маринку, её то он и хотел отсудить у жены. Но не тут то было – жена упёрлась и дочь не отдала. Да и ладно – а вдруг бы он забыл её где-нибудь на вокзале? Или где-то ещё?  

Сейчас он вспоминает о своих мытарствах того времени без особых эмоций. Это было давно.  

Старик вздохнул – да и как он смог бы воспитывать дочь один? Никакой суд не разрешил бы ему забрать дочь и не отдал бы её на воспитание одинокому отцу.  

А как пережили развод его дети? Тогда ему и в голову это не приходило. Он понимал, что им будет тяжело. Ему нужна была тогда женщина, с которой легко и беззаботно. Которая не лезет в его дела, которая считает его человеком высшей касты и не вмешивается в его умозаключения, решая за него все бытовые проблемы.  

А дети? А дети не у меня, а у моей жены – это её проблемы, так он считал, да и сейчас тоже так думает.  

Оглядываясь далеко назад, он вспомнил, как когда- то Марина высказывала ему свои обиды. Да он и сам понимал, что очень виноват перед ней, только что он может в данный момент сделать? Время упущено безвозвратно.  

Прошли годы. Много лет. Он был одинок в свои восемьдесят пять лет. Был одинок и в сорок пять. По своей воле.  

Дети как-то росли, заканчивали школы, завязывали банты, натягивали гольфы, решали задачи, поступали в институты, любили, страдали, умирали. Становились жёнами, родителями, бабушками, но без него. И его это устраивало.  

Его не сильно тронула внезапная смерть его старшей дочери, он даже не приехал на её похороны – старый уже, да и не очень –то хотелось. Да и мысль закрадывалась всю его жизнь, и он её озвучивал многим – а может старшая дочь – это не его родная дочь? Что-то как-то она совсем на него не похожа. Вот меньшая – точно его, очень похожа. Его лицо на минутку посветлело при мысли о Марине. Как она там? Любит ли его? Скучает?  

А ведь он даже не позвонил ей, когда умерла её мать. От внучки он узнал о её смерти. Бывшая жена долго болела. А вот дочь ему тогда не позвонила – обиделась наверное. Ну и правильно он поступил – зачем ей его сочувствие?  

Старик сидел над чистым листком бумаги. Жизнь уходила.  

Зачем он хочет ей написать? Просить прощения? Каяться в грехах?  

Что-то объяснять? А это ей надо?  

Он жил так, как хотел. Делал то, что хотел. Отдыхал на море, посещал различные курорты, монастыри, разводил пчёл – это его жизнь, и он имеет право ею распоряжаться, как его душе угодно.  

Правда, после их с женой развода, у Марины на фоне стресса стопроцентное зрение превратилось в близорукость. Правым глазом она видит один процент, а левым – два, или наоборот? Он не помнил. И это его грех. Нет, это грех её матери.  

После смерти своей старшей сестры он остался совсем один. Иногда он проведывал её, девяностолетнюю старушку – теперь же у него никого не осталось Почти. Кроме дочери, внуков, правнуков. Да и у них своя жизнь.  

Да и кому он, старец, в сущности нужен?  

Не мог он знать, что Марина всегда ждёт его звонка по телефону. Всегда. Также, последние два года, она ждёт звонка своей мамы – она всегда ей звонила утром в день её рожденья и говорила :  

– Доченька! У тебя сегодня день рожденья. Я помню, как я тебя ждала. Я тебя люблю!  

Два года подряд Марина смотрит на свой телефон в надежде – а вдруг позвонит мама! Не может знать об этом отец, как дочь поглядывает, проверяет пропущенные вызовы и не находит их. Ну не может же мама про неё забыть! Не может! Но телефон молчит. Мама не позвонит. Её больше нет.  

Но есть отец. Он помнит, знает, но не звонит.  

Телефон молчит. И вызовы проверять не надо. Их нет.  

Об этом думать старик не хотел.  

Мужчина сидел у чистого листа из школьной тетради. Он мысленно писал письмо дочери. И не мог написать.  

Неужели, он уйдёт, так и не сказав дочери о своей любви? Уйдёт, так и не произнеся главные слова?  

Старик молча сидел над чистым листком бумаги. Он думал.