Торт и Содомия (Целевая Аудитория)

Мэри Додсон всегда рассказывала своим подругам о Уэйне. Он хороший мальчик. Когда-то он был её неугомонным сыночком, а теперь только гляньте – как быстро возмужал. Он не любит, когда она лезет со своими ласками. Уэйн уже большой. Пару месяцев назад ему исполнилось девятнадцать. Он готовится к экзаменам, чтобы поступить в колледж в Колорадо, где он обязательно получит хорошее образование. Пусть он уже и достаточно взрослый, но Мэри всё ещё смотрит на него как на ребёнка. Но Уэйну не нравится, когда она с ним сюсюкается. Он ведь уже самостоятельный парень. У него есть работа в магазине одежды, он говорит, что скоро станет главным менеджером, а пока что он и так неплохо зарабатывает, но живёт с ними, в своей комнате наверху. Мэри никогда не была против этого, да и её муж, Патрик Додсон, был человеком безвольным и во всём слушался жену. Мэри не считала стыдным, что Уэйн живёт с ними, в этом нет ничего плохого. Он ведь хороший мальчик с блестящим будущим и завидной карьерой. Летом он сдаст экзамены, и тогда все её подружки уже будут говорить иначе – Уэйн то, Уэйн сё! Она ведь знает его лучше. А когда он отучится и вернётся в родной Стэрингстоун, то они с отцом обязательно встретят его у крыльца и накормят. Она слышала, что во время учёбы детки сильно худеют. И когда с деньгами наладится, то можно будет подумать и о детях, её внуках. Уэйн у неё мальчик красивый, это все всегда отмечали. У него даже есть подружка. Синди. Мэри не могла вспомнить её фамилию. Уэйн много рассказывал о ней в былые времена: Синди такая, Синди сякая. Только ей и болел, бедняжка. Но это всегда приятно, когда твой единственный драгоценный сыночек пользуется спросом у девушек. Она никогда, правда, не видела эту Синди, но, судя по описаниям Уэйна, она была и правда девушкой как раз для него, самой подходящей парой. А это значит, что когда-нибудь они с Уэйном обязательно сыграют свадьбу, на которую Мэри наденет новое платье. То, в блестках, которое она купила в теле-магазине недавно. Пока что она для него слегка полновата, но к тому времени, как Уэйн закончит учёбу, оно будет ей как раз. И она будет такой красивой на свадьбе своего сына! А потом уже будут и внуки, обязательно будут...  

Но самой главной её страстью был просмотр телевизора. Она обожала встать пораньше, чтобы успеть на утреннее ток-шоу. Его вот уже несколько лет ведёт чертовски хорошенький ведущий – блондин с волнистыми волосами и красивым голосом, одетый в дорогой синий костюм. А ей всегда нравился синий цвет. Такого цвета платье носила та актриса из "Малхолланд Драйв". Или это была не она? Не важно, главное, что она много раз видела всяких красивых моделей на обложках журналов в этом платье, поэтому она знала, о чём говорит.  

Это шоу она всегда смотрела одна, удобно устроившись в тёплом кресле. Был ещё диван, но его она специально заправляла клетчатым пледом, купленным на одной из распродаж всего за пять долларов. По выходным она стирала его. Вещь всё-таки ценная и тоже красивая за свои-то деньги. Тем более, Патрик обычно заворачивался в него холодными вечерами или когда засыпал во время просмотра новостей. Новости их обоих напрягали и навевали скуку. Но переключить канал они не могли, ведь в любой момент после новостей могли начать показывать их любимое комедийное шоу. А они никогда его не пропускали. Поэтому обычно Мэри оставляла мужа сидеть на диване и следить за мерцанием телевизора, пока она бегала на кухню и готовила что-нибудь перекусить. Немного тунца или крекеров с сыром вместе с полным и обжигающим кофейником. Но всякий раз, когда она приносила этот поднос вкусностей, по телевизору уже во всю показывали шоу, а Патрик либо уже спал, заняв весь диван, либо молча пялился на находящегося в кадре ведущего. В конце концов Мэри решила, что им срочно нужен ещё один телевизор, а лучше сразу несколько, на всякий случай. Тогда уж они точно ничего не пропустят. Как минимум один нужно обязательно поставить на кухне, чтобы ей было не так скучно готовить. Она сказала вчера об этой замечательной идее мужу, а он лишь пропыхтел что-то в ответ. Значит, можно выбирать. Сегодня как раз должны будут в полдень показывать теле-магазин. Они уже давно ничего там не покупали, пора бы уже. А точно ли сегодня? Разве не вчера только они заказали чудесный набор кухонных ножей?  

– Уэйн, милый, какой сегодня день? – спросила Мэри сына, кое как изогнув шею и заглянув за спинку кресла, чтобы увидеть одевающегося сына. Уэйн у неё хороший мальчик. У него работа. Каждый день ходит, совсем скоро уработается, бедняжка. Как здорово, что он у неё такой трудолюбивый. Другие дети сидят на шее у родителей просто так, а её мальчик работает с утра до ночи. Да ещё и на повышение идёт.  

– Вторник, – отозвался Уэйн, который стоял у зеркала, пытаясь хоть как-нибудь привести свои волосы в порядок. Они топорщились, и его это бесило. В иной ситуации ему было бы наплевать, но сегодня он уже на пять минут опаздывает на смену, во время которой мистер Прескотт снимет с него скальп, если он снова явится в облике человека, сунувшего пальцы в розетку. Ему и так пришлось второпях надеть нестираную рубашку, так тут ещё и волосы упорно отказывались слушаться.  

Мэри тем временем радостно прибавила звук. Раз сегодня вторник, то они точно смогут заказать несколько новых телевизоров. Можно будет даже взять в рассрочку ради такого дела. А чтобы сэкономить, достаточно будет прикупить подержанные телевизоры. Качеством они мало чем отличаются, зато цена куда более радует глаз.  

Её так сильно распирало нетерпение и мечты о новеньких телевизорах, что она не выдержала и поделились задумкой с сыном.  

– Что? Ещё одну коробку? – переспросил Уэйн, который к тому моменту успел заставить волосы прилипнуть к голове с помощью дешёвого геля.  

– Не одну, а две, – добавила Мэри, приятно поёжившись. – Может, даже три. Мы пока не решили.  

– Зачем вам столько этого мусора? Я вообще хотел предложить вам продать телевизор, чтобы вы перестали всё своё время тратить на просмотр расплодившихся каналов, единственная задача которых это приковать вас к экранам, чтобы вы стучались об них лбами и просили добавки.  

– Ты не предлагал продать его, – возразила Мэри. – Ты хотел просто отнести его на помойку.  

– Может и хотел...  

– Что значит "хотел"? Как можно такую ценную вещь взять и... выкинуть? Я даже представить себе такое не могу. Как ты вообще мог о таком подумать?  

– Глядя на вас с отцом, сидящих в одной и той же позе каждый день, только и мечтаешь избавиться от него. Всё ради вас, мам.  

Уэйн убедился, что выглядит достаточно вменяемо для консультанта, советующего всяким озабоченным шмотками людям купить то, что валяется на прилавках с прошлой осени. Проверив дыхание изо рта, он остался недоволен, но время торопило его, поэтому он решил пойти на компромисс со своим обезумевшим организмом и заглушить запах жевательной резинкой.  

– Нет, ты только подумай, Патрик, – сказала Мэри мужу, сидящего с раскрытым ртом возле телика. – Он думал выбросить наш телевизор на помойку, чтобы какие-то грязные, вонючие бомжи сломали его или перепродали, или разобрали на запчасти, или ещё чего сделали. Как тебе такое?  

Патрик Додсон в ответ издал нечленораздельный звук.  

– Возмутительно, – кивнула головой Мэри.  

– Мам, эта коробка создана только для того, чтобы продавать быстрее и надёжнее, – не выдержал Уэйн, который как раз пытался наспех стереть тряпкой грязь с ботинок. Его мать всё больше напоминало ему Сару Голдфарб. Ещё немного и он начнёт закладывать её телик, а на вырученные деньги покупать пачками наркотики, пока отец не посадит ящик на цепь. Представив этот вариант романа Селби, Уэйн улыбнулся.  

– Я расскажу об этом своим подругам, – пригрозила Мэри. – Вот тогда и посмотри, кто...  

– У тебя нет подруг, мам, – крикнул раздражённо Уэйн. – Они все перестали ходить к тебе ещё в прошлом году, потому что ты только и делаешь, что пялишься с отцом в свой грёбаный ящик, игнорируя всех, кроме нескончаемых ведущих с нелепыми причёсками в идиотских костюмах.  

Ну вот опять. Как можно вообще контролировать себя, живя с ними под одной крышей? Уэйн отогнал эти мысли и как можно скорее обулся. Пальто. Где его пальто, когда оно так нужно?  

– Ты мыслишь как твой дедушка, – услышал он обиженный голос матери из-за кресла. – Тот тоже терпеть не мог всё новое и интересное и постоянно ворчал на всех, кто делал что-то не так, как ему казалось.  

Уэйн лишь закатил глаза. Это помогло отыскать пальто, почему-то заброшенное на верхнюю полку.  

– А между прочим, – продолжала говорить Мэри, – от телевизора много пользы.  

Да ну, усмехнулся про себя Уэйн. Сейчас у него не была времени устраивать длительные беседы, которые всегда ведут к стене монолитного упрямства и маразма.  

– Вот ты думаешь, что мы просто смотрим его, – говорила за его спиной Мэри, – а нас, между прочим, уже давно выбрали в качестве участников реалити-шоу. Совсем скоро съёмочная группа приедет сюда и начнет работу над новым эпизодом про нашу семью.  

– Ага, они будут на всю страну транслировать, как вы с отцом часами не спите, лишь бы своими опухшими глазами пересмотреть весь сезон "Теории большого взрыва", который вам даже не нравится, – говорил Уэйн, застёгивая пальто.  

– Тебе смешно, а они правда приедут, – мямлила себе под нос Мэри.  

К черту, решил Уэйн, выходя за дверь.  

– Они позвонили нам и сказали, что мы прошли отбор... – донеслось ему в спину, прежде чем он наконец оказался на свежем воздухе. Никаких телевизоров до вечера. Никаких шоу. Хватит. Только работа и десятки оголтелых модников со всего района.  

Но даже на улице его преследовали отголоски родительской озабоченностью медийным пространством. Больше всего они обожали тратить, как и любой недочеловек в этой паршивой стране. Мать могла сидеть с блокнотом перед экраном и во время рекламной паузы составлять целые списки вещей, которые отец обязательно купит, хотя никому дома они даром не сдались. Но самое странное, что ведь это не ограничивалось лишь переливающимся экраном в гостиной. Что он может сделать ради того, чтобы родители наконец вышли за рамки ящика? Вынести его ночью и сбросить со скалы? Но они ведь тут же купят новый, а пока очередную шарманку, набитую выгодными предложениями, будут везти, им достаточно будет лишь выйти на улицу, чтобы получить свою рекламную дозу. Билборды стоят повсюду. Дома снаружи обвешаны разноцветными флаерами. И на огромных табличках со всех сторон видятся огромные буквы различных зазывалок, паразитирующих на меркантильности. Со всех сторон слышатся истошные вопли продавцов, возводящих своим агрессивным маркетингом культ потребления в квадрат. От этого зрелища нормальному человеку становится тошно, когда он обнаруживает себя замотанным в подарочную бумагу, приобретенную на распродаже в "Вулморте", одном из многочисленных пристанищ человеческого счастья. Тонны гламура и завёрнутые в дорогие тряпки голые люди со всех сторон. Чем они все отличаются от его свихнувшихся на телике родителей? Да чем он сам отличается от мира, где кому-то не плевать, в какую тряпку ты одет?  

– Пустой я, – говорил себе под нос Уэйн, переходя дорогу и глядя на свисающие с моста плакаты, на которых в случае чего можно будет повеситься.  

– Пустая нация, – шептал он, разглядывая идущих перед ним женщин.  

– Пустой сорт информации, – вздыхал он, когда пересекал порог торгового центра и поднимался наверх, проходя мимо десятка дорогих бутиков, чтобы выйти на смену с опозданием в десять минут.  

Уэйн Додсон действительно работал в магазине одежды, но, вопреки мнению своей матери, был всего лишь консультантом, причём даже не прошедшим пока что испытательный срок. Его смена начиналась обычно в десять утра, в два он имел время на законный обеденный перерыв, после которого был вынужден ещё до восьми пытаться продать людям хоть что-то. Благо, продавать всегда было для него достаточно простой задачей. В этом деле необходимо лишь правильно и тактично надавить на человеческое желание тратить, вскормленное меркантильной природой общества, в котором о статусе незнакомца судят в первую очередь по тому, во что он одет. Внешность не главное, намного важнее умело маскировать изъяны этой внешности за дорогой косметикой, проблемы с фигурой за тонной красивых и ярких тряпок, которые в миг делают тебя привлекательным объектом для спаривания. За грудой ценников порой можно спрятать всю суть человека. Люди это знают, они не дураки, поэтому проживают свои свинячьи жизни в вечной прогоне за новой бесполезной, но дорогой побрякушкой, которая всегда будет что-то значить.  

С девушками в этом плане работать легче. Их довольно просто склонить в пользу траты ради того, чтобы подчеркнуть имеющиеся достоинства или же замаскировать недостатки. Каждый преследует свои цели. Кому-то достаточно выделиться, а кому-то и внимания будет мало. Благо, в этом мире такие запросы быстро удовлетворяются. Здесь всё можно получить силой или за деньги.  

В течение рабочего дня к Уэйну подходит достаточное количество клиентов. Кто-то уже на голову болен и одержим ценами, что может свидетельствовать об удачно сформированном культе потребления. Другие же ещё не так сильно оказывались заражены, но в их запросах и манере речи он уже замечал первые признаки болезни. В молодых девушках, требующих его как можно скорее показать им новую коллекцию хрен знает какого бренда, он видел свою сорокалетнюю мать. Усадить бы их прямо с этими огромными пакетами перед экраном и смотреть, как постепенно они умирают, разрушаются на части. И чем старее они становятся, тем больше покупают различных кремов и мазей, хотя с таким же успехом могли бы намазать себе на лица майонез, чтобы не подкармливать голодную машину спроса-предложения.  

К нему подбегали и парни разных возрастов, в панике интересующиеся, есть ли на складе их размер, потому что выбранная тряпка продавалась по бешеной скидке и принадлежала ещё какому-то всемирному бренду. Обычно Уэйн любезно брал вещи и уходил с ними на склад, где сидел несколько секунд, переводя дух, после чего возвращался с печальным лицом и сообщал, что это единственный такой размер. Чаще всего, потребитель ломался, но брал вещь не своего размера, надеясь на чудо.  

Уэйна мало беспокоило то, как много или мало он сможет продать за день. Ему не были интересны эти стопки вещей, на которых он мог захотеть максимум поспать. Он бродил часами между вешалок и полок, перекладывал и переставлял, менял местами или караулил клиентов, чтобы потехи ради попробовать продать им что-нибудь невероятно дорогое. В этом случае достаточно было надавить на честолюбие, чтобы заставить человека купить вещь, в которой он выглядит как идиот. Либо же он мог стоять в стороне и не мешать какой-нибудь случайной парочке разглядывать свисающие, будто петли, ценники. Люди вовсе не нуждаются в таких, как он. Они купят что-нибудь и без настойчивого преследования работника магазина. Не нужно недооценивать потребительский культ. К нему они могут подойти только чтобы уточнить стоимость. Не более. Хотя на днях одна девушка подскочила к нему, чтобы выяснить, какому бренду принадлежит понравившаяся ей тряпка. Уэйн назвал наугад один из тысяч ничем не отличающихся друг от друга брендов и, судя по реакции девушки, не прогадал, потому что она тут же расплылась в улыбке и поспешила к кассе, чтобы оформить очередную безделушку. Маленькая радость, способная скрасить жизнь одного человека и придать этой жизни смысл для другого. Уэйн лишь засмеялся, глядя ей вслед.  

Больше всего его в том магазине бесила музыка, играющая фоном. Беспрерывный микс, состоящий из всякого шлака, скачанного чёрт знает откуда. Уэйн пытался обсудить это с директором магазина мистером Прескоттом, но тот даже не стал слушать его, выпихнув из кабинета и приказав работать. Поэтому иногда Уэйн просил других работниц выключить эту какофонию, но те достаточно редко шли ему навстречу.  

Обычно Уэйн предпочитал отсиживаться на складе во время обеденного перерыва, но в тот день всё же решил прогуляться, лишь бы отдохнуть от бесконечных рядов вздёрнутых тряпок и заодно от осуждающих взглядов остальных работников магазина, которым он явно не нравился.  

Он вышел из магазина и поплелся по этажу, опустив взгляд и думая, где бы укрыться от блестящих витрин и толп озабоченных тратой посетителей. Голову тут же заполнили грустные мысли о родителях, о Синди, о будущем. Он не хотел оставаться в Стэрингстоуне, а уж тем более жить у родителей, но понятия не имел, куда хочет свалить и как. Слишком много подводных камней, заставляющих возвращаться к разговору на эту тему с самим собой. Просто так взять всё и бросить он не мог, хотя и очень хотел. Но и находиться здесь так долго он больше не мог. Пора было уже сделать что-нибудь со всем этим дерьмом, иначе он скоро просто задохнётся.  

Что-то больно ударило его по плечу.  

– Ты глухой?  

Вскинув голову и почувствовав сдавливание внутренней пружины, Уэйн увидел перед собой прыщеватое лицо парня. Нос его был проколот, а густые, черные волосы висели вихристой челкой, красиво обрамляя блестящие, как и всё вокруг, глаза.  

– А, это ты, Джейкоб, – сказал Уэйн, обходя знакомого и засовывая руки в карман, чтобы не жать протянутую ладонь.  

– Я бежал за тобой с самого эскалатора, а это всё, что ты можешь мне сказать?  

– Ну уж извини, – выплюнул слова Уэйн. – В следующий раз в честь такого дела обязательно приглашу оркестр.  

– Достаточно будет просто обратить на меня внимание, – сказал Джейкоб. Теперь они шли вместе, огибая случайных зевак, бродящих по торговому центру точно лунатики. Уэйн на секунду подумал, что со стороны они теперь, наверное, выглядят как гей-пара. – Как работа?  

– Бывало хуже. Но почему-то здесь чувствуешь себя особенно паршиво. Раньше мы с тобой бегали по подобным местам и выбивали камнями витрины, а теперь я жду лишь одного приказа босса, чтобы начать мыть эти самые витрины. Приходится делать вид, что я искренне рад видеть клиентов, хотя чёрта с два, я бы их лучше всех с лестницы спустил, а магазин сжёг дотла. Но это так, всего лишь мои шальные мысли. Было ошибкой идти работать сюда, но... Есть определенный плюс, который помогает мне проживать смену за сменой, а потом сбегать, подальше от всего этого.  

– Расскажешь? – спросил Джейкоб. – Может, я тоже устроюсь к тебе. Вместе витрины били, будем теперь вместе их полировать.  

К тому моменту они оба уже поднялись на верхний этаж, где обычно людей было меньше всего.  

– У тебя же есть нормальная работа, – ответил Уэйн. – Какие тебе ещё витрины. Или твой отец передумал делать тебя наследником, переписав завещание в пользу мачехи?  

– Пошёл ты, ничего он не переписывал. Просто так спрашиваю.  

– Ну, плюс этот относительный. Здесь есть проход на крышу, можем подняться спокойно, если хочешь.  

– Я думал, что ты на работе...  

– Ага. Но какая разница? Разве мы не успеем немного поболтать без посторонних глаз? Но с тебя обед.  

– Прямо сейчас?  

– При случае, идиот. А теперь пошли. Босс убьёт меня, если я сегодня снова опоздаю.  

– Так в чём твоя проблема? – спросил Джейкоб, когда они вдвоём поднялись на крышу торгового центра. – Уволься и найди работу получше.  

– Я бы с радостью, – сказал Уэйн, подходя к краю и упираясь локтями об ограждение, – но, боюсь, столь безнаказанно я смогу воровать только дорогие тряпки.  

Услышав это, Джейкоб расхохотался.  

– Вот в чём дело, – говорил он сквозь смех, ударяя Уэйна по спине. – Теперь я тебя узнаю. Ни черта ты не меняешься. Да, мне стоило догадаться. И куда ты сплавляешь украденное?  

– Всегда есть куда. Люди этому только рады. Они никогда не упустят возможности купить тряпку в два раза дешевле. Самое сложное – украсть, а там уж нет проблем с поиском покупателя. К тому же, не проданные шмотки можно относить Синди, она их всегда охотно берёт. Главное, не говорить, что я украл их.  

– Так вы помирились? – вздернул брови Джейкоб.  

– Да мы никогда и не ссорились. Скорее, мы просто...  

Уэйн задумался, глядя на огромный крутящийся билборд на горизонте с рекламой.  

– Я не знаю, – вздохнул он наконец. – В последнее время мы с ней что-то совсем не ладим.  

– В последнее время? Да вы с ней никогда не ладили, с первого дня знакомства. До сих не могу понять, какого черта вы начали встречаться.  

– Может быть потому, что я что-то чувствовал к ней. И даже сейчас эти огарки чувств никуда не пропали. Насчёт неё не знаю, но... Я стараюсь. Стараюсь быть с ней рядом, но она меня как будто отталкивает, строит стену за стеной вместо того, чтобы просто порвать. Сам я не смогу предложить ей расстаться, хотя частенько думаю, как без неё чувствовал бы себя лучше. Свободнее. И в тоже время Синди единственный человек, удерживающий мой больной рассудок на краю и не позволяющий мне окончательно поехать кукухой. Странные чувства. Нам стоит поговорить о наших отношениях, обсудить всё как следует, но либо я работаю допоздна, либо она игнорирует звонки и не позволяет сказать хоть слово. Может, для неё я уже давно гиблый человек без будущего, гуляющий с завязанными глазами над жерлом домны. Кто знает, почему у нас всё так сухо...  

– А как твои предки? – спросил Джейкоб, лишь бы развеять гнетущее молчание, воцарившееся на крыше.  

– Живут в матрице, – сказал Уэйн, неотрывно глядя на вращающийся билборд. – Упиваются той реальностью, которую им продают через телик. День и ночь. Глядя на них, я понял, насколько же сильно вся мировая экономика повязана на желании одних покупать и страсти других наживаться. Это странная пирамида. Одни продают, готовые сунуть тебе в корзину хоть собственное самоубийство, лишь бы сидеть выше за счёт денег. Другие покупают всю жизнь, чтобы выделиться из толпы и забраться поближе к солнцу по этой лестнице. Выглядит так, как будто сверху монополисты махают удочкой с морковкой на конце перед рылами оголодавших людей. А те дружно маршируют, прямо как мои родители, впитывающие а себя все радости цифрового телевидения. Модели с огромными бюстами и задницами, чернокожие, накаченные рэперы в дорогих автомобилях, багажники которых заполнены наркотой всех сортов, и прочие идолы маркетинга, размахивающие перед сотнями камер обещаниями, запугивающие и развлекающие, готовые дать кровь, насилие, смерть, смех и прочие удовольствия, именуемые в Библии грехами, лишь бы потребитель ел дальше. А зрители при этом остаются всего лишь зрителями, сидящими в своих палатах перед экраном. Глядя на родителей и их одержимость всем этим медийным адом, мне всё больше начинает казаться, что и наши жизни – всего лишь нелепые реалити-шоу.  

– Или мыльные оперы, если брать вас с Синди, – добавил Джейкоб. – С другой стороны, чего ещё стоит ожидать от них? Мечтатели и живущие прошлым давно уже стали целевой аудиторией. А Бог перебрался в телевизор.  

Они посмотрели друг на друга, и Уэйн расхохотался.  

– Прости, – выдавил он сквозь смех, – но я просто не могу отделаться от мысли, что мы с тобой слишком уж похожи на двух голубков, встречающих закат на крыше и болтающих о жизни.  

– Угу, всё это звучит и правда как всего лишь сценарий какого-нибудь боевичка на вечер.  

– Ну да. А мы с тобой – герои шоу "Уэйн & Безумный Пёс Джейкоб" для ночного блока суицидальных каналов. К черту, пошли отсюда, а то ещё засосёмся.  

Они спустились незаметно для всех с крыши и как два типичных студента переростков спустились на с магазином, где работал Уэйн.  

– До скольки ты обычно? – спросил Джейкоб на прощание.  

– До восьми. Потом хватаю всё, что могу унести и сваливаю. Обычно иду к Синди, но она редко оказывается в хорошем настроении.  

– Ну так ты принеси ей что-нибудь от "Армани", она сразу на тебя запрыгнет.  

– Угу, – промычал в ответ Уэйн.  

Он понятия не имел, что такое "Армани".  

Но до восьми вечера ещё нужно было дожить. Вечером магазину приходилось становиться на несколько часов пристанищем для всех обезумевших покупателей, стекающихся, казалось, со всех районов Стэрингстоуна. Они вламывались толпой и лапали всё подряд, примеряли, возвращали и покупали. Во всей этой суматохе или гонке за выгодой Уэйн кое как умудрялся выцарапать место под кондиционером, чтобы не задохнуться, иногда отвлекаясь на то, чтобы объяснить какому-нибудь покупателю, почему он должен потратить деньги именно в их магазине. Порой ему приходилось сдерживать себя, чтобы не сорваться на крик и не начать доказывать, почему та или иная тряпка ничем не отличается от тех, что лежат на полках в бутике за углом. Успокаивала лишь одна мысль: скоро его смена подойдёт к концу, и тогда можно будет незаметно утащить в рюкзаке все эти тряпки бесплатно. В течение дня он уже успел приметить несколько дорогих вещей. Осталось лишь срезать защиту от кражи.  

В восемь вечера Уэйн со скоростью молнии пролетел через необходимые полки, собирая охапку вещей, а затем на складе аккуратно снял всё, что только могло помешать ему выйти незамеченным. Он запихал вещи в рюкзак и как следует утрамбовал кулаками, чтобы никого вдруг не смутил раздувшийся вид сумки. Перекинув его через плечо, Уэйн прошёл прямо через весь магазин, махнул на прощание сотрудникам, которые даже не посмотрели в его сторону, после чего вышел на волю. И только отойдя от торгового центра на достаточное расстояние осмелился спокойно выдохнуть и утереть пот со лба.  

Далее он как можно быстрее распродал по сниженной цене все украденные вещи другим продавцам, промышлявших обычно торговлей подделками. При себе он оставил лишь несколько женских футболок и ещё какую-то бесполезную, но дорогую одежду. Для него она вся была мусором без запаха и цвета. Главное, что за этот мусор готовы были платить, пусть и не всегда с доверием, так что теперь Уэйн вновь стал счастливым обладателем почти тридцати долларов мелкими купюрами и ещё пяти долларов за смену. Весьма неплохо, если учитывать, что он заработал все эти деньги одним лишь терпением.  

Избавившись от украденного и почувствовав себя невероятно хорошо, Уэйн направился прямиком на стоянку неподалеку от торгового центра. Семья Синди была не в состоянии оплачивать квартиру, поэтому жила в небольшом трейлерном парке.  

Отыскав необходимый трейлер, он постучался и ещё долго ждал, пока музыка внутри стихнет, а дверь откроется. На пороге стояла Синди. Уэйн отметил, глядя на её спутанные длинные волосы и странный бирюзовый халат, что она выглядит как типичная мать одиночка, только что закончившая укладывать детей спать. Своими наблюдениями он тут же поделился с ней.  

– Очень смешно, – сказала она, скрестив руки на весьма внушительной груди и перегородив проход. – Чего ты пришёл?  

– А я думал, что хоть сегодня ты встретишь меня иначе, – вздохнул Уэйн, выжимая измученную улыбку. – Я вот рад тебя видеть.  

– Если ты снова приволок свои вещи, то давай сюда и проваливай, – сказала Синди, вытягивая вперёд руку.  

– Не мои, но приволок.  

Уэйн достал из рюкзака скомканные тряпки и передал их все Синди. Та тут же швырнула их себе за спину.  

– Синди, – начал Уэйн. – Мы должны поговорить. Это важно.  

– Насколько?  

– Чертовски важно. Можно я наконец войду, на улице холодно.  

– Нельзя. Не хочу, чтобы ты разглядывал моё нижнее белье.  

– Ты так говоришь, как будто я не твой парень. Чего тебе меня-то стесняться?  

– Я не хочу сейчас говорить, Уэйн, – теперь пришла очередь Синди вздыхать. – Неужели ты не видишь, в каком я состоянии? Ты ведь знаешь, на что я способна, когда не в духе. У меня был тяжёлый день...  

– Как будто бы у меня он был лёгким, но я думал, что именно в этом одна из целей отношений – в поддержке друг друга. Разве нет?  

– Замечательные речи, но давай ты напишешь мне это всё в открытке, хорошо? В следующий раз.  

– Может, поговорим по телефону?  

– Отличная идея.  

– Когда?  

– Скоро.  

С последним словом дверь трейлера захлопнулась, обдав Уэйна теплым воздухом и приятным запахом мыла. Постояв ещё немного, он выругался и, развернувшись, зашагал в сторону дома.  

Спасибо она не сказала. Снова.  

Зайдя в квартиру, Уэйн даже не стал искать выключатель – всё было отлично видно благодаря мерцающему свету от экрана телевизора, перед которым восседали две скрюченные фигуры.  

Он подошёл сзади и пригляделся к экрану из интереса. Крутили какую-то кулинарную рекламу, где упитанный мужчина в фартуке, акцентируя внимание на удобности погружного блендера, готовил просто огроменный торт. Глядя на этого белого гиганта калорий с вкраплениями свежей вишни, живот Уэйна сам собой подал звуки жизни, приятно замурлыкав. Только теперь он понял, что ничего не попадало внутрь него за весь день.  

– Господи, зачем вы вообще это смотрите, – тихо сказал Уэйн, после чего нашёл в темноте пульт, лежащий возле спящей и посапывающей матери, и переключил канал.  

Белый торт тут же исчез, но вместо него на экране возникла облизывающая ярко-красные губы брюнетка с плетью в руке в окружении прочих игрушек, при виде которых страх наступал быстрее, чем возбуждение. Бегущая строка сходила с ума, призывая зрителей позвонить как можно скорее и купить набор для содомии от "госпожи Розали".  

Увиденное так сильно напомнило Уэйну игровую комнату для расчленения жертв Дэвида Паркера Рэя, что он как можно скорее выключил телевизор и трясущимися руками вернул пульт на место.  

Есть он больше не хотел.  

***  

Утром привезли коробки с двумя новенькими телевизорами. Пришлось заплатить немного больше желаемой суммы, но зато теперь в гостиной они могут создать трельяж и смотреть несколько программ одновременно. Мэри Додсон это очень радовало. Она потирала свои поверженные подагрой ручки со свежим маникюром, пока Патрик устанавливал два новых телевизора. Они решили поставить их по бокам, прикрутив к картонной стене, за которой уже много лет пустовала гостевая комнатка. В последний раз Мэри так радовалась, только когда Уэйн выпустился из школы. Теперь, глядя на ровную полосу из сразу трёх телевизоров, она переживала схожие чувства. Ничего страшного, что они немного переплатили. Всё равно деньги вернутся, а они смогут уже сегодня получить в три раза больше удовольствия от просмотра. Частенько ведь так бывало, что они с Патриком не могли прийти к компромиссу и ругались из-за права владения пультом. Приходилось смотреть программы поровну, чтобы каждый мог хоть немного получить свою долю пирога. Но теперь всё будет иначе. А деньги не так страшны. Ведь у неё есть Уэйн, а он скоро станет главным менеджером магазина и сможет обеспечивать всю семью. Тогда они и правда продадут все эти безделушки, купленные на распродажах, и смогут переехать куда-нибудь поближе к морю. И тогда в жизнь воплотится её мечта о домашнем кинотеатре. Осталось не так уж долго ждать. Уэйн хороший мальчик, он справится, поступит в колледж и будет много зарабатывать. И будет у него красавица жена, а значит и прекрасные детки. Мэри это всё очень радовало, пока она смотрела с мужем утреннюю передачу сразу на трёх экранах. Сначала было тяжело следить за всеми экранами сразу, но со временем они наверняка привыкнут.  

Со стороны за ними наблюдал Уэйн, стремительно одевающийся и распыляющий одеколон по всему телу. Он, конечно, понимал, что родители рано или поздно докупили бы ещё несколько ящиков, но он не думал, что это случится так быстро. Ещё немного, и их дом будет походить на магазин бытовой техники. Да и двое почти что стариков, разбегающимися глазами ловящие движения ведущих, сменяющих друг друга несколько раз на дню, не особо радовали его. Особенно когда они принимались комментировать происходящее на экранах, думая, что их кто-то слышит или что их нелепые возгласы повлияют на то, за какого выйдет участница шоу за муж.  

– Бросит она тебя, ещё как бросит, – скрипела Мэри, кивая головой и внимательно наблюдая за блондинкой, которая валяла дурочку на камеру в очередном шоу, создававшегося исключительно для пропихивания новых рекламных блоков людям за тридцать.  

Выругавшись про себя, Уэйн наспех напялил пальто и как можно скорее вышел, чтобы больше не слышать этих комментариев, превращающих его жизнь в водевиль. Для него это было самым отвратительным зрелищем – двое взрослых людей сидят у трёх экранов и без остановки запихивают в себя потоки мусорной информации, радуясь и создавая иллюзию семейной идиллии. Наверное, именно такой тип счастливой семьи хочет видеть правительство – нуклеарная троица потребителей, глотающих торты вперемешку с содомией. Хотелось бы, чтобы это была всего лишь ещё одна серия дешёвого ситкома из разряда вымирающих из-за низких рейтингов на пятом сезоне. Но ведь нет, чёрт возьми, это его сумасшедший дом и не менее сумасшедшая жизнь. Здесь нет кнопки перемотки или паузы. Зато всегда есть кнопка выключения, но только самого себя. Шоу ты не выключишь собственной смертью.  

– Додсон!  

Вздрогнув, Уэйн отвлёкся от своих размышлений и вернулся в реальность. Перед ним стоял слегка упитанный, но ещё достаточно свежий и здоровый мистер Прескотт. Его ноздри раздувались, а широкая грудь всё время то надувалась, то опадала до самых костей.  

– Добрый день, мистер Прескотт, – выдавил Уэйн, сдержавшись, чтобы не отдать честь начальнику. – Вам помочь что-нибудь выбрать или вы пришли как директор?  

– Что за шуточки? По твоему я зря хожу в костюме? Разве обычные люди, пришедшие тратить, разгуливают в костюмах? А?  

А чёрт их знает, подумал Уэйн, но вслух сказал:  

– Нет, мистер Прескотт. Надо было мне и правда быть повнимательнее. Действительно, кто же ходит в костюмах за покупками.  

– Я к тебе не по поводу костюмов, Додсон.  

Прескотт наклонился чуть ближе и прошептал:  

– Я тут вчера подсчитал, посмотрел, перепроверил и знаешь, о чём подумал?  

– М-м-м?  

– Я подумал, что у нас наверняка завёлся в магазине полтергейст. Потому что иначе я не могу объяснить, куда подевалась часть товара. Незначительная часть, но перед начальством я отвечаю головой за пропажу каждой тряпки из магазина.  

Уэйн незаметно проглотил комок в горле и лишь кивнул.  

– Ну, я сразу же пересмотрел все камеры наблюдения, – продолжал Прескотт, обдавая его изо рта свежим дыханием. – И знаешь, не заметил никакой паранормальной активности. Ты вчера был одним из последних, кто уходил со смены. Вот я и решил, что, может, ты заметил что-нибудь подозрительное? Какое-нибудь существо? Эктоплазму? Духа, порыв холодного воздуха, м-м? Припоминаешь что-нибудь из ряда вон? А, Додсон?  

– Нет, сэр, я ничего не видел, – ответил Уэйн. Он надеялся, что его голос звучит достаточно убедительно. – Прошу прощения, сэр, но у меня сейчас обед. Можем ли мы обсудить проблему призраков магазина одежды через тридцать минут?  

– Конечно, Додсон.  

Прескотт поджал губы, но всё-таки отдалился от него.  

– Ступай, Додсон, – сказал он ему напоследок. – К разговору о призраках мы вернёмся завтра, хорошо? А сегодня ты внимательно за всем наблюдай. Не дай бог эти невидимые твари украдут что-нибудь ещё, правда? Ты ведь хорош в своих обязанностях?  

Уэйн кивнул, но, выйдя из магазина, сказал себе под нос:  

– Хорош я только в своих вредных привычках.  

Засунув руки в карманы кофты, он упёрся взглядом в блестящий пол и поплелся в сторону атриума, думая о родителях, Синди и, конечно же, призраках. Иногда он поднимал голову, но лишь для того, чтобы посмотреть на сияющие витрины с выложенной максимально привлекательно продукцией. Со всех сторон либо манекены, завёрнутые в одежду, которая никогда ни на ком не будет смотреться так же элегантно, либо шныряющие из бутика в бутик люди с колясками, огромными пакетами, пухлыми кошельками и расширенными, словно из-за наркоты, зрачками. Идя мимо них, Уэйн никак не мог отделаться от мысли, что они все ходят с телефонами в руках не просто так. Скорее всего, они его снимают, чтобы потом выложить куда-нибудь. Глупая мысль, но какая же жуткая и правдивая. Впусти себе её в голову однажды и уже не сможешь смотреть на людей с телефонами, направленными на тебя, иначе.  

Ох, точно, телефон. Он ведь хотел позвонить Синди. Может, хотя бы по телефону им удастся найти общий язык, утерянный непонятно когда и почему.  

Стоило ему зайти в атриум, как со всех сторон его тут же окружили парни примерно его возраста, завёрнутые в черные тряпки и больше похожие на беспризорников.  

– Та-а-а-к, что это у нас тут? – чуть ли не прокричал один из них, подойдя к Уэйну вплотную и заставляя остановиться. Из всей компании он оказался самым высоким и больше всех смахивающим лицом на обезьяну – выступающая вперёд нижняя челюсть, толстые губы и тупые глаза. – Что носишь?  

– Чего? – переспросил Уэйн.  

– Это я спрашиваю – чего, – вожак ткнул его обмотанным лейкопластырям пальцем в грудь. – Что на тебе одето, придурок?  

– Какое тебе вообще дело, что на мне?  

– Не неси херню, издалека видно, что ты вырядился как бомж. Нет денег на нормальную одежду, а? Сколько стоит вот эта хрень, ну?  

Он схватил Уэйна за кофту, но тот инстинктивно отпихнул его руку, чувствуя, как внутри него что-то вновь вскипает.  

– Чё совсем оборзел? – закричала ему в лицо обезьяна. – Сколько стоит, я спрашиваю? А ну снимай с себя это!  

Уэйн лишь прикусил зубами внутреннюю сторону щёк и хрустнул костяшками пальцев, сгибая их в кулак.  

– Я сказал снимай, придурок, иначе мы сейчас сами с тебя всё это дерьмо снимем!  

Никто не знал, насколько быстро всё произошло дальше. Сначала побелевший от злости кулак Уэйна прилетел прямо по носу обезьяны. Та сразу проглотила последние слова и взвыла, прикрывая рукой размазанный в кровь носище. Его вой стал сигналом для всех остальных членов шайки, которые тут же набросились на Уэйна. Он успел врезать нескольким из них, но всё-таки впятером они смогли повалить его на спину. Чья-то нога тут же больно ударила его по животу, из-за чего Уэйн изогнулся, как креветка, и поспешил закрыть руками голову, прежде чем на него обрушился град ударов и пинков. Они били его ногами, рыча, будто животные, и стараясь попасть в незащищённые места, чтобы причинить как можно больше боли и, желательно, что-нибудь сломать или разбить. Уэйну оставалось лишь лежать и не двигаться, прикрыв глаза и ожидая, когда они наконец полностью накормят свою жестокость или хотя бы устанут. Но удары сыпались на его обмякшее тело без остановки, пока наконец на помощь не пришла охрана торгового центра. Она разогнала дубинками и угрозами всех, кто напал на него, но никого не задержала. В принципе, это Уэйна уже не сильно волновало. Когда один из охранников помогал ему подняться, попутно крича ему что-то на ухо, он думал совершенно о другом.  

– Сэр, вам нужна помощь? – надрывался охранник, придерживая шатающегося Уэйна руками. – Может, вам вызвать скорую?  

Уэйн лишь мотал головой и сыпал благодарности, стараясь как можно быстрее уйти оттуда. Он не хотел подписывать никакие протоколы. Не хотел участвовать в дознании. Ему был нужен только покой от всего этого дерьма. Лучшим вариантом было бы свалить с этой планеты или из этого мира, где тебя могут убить просто потому, что ты носишь на себе какие-то не такие тряпки.  

В конце концов охранник отстал от него, проводив настороженным взглядом на тот случай, если Уэйн упадёт. Но он не упал, а дошёл обратно до магазина, проковылял на склад, где нашёл тихое местечко. Там он и просидел с закрытыми глазами до конца обеденного перерыва, приводя мысли в порядок. Перед возвращением на смену он глянул на себя в зеркало и, не заметив каких-либо серьезных повреждений, кроме кучи синяков и кровоподтёков по всему телу, снова отправился в зал продавать людям их драгоценные вещи. Остаток дня он проработал как робот, большую часть времени стоя в тени и не приближаясь к покупателям. Они все теперь казались ему дикарями, готовыми в любой момент наброситься на него с воплями, решив, что он одет неподобающе для продавца и нормального человека. Но уж лучше он будет их жертвой, чем станет одним из них.  

Точно также на автомате он вновь вынес из магазина несколько тряпок, на которых весели самые внушительные ценники, после чего распродал их в этом же торговом центре по заниженной цене. Многие продавцы смотрели на него как-то странно, не доверяя помятому и угрюмому юноше с дорогими вещами на руках, поэтому в итоге приходилось уменьшать цену ещё сильнее. Но чистая выручка всё равно после избавления от краденого составила почти тридцать пять долларов, что не могло не радовать.  

По дороге домой Уэйн набрал номер Синди и решил названивать ей до тех пор, пока она не согласится поговорить с ним. Когда раздались первые гудки, он затаил дыхание и стал ждать, умоляя её взять трубку.  

Он слушал десятки мерзких гудков, затем сбрасывал на автоответчике, после чего всё начиналось заново. Гудки, автоответчик, повторный набор. Это продолжалась всю дорогу. Все двадцать минут. И никакого ответа.  

Лишь подходя к дому, Уэйн услышал в трубке щелчок, а сразу после – запыхавшуюся Синди.  

– Алё, Уэйн, что ты хотел?  

– Поговорить, – раздражённо ответил Уэйн. – Почему ты не брала трубку?  

– Я была в душе. Или я должна мыться с телефоном в руке на тот случай, если ты неожиданно решишь позвонить?  

– Не лги, ты просто не хотела брать трубку, видя, что звоню я!  

Он сказал это слишком резко, но уже было наплевать.  

– Да клянусь тебе, я даже не слышала звонка...  

Не став дослушивать её, Уэйн сбросил звонок и зашёл домой, чувствуя себя полностью истощенным и окончательно задерганным. В гостиной его ждала знакомая сцена – три сверкающих в темноте экрана телевизоров, перед которыми сидели его родители, опьянённые тем количеством рекламы и развлекательных шоу, которые им успели скормить за весь день.  

Услышав, как он вошёл, Мэри Додсон тут же повернулась в своём кресле и проскрипела так, как будто ей было семьдесят, а не сорок с лишним лет:  

– Уэйн, сынок, знал бы ты, как мы с отцом счастливы.  

– Ещё бы...  

– Мы впервые за столько лет не спорили из-за того, что смотреть. Даже не дрались за пульт.  

– Безумно рад за вас, – безучастно сказал Уэйн, стараясь раздеться как можно быстрее, чтобы уйти к себе в комнату и не выслушивать весь этот бред.  

– Правда, нам всё равно пришлось пропустить несколько интересных передач днём и вечером, – продолжала бубнить его мать. – Там такие интересные шоу про жизнь таких же семей, как наша, представляешь? Приятно иногда поглядеть, как живут другие люди в стране. Но сегодняшний выпуск нам пришлось пропустить и посмотреть вместо него свежую подборку лучших музыкальных хитов. Там показывали забавный клип, в котором страшненькие ребята плыли на лодке из леденца в форме дракона по карамельной стране и пели что-то про шляпу и фокусы... И мы в этот момент подумали с отцом, что нам нужно ещё несколько телевизоров. Лишним они ведь не будут, правильно я говорю, Уэйн?  

Но Уэйна уже не было в гостиной. Как только Мэри заговорила о покупке ещё нескольких телевизоров, он убежал в собственную комнату и запер дверь, лишь бы не слышать их болтовни.  

Всё равно он у неё очень хороший мальчик.  

***  

Мэри Додсон очень обрадовалась, когда позвонили из магазина и сообщили, что их новые телевизоры приедут уже в полдень. Она тут же сообщила эту новость Патрику, но тот лишь промычал в ответ, тем самым дав понять, что расплатиться кредиткой. Утром, сидя в кресле вместе с досыпающим на диване под пледом мужем, Мэри приглядывала на стене подходящие места для трёх телевизоров, чтобы их было удобно смотреть и легко переключать. Не хотелось помещать их все в один ряд, но и вешать вторым рядом сверху было слишком банальным решением. Над этим ещё нужно будет подумать. Она бы спросила Уэйна, но он необычно рано ускакал на работу, даже не попрощавшись и не предупредив, во сколько вернётся. Что ж, значит, придётся самой всё решать, а потом с помощью Патрика повесить телевизоры на заготовленные места. Зато как удивится Уэйн! Когда он вернётся, телевизоры уже будут как-нибудь необычно висеть. Мэри ещё подумает над тем, чтобы подарить один из них Уэйну в качестве свадебного подарка. Он хороший мальчик, а значит и подарок должен быть дорогим и подходящим новоиспеченной семье. Ах, как я ей не терпится повидаться с его будущей женой! А на их свадьбу она обязательно наденет самое красивое синее платье, но только не такое, чтобы перещеголять невесту, а то получится как-то некрасиво.  

И пока Мэри Додсон мечтала о свадьбе сына и своём подарке, Уэйн стремительным шагом преодолевал перекрёстки загруженного города, судорожно поглядывая на часы. Вчера ночью его сознание не выдержало и дало сбой, результатом чего стал самый странный сон в его жизни. Ему приснилось, будто он попал на телешоу, ведущим которого был Лари Кинг. В полностью белой студи, освещаемой сотнями огромных софитов, сидел он, Синди и родители. Лари Кинг задавал какие-то вопросы, но Уэйн лишь молча пялился в камеры, пока на фоне играла музыка из "Чарли и Шоколадная Фабрика" с Джинном Уайлдером в главной роли. На протяжении всей передачи на столе у Лари стоял включенный телевизор, но не обычный, а больше похожий на импровизированную шарманку с огромной ручкой, уродливо торчащей с боку. Эту ручку Лари всё время крутил, а на экране тем временем один канал сменялся другим. Под конец ведущий начал прыгать как ненормальный по студии и выкрикивать одно и тоже:  

– Великое Вуду! Хо-хо-хо, продемонстрируем нашу ловкость рук!  

Фраза так сильно засела в голове Уэйна, что он зашёл в магазин с ней же в голове, видя перед глазами прыгающего Лари в фиолетовой шляпе и полными конфет карманами.  

– Ну как, Додсон, – откуда ни возьмись раздался голос Прескотта, – заметили ли вы вчера что-нибудь странное?  

Уэйн протер глаза, чтобы наконец выкинуть из головы больную версию ведущего, и уставился на стоящего прямо перед ним директора магазина. Ещё мгновение заняло у него обратная перемотка, чтобы вспомнить события вчерашнего дня.  

– А, вы о призраках, – выдавил Уэйн, облизывая пересохшие губы. – Нет, сэр, ничего такого...  

– Зато мне кое-что удалось отыскать, – при этих словах Прескотт растянул губы в хитрую улыбку. – Пойдёмте-ка ко мне в кабинет, сами увидите.  

– Но здесь есть и другие сотрудники, которые понимают в этом больше меня, – запротестовал Уэйн.  

– Нет-нет-нет, я убеждён, что именно вы-то мне и нужны, – настаивал Прескотт, давая понять запаниковавшему Уэйну, что возражений не примет.  

Вдвоём они зашли в примыкающий к складку офис. Побывав здесь однажды, Уэйн успел лишь отметить, насколько же мало места отводится для туши его босса. Было не удивительно, почему он так не любит сидеть здесь, предпочитая прогуливаться по залу и доставать работников.  

– Вы будете удивлены, Додсон, – сказал Прескотт, разворачивая к Уэйну стоящий на столе ноутбук, – но разгадка исчезающих вещей оказалась куда прозаичнее.  

Следующие несколько секунд Уэйн с тихо бьющимся сердцем и покрытой липким потом спиной смотрел, как на экране его копия запихивает в рюкзак вещи, а потом спокойно выходит с ним через главный вход.  

– Как вы можете прокомментировать этот сорт призраков? – издевательски спросил Прескотт, с наслаждением наблюдая за реакцией Уэйна. – Чертовски материальный дух, не правда ли? Мне кажется, я даже знаю его фамилию. Очень интересно, – протянул он, выключая запись. – Похоже, вызывать надо не охотников, а полицию, да, Додсон?  

Уэйн никак не реагировал, продолжая молча пилить взглядом потухший экран ноутбука. Внутри него что-то неприятно порвалось.  

– Но, делая скидку на ваш юный возраст, – продолжал мистер Прескотт, – мы могли бы сделать всё намного проще. Разобраться с этим злостным привидением без ущерба для репутации магазина, в котором на работу принимают потенциальных воров, и без особого вреда для вашей свободы. И знаете как, Додсон? Правильно, я вас увольняю. Прямо сейчас. Можете быть свободны. Вырученные деньги со своих грязных краж можете оставить при себе, мне они всё равно не нужны, ведь я зарабатываю честно и в разы больше какого-то жалкого воришки. Проваливайте, не портите более мне своим присутствием настроение.  

Прескотт захлопнул крышку ноутбука, заставив Уэйна вздрогнуть и зашевелиться. Шаркающей походкой он вышел из кабинета теперь уже бывшего начальника, кое-как при этом сумев повернуть потными руками железную ручку двери. Но оказавшись в полном людей и тряпок зале, Уэйн ускорил шаг, стараясь смотреть только себе под ноги. Неожиданно до его ушей донеслась второсортная музыка, играющая на полную мощность из колонок. Услышав её, Уэйн побежал, попутно размахивая руками и сбивая людей, несущих горы одежды в примерочные. Он нёсся по магазину и сбивал руками сложенные башенкой кофты и майки, скидывал с вешалок платья и костюмы, оставляя за собой дорожку из дорогих тряпок. Они взлетали от его прикосновений и приземлились на грязный пол за его спиной.  

Он прекратил бежать только когда торговый центр со всеми его лживыми, блестящими витринами и похожими на людей манекенов в шубах остался далеко позади. Только тогда Уэйн упёрся руками в колени и отдышался. Чёрт с ним. Чёрт с ними всеми. Наплевать. Какая разница? Худшее позади. Джейкоб был прав. Надо найти работу получше, подальше от всего этого дерьма. А сейчас...  

Уэйн утёр пот со лба и подумал над тем, что ему делать дальше. Работы нет, а время даже не вечернее. Он не хотел возвращаться домой, потому что был уверен – увидь он сейчас сидящих перед ящиками родителей, его точно стошнит. Нет, домой он возвращаться не хотел, только не сейчас, когда он не так давно сбежал оттуда.  

Думая над этим, он заковылял по набережной, но, ощутив острую боль в боку, остановился и упёрся руками об ограждение. Снизу текли темные, полные трупного мяса воды реки. Поверхность воды обманчиво блестела, но Уэйн знал, что где-то там, на самом дне, спят десятки ни в чём неповинных людей, которые, подобно ему, не выдержали своего существования, решив прервать его добровольно или прервавшие его насильственно. Для него это не имело никакого значения, ведь он находится по другую сторону этого холодного и мокрого мира.  

Достав из кармана скомканные, грязные денежные купюры, Уэйн смерил их сначала равнодушным, а после презрительным взглядом. Заражённые гордыней, жадностью и сифилисом жалкие бумажки. Сам того не замечая, он принялся рвать их, а мелкие кусочки скидывать прямо в воды, пока в его руках не осталось ни одной купюры. Все эти деньги поглотила вода, утопила в своём вонючем брюхе.  

Внезапно что-то щёлкнуло в его голове. Вытерев руки об рукава кофты и на долю секунды поняв, что он забыл в магазине своё пальто, Уэйн развернулся и быстрым шагом направился прямиком на стоянку. Раз уж сегодня день безумных событий, то почему бы не утопиться в разврате? Плевать, что она скажет. Как только дверь откроется, он тут же набросится на неё. И пусть кричит, пусть поливает его матом и бьёт, он всё равно не отпустит её.  

Быстро отыскав нужный трейлер, Уэйн громко и настойчиво постучался, после чего стал ждать, растирая от растущего напряжения вновь вспотевшие руки.  

Наконец раздались шаги, а затем дверь резко открылась. Увиденное настолько сильно поразило Уэйна, что он тут же обмяк и забыл о своих намерениях, вытаращив глаза и приоткрыв рот в безуспешной попытке сказать хоть что-то, но его язык как будто провалился в горло и отказывался теперь повиноваться.  

На пороге стоял не менее удивлённый Джейкоб.  

– Уэйн? – спросил он, всё ещё не веря, что перед ним стоит именно этот человек. – Что... разве ты сегодня не работаешь? Четверг ведь...  

В глазах потемнело, все синяки, оставленные группой подростков в атриуме торгового центра, тут же дали о себе знать, вернув старую добрую боль, разлившуюся по венам. Руки и ноги стали ватными, а голова пошла кругом, из-за чего теперь он видел сразу нескольких Джейкобов. Вот они стоят перед ним, пытаясь то ли что-то сказать, то ли объяснить, а вот уходят обратно в трейлер, который для Уэйна ничем не отличается от размытого белого пятна. По его ощущениям проходит целая вечность, прежде чем из трейлера выскакивает ещё несколько фигур. Много версий Синди. Они все подходят к нему вплотную и начинают что-то говорить, но все их слова звучат для него бессмысленно.  

– УЭЙН!  

Что-то обожгло ему левую щеку. Но зато это помогло сознанию опохмелиться. И вот уже все копии Синди медленно соединяются, пока он наконец не видит только одну, настоящую Синди, стоящую совсем рядом. Обе её теплые руки лежат на его лице.  

– Прости, я должна была сказать тебе сразу, – говорит она.  

Её слова оглушают, бьют молотом по голове. Пробормотав что-то себе под нос, Уэйн отшатнулся от неё, едва не потеряв равновесие. Хоть бы туман не вернулся, он не хотел возвращаться в состояние алкоголика, находящегося три дня в запое.  

– Я надеялась, что ты сам всё поймёшь и со временем забудешь меня, – кричала ему в спину Синди. Её слова вонзались в него больнее реальных ножей. – Я о тебе думала. Не хотела пугать или ещё чего... Я ведь знала, что ты так легко это не оставишь.  

Он не слушал, а лишь учился заново ходить, аккуратно переставляя ноги. В голове пульсировала только одна мысль: скорее сбежать отсюда, пока не поздно.  

– Всё это так далеко зашло, – кричала Синди, – что мне все эти прятки и нелепые игры даже начали нравится. Знал бы ты, как же это возбуждает! Я ненавидела себя, но почему-то получала от этого затянувшегося обмана удовольствие. Наверное, во всём виноват адреналин. Этот страх, когда ты боишься, что вот-вот всё вскроется. В такие моменты становится невыносимо, но зато потом... Ах, Уэйн, знал бы ты, как хорошо становится потом! Как тогда, когда ты пришёл после работы, а мне пришлось загородить проход и сделать всё, лишь бы ты не прошёл внутрь и не увидел лежащего в постели Джейкоба. Это были мои самые странные чувства – из страсти и сразу в первобытный ужас, а потом обратно в успокоительную любовь, когда ты наконец ушёл.  

Ноги начали слушаться его, но вместе с тем начали возвращаться и остальные чувства. Теперь он слышал её слова ещё лучше, отчего становилось только хуже.  

– Или вчера, когда ты звонил мне, – кричала Синди, заливаясь слезами. – Мы как раз занимались сексом, а тут твой звонок. Мы не хотели останавливаться, поэтому просто продолжали, слушая звенящий рядом телефон. Он надрывался вместе с нами до самого конца. Так что можно сказать, что ты был чуть ли не третьим... УЭЙН! Стой, Уэйн!  

Но он уже не слышал её, а бежал так быстро, будто от этого зависела его грёбаная жизнь. Он ничего не видел из-за слёз, которые без остановки лились у него из глаз, заливались в рот и превращали знакомый мир в солёное пятно. И сквозь эту завесу из пульсирующей боли и потока слёз он мчался, почти не касаясь ногами земли, пока наконец не добежал до дома, преодолев расстояние почти в десять миль за десять минут.  

Он ворвался в гостиную всё ещё залитый слезами. Его бок разрывала острая боль, а в груди как будто разгорался костёр для сожжения сразу всех ведьм Салема. Но самой первой в этом жарком пламени умирала под громкие вопли Синди.  

Вбирая в себя кислород и дрожа всем телом, Уэйн стёр слезы. По глазам его тут же резанул яркий свет экранов телевизоров. Подняв голову и прищурившись, Уэйн едва сдержался, чтобы не закричать, поскольку это было уже выше его моральных сил.  

Прямо перед ним, в сумрачной гостиной, сияло шесть экранов телевизоров. Они были выложены в форме перевёрнутого креста, беспрерывно излучающего свет.  

На ватных ногах он кое-как заставил себя подойти поближе. Ему это не мерещилось. Они и правда построили из телевизоров крест.  

– Мам, – промолвил Уэйн, опираясь на спинку кресла. Но Мэри Додсон не слышала его – она была слишком поглощена просмотром шести передач одновременно. Её муж спал рядом на диване, свернувшись под клетчатым пледом и тихонько похрапывая.  

Схватившись за голову, Уэйн в панике упёрся взглядом в мерцающие экраны. Выпуски новостей, реклама, ток-шоу, реклама и снова какое-то шоу. А по центру в костюме стоит мужик и, глядя на него с ухмылкой, болтает громче всех, предлагая участникам забрать деньги.  

Метнув бешеный взгляд в угол комнаты, Уэйн заметил сваленные в кучу биты для крикета, купленные родителями по акции, хотя никто из них даже понятия не имеет, что такое крикет.  

Схватив одну из них, Уэйн встал перед крестом из телевизоров и, прицелившись, занёс биту. Прежде, чем с размаху ударить ей по первому экрану, он понял, что такое крикет.  

Хрясь, и экран лопнул от удара, а сама коробка заискрилась, выплюнув наружу клубы дыма и стекла.  

– Дамы и господа, – надрывался ведущий в одном из телевизоров, – позвольте представить вам финалиста нашей передачи...  

Прикусив до крови губы, Уэйн с размаху разбил ещё два телевизора. Вылетевшие из них осколки порезали ему лицо и руки, но он даже не обратил внимание на стекающую кровь, продолжая наносить яростные удары.  

– Вы даже представить не можете, что он только что выиграл...  

Ещё один телевизор со звоном разлетелся на куски. Удары были настолько сильными, что по стене пошли трещины.  

– Но прежде, чем он заберёт свой приз, я бы хотел узнать, не откажется ли он от супер игры?..  

– ЗАТКНИ-И-ИСЬ!! – взревел Уэйн, обрушив на оставшиеся в живых телевизоры всю свою ярость, злобу и обиду. Заискрившись, все шесть экранов дружно рухнули к его ногам, а по стене стремительно заползли огромные трещины. Уронив биту, Уэйну оставалось лишь слизывать с губ кровь и в оцепенение наблюдать, как стена рушится, разваливается на куски. А когда и она рухнула, заполнив гостиную облаком асбестовой пыли, ему в глаза ударил яркий свет софитов, а до ушей донеслись оглушительные хлопки и восторженные крики.  

Привыкнув к яркому свету, Уэйн застыл на месте, в шоке глядя на небольшую студию, в которую была превращена одна из комнат их дома. Со всех сторон его снимали камеры, а у дальней стены сидели ликующие зрители, машущие ему руками и громко аплодирующие.  

– Какая досада! – раздался непонятно откуда мужской голос. – Кажется, Уэйн Додсон только что сломал четвертую стену!  

Зрители как по команде захохотали, не спуская любопытных глаз со стоящего в груде щебня и разбитых телевизоров Уэйна. Его пустое лицо было белее мела, а по коже в разных местах стекала кровь.  

Внезапно из тени на центр комнаты вышел высокий мужчина в фиолетовом костюме. Одна из камер, снимающая крупным планом лицо Уэйна, тут же отъехала к нему. Заглянув в объектив, мужчина произнёс:  

– Мы вернёмся к семье Додсонов сразу после небольшой паузы!  

Растянув губы в самый сладкий вид улыбки и сверкнув белоснежными зубами, он добавил:  

– И вы будете молиться, чтобы это не была очередная реклама.