Воробышки.

Воробышки.  

Вот и выросли наши воробышки.  

Остаётся дом наш пуст без их смеха, плача, топота босых ножек, бесконечных перепалок, ссор, обид, ревности к друг к другу за нашу любовь к ним. И сердце ноет и щемит от того, что их комната пуста, и в комнату не хочется заходить, и мы туда не заходим, потому что не можем зайти. Из детской комнаты никто не выбегает, не кричит, крепко не обхватывает своими маленькими цепкими ручонками за шею и не ждёт нашего с мужем прихода с работы, заглядывая в глаза и в сумки :» Мама! А что ты вкусненькое купила? »  

– « Папа! А ты принёс нам гостинчик от зайчика? »  

Не нужно спешить в магазин за сладостями, чтобы порадовать свою детвору, и ты уже не видишь этих радостных глаз, удовлетворённых твоим вниманием и заботой, когда ты приносишь им всего лишь конфеты – а для них это самый желанный сюрприз!  

Теперь после работы ты приходишь домой, включаешь свет, достаёшь из сумки продукты и мысленно, до сих пор, делишь на одинаковые кучки конфеты, печенье, фрукты. Никто не говорит:  

– А у Маши конфет больше, я считал»  

– А у Саши есть конфета в синей бумажке, а у меня такой нет»  

И никак к этой тишине не можешь и не хочешь привыкнуть.  

А когда-то хотелось прийти домой, разбросав вещи в разные стороны и побыть в тишине, ни о чём не думая, и не заботясь, и не преживая :  

« Как детвора? Где они? С кем они? »  

Теперь так хочется прижаться к этим тёплым воробышками и с объятьями передать им то, что и так необходимо – тепло, веру, любовь и нежность. И готов отдать им всего себя, чтобы с ними ничего плохого не случилось.  

Но теперь наши воробышки чирикают на своих собственных ветках, такие большие и взрослые, что даже не верится, что они – это наши взрослые дети, у которых есть уже свои собственные семьи и свои воробышки. А значит, мы уже не такие молодые, как хотим себя видеть и видим.  

Сейчас ты приходишь в пустой дом, всё находится на своих местах, как и оставлял. Ничего не разбросано, не порвано, не разбито и от этого когда-то долгожданного порядка не умиротворяющего уюта нет тепла на душе.  

И вспоминаешь, как когда-то давно или недавно дочь разбила хрустальную вазу. Придя с работы, с порога замечаю что-то неладное – никто с криками не выбегает и не встречает. Заходя в детскую уже предчувствую что-то не то : дочь сидит на кровати и плачет!  

– « Мама! Я вазу разбила! Случайно! «  

И снова град слёз.  

– « Ты не поранилась? » – спокойно спросила я.  

– « Нет, я веником смела осколки в совок и выбросила в мусор» – уже уверенней ответила Маша.  

– « Ну и нет здесь ничего страшного» – сказала я, и мой ответ был, как бальзам на встревоженную душу ребёнка, который врачует любые детские тревоги. Да и что такое разбитая хрустальная ваза по сравнению с разбитым детским сердцем?  

– « Мама! А что, тебе вазу совсем не жалко, она же была такая красивая и тебе очень нравилась. Тебе её мама подарила? – вопрос дочери поставил меня в тупик.  

– « Да, мне эту вазу подарила мама. И она, действительно, была красивой и очень мне дорога. Но она не стоит твоих слёз – твои слёзы разрывают моё сердце на тысячи ранящих и разрывающих на части осколков. Главное, ты не поранилась, а остальное – купим, починим, зашьём. »  

Если бы это действительно так было! Вот только молодость не вернёшь, ошибки не исправишь – теперь ты это отчётливо понимаешь и с большой неохотой принимаешь.  

А вот мы всей семьёй копаем на огороде картошку. Вечер. Дочери восемь лет, сыну – четыре года.  

Роемся в земле, с одинаковым рвением, что взрослые, что дети. Летнее солнце очень коварно – глядь, а оно уже спряталось и работу нужно прекращать – скоро будет совсем темно, а ехать нужно ещё домой. Дети радостно бегают по тропинке, отделяющей наш огород от соседнего – скоро домой! Ура! Собираемся домой, складываем картошку в мешки. Папе достаётся самый большой мешок с картошкой, мне – средний, Маше – самый маленький. Папа везёт сына на велосипедной раме, у каждого из нас на велосипедном багажнике водружён мешок с урожаем. Своеобразный велосипедный караван – первым едет на велосипеде папа, за ним едет дочь, а замыкает весёлую и уставшую процессию я, мама.  

Уже совсем стемнело. Кое-где зажигаются над дорогой фонари, но их света не хватает, чтобы было безопасно и комфортно. Едим осторожно, нагруженные сверх силы и измотанные от работы, а завтра утром идти на работу, а ещё ехать к дому семь километров то с горки, то на гору. И тут в полной тишине раздаются робкие слова сына :  

– « Папа! Я ботю потерял! »  

У всех началась истерика – доехали до развилки, а это половина пути. Придётся возвращаться и в темноте искать детский босоножек – а то завтра в садик придётся идти босым. Встревоженный муж возвращается по дороге, ища упавшую на землю детскую ботю, а мы стоим на обочине дороги, считая пролетающие мимо нас фуры, запоздавшие автомобили, спешившие домой.  

– « Нашёл! « – удовлетворённый возглас привёл приунывшую компанию в оживление. Теперь уже в кромешной тьме наш караван пробирается домой. И, о счастье! Мы – дома!  

Искупав в ванне замурзанных детей и нажарив полную сковородку дымящейся картошки со шкварками, нарезав миску салата из огурцов и помидоров, устало и блаженно вытянув ноги, вкусно отужинав этой простой и дешёвой, но необычайно вкусной едой, мы легли спать с массой впечатлений, на тот момент, казалось, не очень весёлых, а спустя годы – таких счастливых и дорогих сердцу штрихов, которые не возможно вычеркнуть из памяти….  

И уже нет этих вечных вопросов дочери – кого ты любишь больше, меня или Сашу? И мой ответ :  

– « Тебя я люблю дольше не четыре года и два месяца, но люблю вас двоих одинаково» – никак не удовлетворял её притязаний.  

С возрастом она поймёт, что родители не могут никого из своих детей обидеть меньшей любовью – если это, конечно, настоящие родители, справедливые и честные.  

Но это будет потом.  

Пустой дом пугал своим молчанием и одиночеством – куча еды в холодильнике, никто не спорит, у кого кусок торта больше, не измеряет все куски торта линейкой – как оставила в холодильнике, так и есть, никто не съел. И не слышно от детей :  

– « Посторожи мою тарелку. Я скоро приду, а то кошка с моей тарелки всё съест» – кошка сейчас ест со своей тарелки, а тарелки детей стоят на полке. На замечания мужа, что нам больше не нужно столько тарелок на двоих, часть из них нужно спрятать в шкаф – не реагируешь – а всё чего-то ждёшь.  

Выросли наши воробышки, разлетелись и гнёзда свои свили. Теперь в их собственных гнёздышках ждут их желторотики с открытыми клювиками, куда нужно помещать наравне с едой милосердие и заботу, и желание любить, и веру, и справедливость, и честь – а это ежесекундный труд.  

Сняв в прихожей обувь, поужинав, захожу в нашу с мужем комнату – хорошо, что я не одна. И вот мы вместе с мужем, но в детскую по-прежнему не заходим – больно и тоскливо.  

Вспоминаю, как дочь уехала учиться в другой город, учиться в университете – наши с ней ночные разговоры, свои переживания и слёзы – страшно отпускать воробышка в самостоятельную жизнь, но это необходимо – нельзя передержать птенца в гнезде, можно ему этим навредить. И её взрослая жизнь, и её самостоятельно принятое решение повергло нас с мужем в шок, и нужно его принять, потому что по- другому нельзя. Потому что мы – родители.  

И переживать за птенцов, и плакать, уходя в поле смотреть на звёзды и пролетающее где-то там в небе самолёты в подзорную трубу, и обнявшись плакать вместе, переживая и болея за их судьбу – потому что мы любим их, наших птенцов.  

Жаль, что жизнь настолько быстротечная и многое уже не вернуть и не перекроить по-другому, и жаль, что многое начинаешь понимать уже тогда, когда появляются седые волосинки. А жизнь такая тонкая, как волос и может порваться в любой момент.  

Во уже и сын сидит на отдельной от нас ветке. Приходя в гости, обнимает и целует, по-хозяйски заходит в свою комнату – там всегда можно найти что-то очень нужное и забрать себе – и это навсегда его комната. И навсегда мы – их родители, а они – наши любимые воробышки, где их всегда ждут т ждёт их комната, и их ждут и радостных и весёлых, и грустных, и в раздумьях, и в соплях, где их всегда вкусно накормят последним, что есть в доме, и выслушают, и поймут, и примут – бедных и богатых, в золоте и в рубище.  

И это такое счастье – когда тебя ждут и тебе есть, к кому пойти за помощью. Но поймут это они, наши воробышки, когда уже не будет к кому идти…….