Мой гениальный злодей - 3

Макс.  

ТМН чертовски опасная фигня. Не фигня в смысле фигня, а в смысле как ни крутись, а ТМН. ТМН. Ты мне нужен. Ты. Мне. Нужен.  

Ни один мужик не устоит, потому как ТМН рассчитан на чисто мужское начало.  

На Макса три буквы воздействовали как сигнал боевой тревоги. Или как горн зовет, разницы нету. В любом случае, сборы заняли полторы минуты. Из них минута пятнадцать – на осознание этого самого ТМН. В смысле не букв – каждую из них дети после пяти лет вроде как бы запоминают. И не в смысле сочетания букв, зато в смысле сочетания их с Леликом.  

Макс свалил через полторы минуты. Почти. Более точно – через минуту и тридцать сколько-то секунд. Сколько-то секунд ушло на отключение автобуса, ставшее местом передвижения и проживания, от местного электричества. Про телевизионный кабель никто, то есть Макс, не вспомнил. И потом тоже не вспомнил, не заметил, не узнал. Потому что ТМН.  

Что скрывалось за этими буквами, призыв к помощи или признание, значение не имело. Значение имело только одно – ТМН.  

Макс был последним романтиком из трех миллиардов наипоследнейших романтиков мира, готовых за эти три буквы на всё. В разумных пределах своей вселенной конечно. Только пределы у каждого конкретного наипоследнейшего романтика были разные. У Макса в этом отношении было чуть сложнее, можно сказать хреновато: предела он пока не достиг и потому о точных его границах не ведал. Поэтому он воспринял ТМН как указание к немедленному действию.  

ТМН. Ты мне нужен. Ты. Мне. Нужен.  

Нужен. Зачем, для каких надобностей – от потрендеть за кофе до галопирования в койке, от перестановки мебели в доме до безнадежного шепота SOS в пустоту, – значения не имело. Нужен и все тут. Нужен, нужен, нужен.  

Макса замкнуло на три буквы, он спешил и чуть по этой глупости не отдал концы на крутом мокром от дождя склоне в горах Вирджинии.  

Домик у моря Макса прельщал только в сочетании с компонентами под именами Леликом и ТМН. Без этих обязательных ингредиентов счастия для него не существовало.  

На самом деле Макс не любил моря, в отличие от Лелика, которая его обожала до такой степени, что презирала бассейны как неподобающий субпродукт человеческой цивилизации. Ну разве что бассейн с шампанским или на крайняк с натуральной минералкой.  

Макс не любил моря. Он был человеком воздушным и домик у моря или статический с поправкой на сезон вид на парк с с высоты птичьего полета его не прельщали. Он любил простор, ветер и движение, вполне возможно доставшиеся ему от предков, а может быть даже от самого Чингизхана. Поэтому он выбрал современную смесь лошади и юрты – серьезных размеров автобус со всеми встроенными системами жизнеобеспечения от душа до мини-кухни. И мотался он в своей мото-юрте в основном по прериям, степям и пустыням юго-западных штатов, все более удаляясь от суеты и небоскребов больших городов. Тем не менее, он не терял нить с внешним миром благодаря новейшей спутниковой антенне на крыше.  

Чем дальше Макс удалялся от городов, тем чаще они появлялись в его снах, в тех самых, где они с Леликом гуляли рука об руку и трендели ни о чем и обо всем. Макс скучал по Нью-Йорку и Лелику.  

Иногда он спал на крыше своего дома и тогда ветер приносил за тысячи километров запах ее волос, а ночные звуки прерий смешивались со сказками Шахерезады.  

Бесконечность безделья прервалась когда телефон тихонько пискнул, сообщая о прибывшем сообщении и на экране высветились три буквы ТМН.  

Ты мне нужен.  

Лелик  

Они расстались. Разбежались. Закончили отношения. Разорвали.  

Так получилось само с собой.  

Новая "бохатая" жизнь качественно изменила отношения.  

Леля даже придумала для себя красивое определение этого нового состояния.  

В их отношениях наступила осень. Красиво, да? И отражает.  

Стало казаться, что все что они хотели сделать по жизни вместе, они уже сделали.  

Ну и осень наступила.  

Леля конечно иногда скучала по Максику, но как то отстраненно, прохладно, по осеннему.  

Новая жизнь, новые планы и новые люди бурлили вокруг.  

Макс не купил домик у океана, потому что он не любил океан, а любил просторы, перемены мест, дикую природу, скорость.  

Макс вкручивал Леле, что это у него от предков, ведущих род от Чингизхана.  

Поэтому на гонорар от истории с Модильяни Макс купил гигантский дом на колесах.  

Со всеми возможными и даже невозможными удобствами внутри.  

Леля хихикала, а че ж не как далекий предок то? Под кустом?  

Леля тоже отошла от первоначального плана с покупкой квартиры у Централ Парка.  

Купила галерею, нет, конечно не просто галерею современного искусства в хипповом молодежном месте, как все скучающие богатые дамочки.  

Галерею антикварной живописи и скульптуры музейного качества в чопорном и снобистском районе, где жили старые деньги.  

Галерея, которую Леля махом купила на весь гонорар от истории с Модильяни, вдруг стала смыслом жизни.  

Галерея была набита под завязку, конечно много неатрибутированного барахла, конечно много атрибутированного барахла.  

Но была одна вещичка из-за которой собственно галерея и была куплена.  

Женский портрет Россетти, довольно известного пре-рафаэлита.  

Леля впервые увидела так много пре-рафаэлитов в Лондоне в музее Тейт.  

Читала об этих самых пре-рафаэлитах давным-давно в "Саге о Форсайтах" Голсуорси и почему-то полюбила их навек.  

Портрет был хорош.  

Портрет Россетти стал собственно жизнью и даже немного зависимостью.  

Леля читала о Россетти и его моделях, Леля рыла бесконечные просторы интернета, используя свои навыки прежнего компьютерного и аналитического опыта.  

Это волновало и заводило, и засасывало, и заставляло сердце биться, как перед решающим свиданием.  

Этот Россетти постепенно вылезал отчетливо и объемно из мрака, как рождается будущая скульптура из каменного монолита под рукой мастера.  

Этот Россетти был та еще штучка  

Этот Россетти начинал увлекать.  

Этот Данте Россетти, ага, его первое имя Данте, дразнил и манил как опытный искуситель, адом и раем.  

Этот Россетти мог бы стать Леле идеальным партнером.  

Картина, висевшая в кабинете, была ниточкой соединявшей Лелика с ним.  

Да какой там ниточкой!  

Веревкой, канатом, цепями!  

Леля ни разу не была похожа на модель с портрета.  

Но почему-то было стойкое ощущение, что позировала именно она, Леля.  

Что портрет как то мистически опять изменит ее жизнь, и...  

Леля залипла. Она сидела часами перед портретом, это было просто наваждение, это был гипноз и одновременно обостренное и сознательное путешествие мыслей и чувств.  

Модель была, конечно, красива, как и все модели пре-рафаэлитов, но красота ее была другой.  

Там была буря страстей, порочность и невинность, страшная тайна и даже... Леле казалось там было страшное преступление.  

О том, чтобы продать когда-нибудь эту картину, речи не шло.  

Тут всякого другого навалом для продажи, решила Леля.  

Лелик  

Став владелицей престижной и известной только определенной публике галереи, Леля первым делом решила навести порядок в каталоге.  

Обновить атрибутированные еще пятьдесят лет назад некоторые нереализованные вещи, когда галерея только открылась.  

Она отобрала пять подписанных работ довольно известных живописцев конца 19 века и отвезла их на Сотбис.  

Знакомое место их с Максом общей работы до "истории" с Модильяни разволновало воспоминаниями.  

Боже, как это приятно, когда кто то влюблен в тебя, а ты.... тоже заинтересована.  

Милый, милый Максик, подумала Леля, слегка вздохнула и поцокала каблуками в знакомый отдел атрибуции произведений искусства.  

Все документы были заполнены, счета за работу оплачены, уверения в том, что работа будет выполнена быстро, получены.  

Особенно Леля налегала на подробную и ускоренную экспертизу портрета Россетти.  

Надолго расставаться с портретом не хотелось.  

Леля еще раз вздохнула и пошла пить кофе.  

И вдруг за столиком увидела знакомую морду из прежней жизни, красавчик с картинно седой моложаво – густой шевелюрой, был как раз из отдела атрибуции.  

Леля защебетала.  

Какое совпадение, только что оставила у вас пяток картинок. Постарайся как для себя дружище.  

Красавчик сделал стойку.  

Леля знала, что выглядит сейчас гораздо лучше, чем в те зачморенные времена, когда сидела тут с девяти до пяти за компьютером в будке.  

Деньги это лучшие друзья женщин которым за....Ну, за 40 что ли?  

Для красавчика нормальный возраст, если спросит.  

Леля облизала губы и включила Веру Федоровну Комиссаржевскую, великую русскую театральную актрису, почему то служившую Леле мерилом и вершиной лицедейского мастерства  

Через час красавчик был очарован, через два за ужином в модном ресторане признавался в любви, а в конце вечера настаивал на продолжении банкета в домашней обстановке.  

Леля веселилась вовсю.  

Но домашнюю обстановку отложила.  

Договорились увидеться, когда красавчик закончит с Лелиным заказом.  

Леля не любила красавчиков, на фига ей конкуренция,, но этот был какой-то нереальный, хотелось смотреть на него долго, как на картину Россетти.  

А вступать в более близкий контакт не хотелось, слишком уж красив, гад!  

Леля решила не торопиться и подумать об этом потом, а пока пригласила разочарованного красавчика на гранд-опенинг галереи и сдриснула.  

Леля была уверена, что увидит красавчика в следующий раз уже на открытии галереи, но как это говорится? Когда мы строим планы, там наверху смеются? Или человек располагает...?  

Уже утром он стоял около галереи с букетом цветов.  

И уже вечером красавчик настоял на приглашении в свою мастерскую-квартиру-лофт, посмотреть работы – оказалось что на самом деле он художник, а служба в Сотбис художественным экспертом – это типа подработки, как в старом анекдоте: и еще немножко шью дома,  

Они сидели за столом, пили и болтали. А Леля в сто двадцать первый раз взглянула на телефон.  

Леля каждый день религиозно ставила на зарядку этот телефон.  

Этот телефон с левой симкой был выдан Максом как одноразовый, специально для аферы с Модильяни.  

Только для той успешной истории, сделавшей их вполне богатыми и осуществившей их мечты.  

Максик купил дворец на колесах, а Леля галерею.  

И еще осталось до фига.  

Телефончик можно и нужно было выбросить давным-давно, но Леля заряжала его каждую ночь и каждое утро, ни разу не забыв, засовывала в рюкзак.  

Конечно, она не была такой продвинутой в информационных технологиях как Макс, но то, что телефон был маячком, по которому Макс сможет определить где она, уж это Леля знала точно.  

Где вы теперь, кто вам целует пальцы, как пел обожаемый ею Вертинский.  

Вот и в тот вечер, когда она отправилась в лофт по приглашению красавчика и конечно понимала, ну не дура ж, что там должно произойти, телефон был с собой и лежал на столе.  

Леля бросала призывные взгляды на телефон, работает ли, и косилась осторожненько в сторону спальни.  

Она не сомневалась, что Макс уже близко.  

Ведь он знал ее как облупленную. Он знал что Леля не может одна, совсем не может.  

Одиночество это хорошая вещь, но нужен кто-нибудь, кому можно было сказать, что одиночество это хорошая вещь.  

Эта цитатка из Саган, или может из Моруа, Леля не была уверена, прилепилась навсегда.  

Леле нужна была пара, партнер.  

Всегда. Вот и занятия фламенко не покатили, а вот бразильское танго сразу стало получаться, особенно если партнер хорошо вел.  

И Макс знал ведь это, гад, знал и все равно укатил черти куда!  

Знал, что слабая и зависимая, хочет чтоб все любили и обожали.  

Знал, что она самая честная и преданная изменщица, самая непорочная прелюбодейка, самая невинная и искренняя обманщица.  

И все равно укатил, гад!  

Леля ждала. Вот сейчас он ворвется сюда, схватит ее за шкирятник как нагадившего котенка и вышвырнет из этого лофта, из этой истории и из этого оцепенения и ослепления красавчиком.  

Леля уже видела, ничего хорошего для нее из этого не выйдет, красавчик был красавчик только снаружи. Внутри был холод, айсберг в океане.  

Леля ждала. Вот сейчас Максик ворвется, и она ему покажет, зачем уехал гад!? Вот тебе за это!  

И вообще я здесь в первый раз.  

А один раз не педерас, да?  

И Максик расколется в добродушный и такой родной смех, что будет понятно, он не сердится.  

Но Максик не приехал.  

Леля набросила свой шарф на телефончик, чтоб не подглядывал и перестала ждать.  

Они сидели за столом, пили и болтали, потом перешли в мастерскую, он поставил перед ней пару своих вещей.  

Леля всю жизнь испытывала страсть к людям, которые делают что-то здорово, талантливо.  

Через минуту во все стороны полетела одежда, срываемые на ходу детали туалета пометили недолгий путь от мастерской до спальни, как Мальчик-с-Пальчик метил белыми камушками дорожку в лесу, чтобы не заблудиться.  

Лелик  

Ей хотелось чтобы в ее галерее все было на высшем уровне, поэтому гранд-опенинг был устроен с размахом.  

Начиная от приглашений сделанных известным книжным графиком, до французского шампанского рекой.  

Публика тоже была первостатейная, весь нью-йоркский бомонд, который Леля смогла добыть с большим трудом.  

На этой почве Леля явно переборщила с шампанским и потащила красавчика, похожего на Россетти, к себе в кабинет, где висел портрет.  

Сходство была только визуальным, да и красавчик после ночи любви повёл себя преувеличенно холодно и остранённо, никакой страсти в глазах или интимной нежности.  

Леля обиженная и изо всех сил старающаяся спрятать свою обиду, неестественно весёлым голосом согласилась сходить завтра утром на кофе.  

Но завтра утром уже случилась другая жизнь.  

Леля открыла в свой кабинет ключом как всегда и как всегда бросила первый взгляд на Россетти.  

Портрета не было.  

Рот самопроизвольно отрылся, горло сдавило и звук всхлипа почему то был похож на лай маленькой противной собачки.  

Леля позвонила в полицию.  

Картина была украдена красавчиком.  

Леля в этом не сомневалась, только его она зачем то потащила в кабинет, только он мог сделать слепки с ее ключей от кабинета и запомнить, как она, пьяненькая, только с третьей попытки сняла сигнализацию.  

Гад! Вот же гад!  

Страховка быстренько провела расследование, никаких следов взлома, сигнализация снята, какое извините ограбление? Какая, извините, выплата?  

Лелю практически обвинили в мошенничестве и завели на нее дело.  

Это была катастрофа.  

Надо было действовать решительно и мгновенно.  

Леля прыгнула в такси и рванула в лофт красавчика, что б он сдох, гаденыш!  

Дверь была приоткрыта. Умный Лелик, вернее наученный горьким опытом Лелик, вызвала полицию.  

Потому что красавчик лежал в луже крови с дыркой в башке. Нет, ну просто дежавю какое то, с единственным отличием, что на этот раз курицу Лелю не обвинили хотя бы в мокрухе, гребаная удача влипать в истории.  

Леля заплакала тихими слезами, не по красавчику конечно, ясно ж он, гад, картину умыкнул, по потерянной единственной ниточке, которая могла привести к Россетти.  

Леля достала телефон и заливая экран тихими слезами набрала ТМН.  

Всего три буквы.  

ТМН.  

На их языке из прежней жизни это означало: ты мне нужен.  

Еще у них было другое слово: ЯТЛ – я тебя люблю, но это слово было зарезервировано за Максом.  

Леля с большой осторожностью относилась к этим сакральным словам, они ей казались уже такими стертыми, как монетки после долгих лет хождения по рукам.  

ТМН было гораздо более мощным сигналом.  

Леля послала Максу сигнал и села ждать.  

Макс появился почти моментально после ТМНа, или ей показалось? Он появился как бог, ну или как полубог, внезапно, в нужный момент и без лишних эффектных жестов, помочь, спасти и сохранить. Вместо предполагаемых атрибутов спасителя на нем был шарф, хотя на улице стояла несусветная жара.  

Шарф был ее, Лелин, она узнала шарф немедленно, и вспомнила, тоже немедленно, где могла его потерять. Проклятый лофт проклятого красавчика – вот где.  

Леля ничего не поняла, решила подумать об этом потом, а пока быстро всматриваясь в лицо Макса, выражала радость и удивление слишком бурно, потому что шарф был серьезным ходом и ответ на такой ход тоже предполагался серьезным. Макс тоже очень внимательно наблюдал за реакцией на чертов шарф, Леля мгновенно вспомнила Плейшнера из Штирлица и загрустила.  

Макс понял что момент разоблачений упущен, грустная Леля обезоруживала и пугала его.  

Максик-Максик-Максик, помоги, ты же гениальный злодей, хоть и бывший. И еще.... прости.  

Макс напрягся. Простить за что?  

Леля прикусила язык. Фигурально и буквально.  

Ну как за что? Леля быстро группировалась, и на голубом глазу, натурально так и убедительно.  

За то, что втягиваю тебя в эту хрень, за то, что ты бросил свою чингизханскую вольную жизнь и примчался по первому ТМНу.  

Кажется прокатило? Лихорадочно думала Леля, вглядываясь в его лицо.  

Лицо было... нечитаемым.  

Макс просто молча развернулся и пошел в кабинет, осматривать место преступления. Леля потрусила за ним, заглядывая в глаза.  

Работаем опять вместе?  

На коротком совещании партнеры распределили обязанности.  

Макс сел за компьютер, Леля пошла за кофе.  

Просто кофе, никакого айриша до завершения дела.  

Макс  

Макс не умел думать быстро – на реальной войне его бы прихлопнули в первой же стычке как муху. И он не был шахматистом или игроком в покер – не умел думать за себя и противника на десять ходов вперед. Не был тактиком или стратегом. Его ум был устроен по другому – он проверял модель на гибкость и живучесть: что будет если так то и так то. Просто увидеть заранее возможные варианты развития. То, что он сам называл прокачкой.  

Но это касалось только абстрактных моделей программирования. К моделям из жизни и другим людям его мозг приспособлен не был. В особенности к близким людям. В особенности к Лелику.  

И все же. Впервые в его мозгу Лелик, как и он сам, стали некими абстрактными единицами. Эти две фигуры не могли воссоединиться, пока есть третий, безликий, безымянный, неизвестный – пока, – фактор. Любви на троих не бывает.  

Сколько так прошло времени – час, два часа, шесть – они оба не заметили, но Макс наконец улыбнулся.  

Леля  

Боже мой! Как Леля ошибалась! Она предположила простейшею схему преступления, наказания и предательства.  

Все просто. Красавчик спер картину, чтобы тупо продать, кто-то еще более хитровжаренный спер картину у красавчика и убил, когда предатель-красавчик не вовремя вернулся в свой роскошный лофт.  

Макс, отсидевший за компьютером шесть часов не вставая, озвучил гораздо более сложный, красивый и невероятный замысел преступления.  

Макс смог прочитать удаленные предусмотрительным красавчиком электронные письма.  

Писал красавчик, ни много ни мало, а известному своим влиянием на всю политическую палитру лондонской элиты, пэру, лорду и конечно члену парламента.  

Без фамилий, ладно?  

Но этот чувак у всех на слуху, особенно сейчас в связи с катавасией по поводу Брэксита.  

Красавчик шантажировал пэра. Во время работы с Россетти в Сотбисе, он решил слегка подтянуть провисший холст. Пара гвоздиков вылезло из подрамника и он увидел какой-то текст на внутренней стороне холста.  

Сам Россетти, хулиган и и сердцеед, каллиграфическим почерком несмотря на переполнявшие его гордость и счастье, написал, что дама на портрете родила ему сына! Ура?  

Ну может и ура, но красавица модель была женой пэра Британии.  

И сын этот был нужен пэру как воздух, чтобы передать ему право пожизненно сидеть в парламенте и вершить судьбы королевства.  

До этого многочисленные жены рожали исключительно дочерей, каково?  

Модель Россетти, которая позировала для для украденного у Лели портрета, была его последней женой и последней надеждой на сына, каково?  

Красавчик моментально просек возможности открывшиеся от получения этой информации.  

Нынешний пэр сидит в парламенте незаконно, он бастард и ублюдок.  

Предание огласке коротенького текст – мэсседжа Россетти означало конец пэру и его амбиционному сыночку, который уже не мог дождаться, когда же придет его время засесть в парламенте до конца жизни, а потом сыночку сыночка, и так далее.  

Красавчик попросил миллион. Фунтов.  

За молчание и за уничтожение послания Россетти.  

Пэр согласился, еще бы, да?  

И послал в лофт правильного человечка, после визита которого красавчик остался лежать в луже крови, а Лелин Россетти раптом знык. Ну то есть исчез.  

Леля была ошеломлена. Нет, она была потрясена, шокирована и одновременно восхищена.  

Максик, да это это же готовый убойный сюжет для детектива, бестселлер, к гадалке не ходи!  

Давай напишем и продадим в Голливуд!  

Макс в очередной раз удивился удивительной способности Лелика в такие серьезные жизненные моменты забывать обо всем и становиться глупой курицей.  

Какой Голливуд, мать твою! Ты скоро идешь в суд по обвинению в крупном мошенничестве! Твоего любовника грохнули!  

Да, да! Любовника, и не надо только сейчас включать долбанную Веру Федоровну, сопеть и моргать!  

Конечно любовник!  

Неужели ты, глупая курица, думаешь что я смог восстановить уничтоженные мэйлы твоего красавчика, но не смог почитать твои?  

Леля была убита наповал.  

Ей было стыдно, но еще больше страшно она боялась, что Максик сейчас хлопнет дверью и оставит ее одну с этим кошмаром.  

Макс не оставил.  

Макс  

Осенний поцелуй после жаркого лета – строчка из популярной песни крутилась в голове Макса как испорченная пластинка в граммофоне. Осенний? Макс был очень не уверен в сезоне, наоборот, весна опять буйствовала в крови, а строчка все крутилась и крутилась. Нет, не строчка, чувство из нее, невысказанное в простых словах примадонны загадочное чувство.  

Строчка впрочем крутилась недолго. Макс вылез из меда и готовился к охоте. Внешне это состояние не отличалось от предыдущего – типа не отвлекайте, мысли человека витают в облаках, – зато изменилась реакция на Лелика как тактильного раздражителя. Уж кто-кто, а Лелик знала как того трясло от небрежного, почти нечаянного и даже совсем как бы случайного прикосновения. И в офисе, и в парке, и за кофе. Макс шутил, что его тряска от соприкосновения – это волны от притока крови к определенному месту.  

Сейчас же он более напоминал медную статую, сидящую на скамейке; такие размножились в последнее время как грибы по всему миру. Каждый туристический город считал своей прямой обязанностью посадить такой памятник, а то и парочку, на городскую скамейку. С ними можно было посидеть рядом или залезть на коленки, все равно мысли этих скульптур были далеко. Вот и Макс: он даже не заметил как голубь нагадил ему на голову.  

Но сейчас думал он не о украденной картине. Лелик что-то недоговаривала. Червь сомнения и ревности терзал его. И рубить сплеча нельзя – из разрубленного пополам червя получается два, известная истина. Надо избавляться от него раз и навсегда.  

Максу конечно было интересно, кто был, а может и сейчас есть у Лелика. Коротышка, высокий, толстый, подтянутый, умный, не очень, красивый, урод – не имело значение. Если Лелик выбрала кого-то, значит было за что, и выбор ее надо уважать. Не то что бы там надо надо, а что просто уважаешь. Иначе не уважаешь.  

Когда-то она выбрала тебя. Но ведь и ты выбрал ее. Ведь мог пройти мимо со скучающим видом или с тупой американской вежливой улыбкой. Мог, но все случилось. Проскочила искра и до сих пор искрит. А сравнивать у кого искра длиннее – глупо. Так думал Макс и выкинул химеру сомнения напрочь.  

И было еще одно, подспудное и верное. Да, Лелик эффектная женщина. Но Макс любил ее не за это. Нет, за это тоже, конечно. Макс влюбился в чистоту, честность и доверие.  

Так что немного подзадержавшись на старте, Макс отбросил сомнения вместе с червем. Хватит эгоистично миндальничать, дело ждет. Кто-то наверху согласился с ним, потому что дальше шло как по маслу. Ровно до шести вечера – далее тот кто наверху, завершит свой рабочий день.  

Макс  

Лелик привела Макса в галерею. В свою галерею. В свою собственную галерею. Лелик гордилась ею, она излучала тепло, нет обе, и Лелик, и галерея, излучали тепло. Макс аж крякнул от удовольствия, ощутив это вселенское тепло.  

Лелик начала щебетать, он молчал и смотрел на нее нон-стоп, а она щебетала, заливалась трелью. Ну, наверное, потому что он молчал и смотрел на нее нон-стоп. И при первой же возможности клевал ей носом в волосы и входил в экстаз от запаха ее волос. Какой именно запах, он бы описать не мог, только сам экстаз. Экстаз от запаха ее волос. Даже в Ыхью, где все разрешено, где дети становятся большими, где пресловутый запах волос смешивается с другими запахами – любви, травы, вина и танго, – на самом пике оргазма, сорри, экстаза, он растворялся в ней, теряя последние мозги. Ыхью – это последний полустанок залитый поверх крыши остатками мозгов. И запахом ее волос.  

Экстаз – это ведь почти оргазм, да?  

Леля продолжала щебетать, представляя Максу портреты в рамах, картины на стене и скульптуры на постаментах – или наоборот, Макса – неизвестным ему пока новых родственников Лелика, такой восторг они в ней вызывали, ну в общем Макс тихонько подтолкнул Лелика в сторону кабинета и тем перенаправил водопад щенячьей радости в ту же сторону.  

Лелик, радостный и взвинченный одновременно, сразу же начала показывать Максу запись с видеокамер, запечатлевшую момент воровства. И только к утру следующего дня, просматривая записи с камер за неделю, Макс найдет еще три интересных фрагмента. Но все по порядку.  

В том фрагменте, который Лелик отослала в страховую компанию – умница, догадалась застраховать галерею и даже отдельные картины сразу после их аттрибутации, – в этом фрагменте неизвестный в плаще и лыжной маске с прорезями для глаз и рта сноровисто открыл навесной замок на внешней решетке, приподняв на метр проскользнул под нее, также лихо открыл замок на стеклянной двери, отключил сигнализацию, прошмыгнул в кабинет, вернулся из него с картиной и проделал обратный путь от сигнализации до замка на решетке. Все ограбление было произведено меньше чем за две минуты.  

Скучно, серо, обыденно. Конечно страховая компания не поверит в ограбление.  

Макс хмыкнул, усадил Лелика писать мемуары обо всем что происходило с момента покупки галереи и вплоть до дня, вернее ночи ограбления – куда и когда ходила, с кем встречалась, о чем болтали, кто интересовался именно этой картиной, ведь она висела в кабинете, а не в общем зале, так ведь? Сам же Макс покрутился в зале и кабинете, исчез на некоторое время, снова появился, потом они немного потрендели за кофе, закрыв галерею и конечно же поставив на сигнализацию, и так далее. Серо, обыденно, скучно.  

Вечером Лелик привычно – ах, как по хозяйски приятно привычно, – закрыла галерею, опустила и заперла решетку.  

– Поужинаем?  

– Конечно! Ой, я свою таблетку в кабинете забыл.  

– Ну Максик!  

– Я быстро! Подожди пару минут.  

Макс достал из кармана куртки – своей куртки! – ключи, отпер амбарный замок на решетке, проскользнул к стеклянной двери, как ни в чем не бывало отпер ее. Лелик изумилась и поспешила за ним.  

"Спер, спер ключи гад! – подумала Лелик, – Ничего, сейчас сигнализация сработает и полиция нас накроет. Вот и поделом! "  

Ничего подобного! Макс как ни в чем не бывало сняд сигнализацию и направился в кабинет и с самодовольным видом устроился в ее приятно привычном хозяйском кресле. Вид у Лелика был рассвирепевший. Макс поднял руки:  

– Ключи не воровал, честно! Сядь, сейчас все объясню.  

– Грабитель побывал в галерее трижды, возможно четыре раза: дважды днем, когда галерея открыта, чтобы поставить и забрать шпионскую камеру, и один или два раза ночью, чтобы сделать слепки с замков.  

– Слепки с замков?  

– Ага. Люди по старинке думают, что слепки можно снять только с ключей. Прошлый век. С замка тоже можно снять слепок с помощью вот такой электронной штучки.  

Макс присоединил к телефону – своему, черт побери, – тонкий провод.  

– Эта мини камера с подсветкой. Засовываешь в замок и программа по царапинам подбирает соответствующий ключ. Видела на ключах иногда выбивают номер? По этому номеру можно заказать дубликат. А можно по царапинам в замке определить номер и заказать дубликат. Именно это я сделал сегодня.  

– А сигнализация?  

– Те же самые шпионские страсти. Мини камера, только уже в зале. Я закрепил ее в подмышке у статуэтки амура напротив панели с сигнализацией. После ланча, помнишь, ты снимала сигнализацию? Скрытая камера запечатлела твои манипуляции и я просто их повторил.  

Лелик без сил повалилась на стул.  

– Значит...  

– Да, значит любой знающий человек смог прокрутить эту операцию.  

Леля осмысливала ситуацию. Что ж эта такое, осподи! Замки не спасают.  

– Но все же есть один плюс. – Леля молчала. – Грабитель не ты.  

– Ха, вот уж бином ньютона, мы и так знаем, что это не я.  

– Тем не менее. Смотри, соединяем три картинки у панели – ночного грабителя, тебя и меня. Все они сняты с одной камеры. Грабитель примерно моего роста и сантиметров на десять выше тебя.  

– А если на каблуках? – Лелик втянулся в игру.  

– Нет, по коленям видно, что грабитель был на низком каблуке. И видно, что он в кроссовках. Видишь?  

– Ага.  

– Но не это главное. Давай посмотрим еще раз запись с грабителем. Вот здесь он открывает замок от стеклянной двери. Кладет ключи в карман плаща. Возится с сигнализацией. Вот он выходит из кабинета с картиной, опять сигнализация, опять ключи. Ты ничего не замечаешь?  

– Нет.  

– Грабитель – левша! Теперь вспоминай. Скорей всего мужчина. Не только из-за роста. Судя по пуговицам, у него мужской плащ. Примерно моего роста, левша. Кроме того, он наведывался в галерею два раза днем, скорее всего в день открытия галереи и на следующий день.  

– Тут было столько народу, не протолкаешься.  

Однако Лелик прикусил губу. Она знала этого человека, точно.  

– Был один человек...  

– Кто? И почему был?  

– Его убили...  

– Фамилия, имя, отчество – начал допрос Макс. – Дата и место рождения? Так и запишем: прочерк. Место работы? Что? Сотбис? Красавчик из Сотбиса? Тот самый наизвестнейший в компании бабник и мерзавец?  

– Он, красавчик, – пискнула Лелик, опасаясь смертного боя.  

Боя не последовало. Лелик, умнейшая из красивейших, красивейшая из умнейших, залипла на красавчика? Глупейшая из самых глупых куриц, вот ты кто, Лелик. Как ты посмела, женщина?  

– Он был левшой?  

Ох, совсем другой вопрос должен был задать, совсем. Он был хорошим любовником? Вопрос этот ворочался тяжелым камнем в груди.  

– Ой, не помню!  

– Как он ел, в какой руке держал стакан, бокал, вспомни, плиз.  

Давай вспоминай, курица! Какой рукой он гладил твою поджарую треугольную задницу? Какой рукой писал тебе свои поганые лживые письма?  

– Адрес?  

– Не помню.  

Вот и проговорился Лелик. Значит была у него дома. Иначе сказала бы "Не знаю".  

– Адрес электронной почты какой?  

Связывались же как то. Или он экспертизу проводил, не вылезая из койки? В койке он другую экспертизу проводил, так ведь?  

Ричард Червивое Сердце, вот ты кто, Макс. Черный червь ревности вырвался из сердца и жрет твой мозг. Жрет, жрет, жрет. Не кушает, не ест, а ненасытно жрет.  

По счастию, Ричард Червивое Сердце ничего не знал о чувствительности Макса к тактильным ощущениям. Кровь, натренированная сотнями предыдущих прикосновений, послушно отхлынула от мозгов и червь благополучно задохнулся.  

На это ушло пару часов.  

После того, как Макс выдохся и кровь вернулась в места обетованные, Лелик без всякого зазрения совести победоносно сбежала.  

Макс  

Помнишь Шестопала, Шестопалова, Шестилапова, Шестирукого, Шестиногого "Счастье – это когда тебя понимают" из "Доживем до понедельника"? Туфта полная. Счастье – это когда тебя понимает человек, чье понимание важно для тебя. Интерференция, если по научному. То есть когда волны накладываются и усиливаются от взаимного наложения. Слова ТМН и ЯЛТ – серьезные и сакраментальные, но только слова. И все ж. Хочешь любить – люби. Хочешь быть любимой – будь. Главное – лети. Счастье – это когда летишь от сакраментальных слов.  

Так шептал Макс вызубренный накануне текст. И все ж сомнения одолевали его. Как должно быть правильно в последней фразе – "летишь" или "летаешь"? – в панике думал Макс, когда они с Леликом надолго замерли после примирения в Централ-парке, как то ли два, то ли все же одно изваяние, упершись лбами, ну типа двух баранов на бревне.  

Твою мать! Я ж говорил, писал, произносил эти слова не как сакраментальные, а как реальные, собою выстраданные. Ну что за привычка все опошлить? И вообще, интересно, о чем думает Лелик в этот момент? Два барана или все таки один?  

И тут же рассмеялся. Почти про себя. Ему представилась картина, как баран спихивает с пьедестала богиню.  

Только бы не рассмеяться. И тут же кто-то сверху услужливо подсказал: баран спихивает с пьедестала богиню "рогами под зад". Только бы не рассмеяться. Чтобы этого не случилось, Макс сильно сжал Лелину попу, от чего разволновался и даже, как бы сказать, взбодрился что ли.  

– Охренел? Больно же!  

Макс  

По горячим следам, полубог Макс обратился за помощью к целому сонму других полубогов, а именно, к виртуально знакомой хакерской группе, которая взялась, за вознаграждение, конечно, взломать почту красавчика, а сам Макс завалился спать на крыше автобуса.  

"Максик, зачем ты уехал? ". И тогда в полудреме-полусне из сказок Шахерезады ночного города выкристаллизировалась абсолютная истина: за поступки и проступки женщины отвечает мужчина. Мужчина, а не какой-то там бабник.  

Осподи, как же я тебя люблю! Да не тебя, осподи, Лелика.  

Замутненные сном глаза слиплись, рука нежно обняла треугольное основание спутниковой антенны. Кровь отлила. Червь, или его вторая половинка, окончательно сдох.  

Через шесть часов все распечатки, а их было немало и каждая обошлась в штуку баксов, лежали на столе Макса.  

Макс почесал репу – настолько необычным оказался результат соединения одного с другим, а другого с третьим, – и отправил сообщение Лелику. Заодно укрепив в ее глазах мнение о себе, прежнем компьютерном полубоге. Страдал полночи, работал, и вот те результат – решение если не всех, но некоторых вопросов. Все пути ведут в Лондон, в палату лордов. Из двух сотен наследных пэров страны один оказался не совсем пэр. Не совсем на своем месте. Вернее, совсем не на своем месте. Совсем не пэром. Потому что Данте Россетти подсуетился в чужой спальне, нет, в своей спальне с чужой женой, и сделал незаконнорожденного пэра. Бабник Россетти, хоть и красавчик, и даже Данте.  

Лелик  

Значит, красавчик.  

Голос Макса был безжизненным и тихим.  

Ничего не выражающим.  

Но от этого голоса веяло мраком, опасностью, твердостью принятого решения.  

Леля посмотрела ему в глаза.  

Того плюшевого медведика добродушного Максика не было и в помине.  

Желтый глаз голодного волка не мигая смотрел на нее.  

Сейчас убьет. Синдром Отелло. Леля сильно зажмурилась и слезы пролились майским ливнем.  

Не открывая глаз, в полной тишине она вдруг услышала как теплая большая капля шлепнулась ей на колено.  

Леля приоткрыла один глаз и поняла, эта капля... он тоже плакал.  

Это мои слезы или твои? Это я плачу или ты?  

Леля знала теперь. Макс простил. Окончательно и бесповоротно. Навсегда.  

Как простили Фриду в любимом им обоими "Мастере и Маргарите".  

Мгновенно обретшая дар речи Леля закудахтала.  

Мы были на брейке. Мы разбежались. В наших отношениях наступила осень.  

Зачем ты уехал, Макс!  

И без перерыва, чтобы закрепить успех, уже совсем другим голосом, специальным голосом, более низким голосом.  

А не угостите ли даму шампанским, офицер?  

Макс быстро повернулся и молча пошел на кухню.  

Но по его напряженной спине и вздувшимся жилам на шее, Леля все поняла. И прохихикала ему в спину.  

Кажется сейчас случится лучший секс 21 века?  

Максик повернул, давящееся сдерживаемым смехом, хохочущее лицо.  

Осподи, ну что за самодовольная похотливая гусыня!  

Так Леля в момент была повышена из глупой курицы в самодовольную гусыню!  

«Осенний поцелуй после жаркого лета. Ты может быть один так почувствовал это» – шептала из динамика примадонна.  

Максик  

Ах, Лелик, Лелик, парное ты животное и смысл твоего существования был, есть и будет есть в безостановочных поисках пары. Нон-стоп до самой до костлявой. А для чего ищут пару? Тут большого ума не надо – чтоб спариваться. Ах, Лелик, Лелик... Бесхитростная честная душа.  

В том разговоре из эпохи раннего наивного потрендеть, душа его замерла в ожидании возможного чуда на двоих. И он, стеснительный осел, перевел философию с парного животного на парнокопытное и намекнул, что пара копыт присуща только одному греческому мифологическому существу и русскому черту. Лелик почему-то обиделся. Маленький худенький Лелик. Мой маленький гном, разожми кулачок. Тебе тысяча лет, потому что всего тридцать три. Все таки мы, очаровательный черт в юбке и полубог, залегли где-то в непролазных дебрях озер и болот, по пути из Ленинграда в Таллин.  

Ах Лелик, Лелик... Мастерству и коварству твоему нет предела. Потому что осознав, что ты – единственный нужный человек, трудно осознать, что это положение весьма и весьма шаткое. Зыбкое равновесие между двумя активными фазами поиска пары. Зыбкое состояние щастия.  

Милый Лелик. Почему сбежал? Испугался. Всё у нас с тобой получилось, всё абсолютно. Испугался, что потеряешь интерес, войдешь в новую фазу и конец равновесию пресловутого щастия. Пусть лучше рухнет, чем постепенно скатиться в ничего. Катиться вниз – дело нехитрое и глупое. Можно докатиться до уровня плинтуса, а можно и еще глубже, на пару метров ниже уровня земли.  

Помнишь телефон, которым мы пользовались во времена операции Сотбис? Ты такая сентиментальная, таскала его в своем рюкзаке и даже подзаряжала. Может, ждала когда он проснется. Вот по нему я и отслеживал – извини, – твои перемещения. Когда ты зачастила в одно и то же место, я приехал. А ты оказывается, на галерею нацелилась. Я даже туда зашел, осмотреться. Безобидная такая галерея, хорошее дело, по тебе, честно. Порадовался за тебя. А потом ты в другом месте на ночь зависла. Тут уже другой коленкор нарисовался. Пока через всю страну гнал, хорошие плохие парни помогли почту твою взломать и чувака твоего высветить, он оказался дерьмом. Что вы с ним мутили, понимал как бы, но ревность держал в узде. А вот когда выяснилось, что он за твоей спиной решил спарить Россетти, твоего Россетти, с его же потомком – пэром Англии, разозлился, очень. Только подстава твоего красавчика не сработала, пуля в лоб в таких опасных играх – предсказуемый финал. А картину я унес, от греха подальше. Здесь, в автобусе спрятал, вот она.  

Да-да, я тебя тоже люблю. Танго подаришь? Нет, не прощальное. Просто танго.  

Ах Лелик, такая лживая и такая верная. Ты рассказываешь истории и о себе, и о других, они правдивые до невозможности, а я погружаюсь в сказку. Твое колдовство – это сказка. Я не первый и не последний султан, и ты не первая и не последняя Шехерезада, но мир, сотканный твоими руками, губами, голосом, умом, сердцем, он существует, он есть. Сейчас он здесь, в этом автобусе. И одновременно в покоях шаха и узких улочках древнего Стамбула. И на берегах Невы и в анфиладах Зимнего. На солнцепеке Ташкента и в каменных джунглях Роккефеллер-центра. И в каждой точке мира, где двум существам хорошо. По настоящему хорошо. В Ыхью. Где сказка становится сказкой, которую нашептывает такая лживая и такая верная Шехерезада своему влюбленному баклану.  

Лелик  

Ах Максик, Максик! Ты такой разный и такой предсказуемо непредсказуемый!  

Двуликий янус, близнец мой, непохожий совсем, и абсолютно идентичный. Влюбленный баклан и сложносочиненный партнер по жизненным ландшафтам.  

Ты выбешиваешь иногда до ужаса своей слегка провинциальной наивностью, незнанием того, что чувак моего круга должен знать по определению.  

Ну как можно было никогда не читать Довлатова? Вообще молчу про Анну Каренину и еще хренову тучу обязательного чтива!  

Знаю историю, когда девушка "нашего круга" отказала жениху во всех смыслах очень подходящему, потому что тот не читал “Мастера и Маргариту”.  

Да, да. На полном серьезе и со священным ужасом в глазах.  

Но каким благодарным, счастливым и впитывающим читателем Максик оказывался, когда получал порцию обязательного чтива от Лели!  

Как вдумчиво и основательно он обсуждал с Лелей вдруг открывшее таинство литературного восторга.  

Как он покорно принимал Лелины команды говорить "правильным" Лелиным языком, как научился понимать ее специальное чувство юмора, ее нетактичные насмешки и вреднючее молчание, если ей что- то не нравилось.  

Ее снисходительное "нра" или в ответ на ее уничижительное "а хороши ли твои стихи? ", не задумываясь ответить "чудовищны" и проглотить обидное "ну так не пиши больше".  

И вдруг озадачить и обрадовать какой то фразой, реакцией, поступком или жестом.  

Два разных Максика в предлагаемых обстоятельствах, прям по Станиславскому.  

Макс  

– Ну, Максик, хватит уже...  

Соскучившийся по поцелуям, запаху волос и тактильным ощущениям Макс не отпускал Лелика из уютно гудящего кондиционером автобуса уж который час. Яд ревности капля за каплей покидал его тело. По капле в час, чаще Макс не мог.  

– Мне пора идти. Проводишь меня?  

– Ага. Только на фотку одну взгляни.  

Макс нагишом плюхнулся в рабочее кресло с широкими подоконниками и не спеша постучал по клавишам, вытаскивая из глубин памяти компа на свет божий тяжелое лицо с проплешинами от лба.  

– Фу, противный какой. Кто это? – спросила равнодушно Лелик, влезая в узкое черное платье.  

– А черт его знает. То ли киллер, то ли просто в шпионов играет. Я его еще днем сфотал. В машине сидит уже часа четыре. Вот он, видишь?  

Макс ткнул пальцем в один из автомобилей на мониторе с изображением предвечерней улицы.  

Лелик пригнулась к компу и Макс воспользовался моментом и усадил ее себе на колени.  

– Макс... А давай мы этого вуайера автобусом шарахнем?  

– Неплохая идея, только у меня есть лучше. Он будет нашей лакмусовой бумажкой.  

– Хватит жевать плечо моего платья, помнёшь. А лакмусовой бумажкой чего он будет? Ой, кто это еще?  

На экране всплыло другое лицо.  

– А это заказчик, маркиз Карабас, пэр Англии. Знаешь что означает слова "пэр Англии"?  

– Ну, какой-то пэр в какой-то Англии.  

– Ничего ты не знаешь. Пэр Англии – это святое. Сперва они назывались пэрами Англии, потом лет сто – пэрами Великобритании, и более двухсот лет, до сих пор – пэрами Соединенного Королевства. Пэр Англии означает, что этому роду не менее пяти столетий. Старше, чем королевский род. Вот с ним твой Красавчик и связался. – Лелик благоразумно не отреагировала. – Твой эксперт нашел надпись на обратной холста, там где холст крепится к подрамнику, под гвоздиками. Согласно этой надписи, Россетти был настоящим отцом старшего отпрыска в очередном колене рода этих пэров, так что нынешний пэр получил свой титул не по закону.  

– Ну и что? Пэр, не пэр – какая разница?  

– Разница все таки есть. Маргарет Тэтчер в свое время разогнала палату лордов, а это более тысячи человек, и создала новый парламент, в который вошли девяносто наиболее известных и почитаемых родов. Он один из них. Сейчас он – руководитель одной из фракций в парламенте, настоящая власть. Если выяснится, что пэр не настоящий пэр, его соперники вытолкают его оттуда в два счета. Плюс суды, разборка с имуществом и куча других неприятностей. Короче, он пообещал красавчику огромную сумму за твою картину, миллион фунтов. Если это не подделка конечно. Понимаешь расклад?  

Лелик сморщила носик.  

– Да нет, не понимаю, я же тупенькая, ну Максик, говори уже!  

– Что делать будем? Сдадим пэра и его лазутчика на хрен или пусть живет?  

– Пусть живет.  

Макс улыбнулся, он был ревнивцем, но не злым человеком.  

– Тоже так думаю.  

Он застучал по клавишам.  

"Уважаемый Пэр Англии! Лучше худой мир, чем хорошая война. Я – хозяйка картины Россетти и приглашаю вас на ужин и заодно взглянуть на интересующую вас картину и надпись. Тайна будет сохранена, обещаю. Рассчитываю на ответный ужин".  

– Вот тут вон нам и понадобится лакмусовая бумажка: если пэр примет наше предложение без дураков, по реальности, лазутчик скоро свалит.  

– Макс, и всё? А где наш мильон? И я хочу стать куратором лондонского Тэйта, где висят все самые самые пре-рафаэлиты и бабник Россетти.  

– Макс, Макс, – передразнил ее Макс. И добавил к письму: – "ответный ужин у королевы Великобритании".  

– Макс, добавь – на две персоны!  

Данте Габриэль Россетти  

Он стоял перед зеркалом и придирчиво рассматривал себя.  

Поправил длинные вьющиеся волосы, как будто откинутые от одухотворенного лица порывом ветра.  

Уж он то хорошо знал, как трудно добиться такой естественной композиции, чтобы каждый локон работал на нужное ему впечатление.  

Он остался доволен. Красавчик. Красавчик Данте. Красавчик Данте Россетти. Красавчик Данте Габриель Россетти.  

Художник и поэт Данте Габриэль Россетти.  

Сегодняшний четверг, как и все четверги последних трех месяцев, сулил исключительно приятственные моменты.  

Три месяца назад он получил очень выгодный и престижный заказ.  

Портрет жены лорда, пэра и члена парламента британского королевства.  

Лорд и пэр оказался отвратительной старой жабой, но его жена....  

О-о-о-о, жена была восхитительна. Молодая, застенчивая, трепетная и бесконечна хороша собой.  

Красавчик Данте сразу назвал ее Беатриче.  

Ну а как же еще, он — Данте, а они, все прекрасные, молодые и не очень молодые модели – его Беатриче.  

Он не мог писать, если не был влюблен, он не мог писать, если они не обожествляли его.  

Сегодняшняя Беатриче была прекрасна, но потрет был готов, и Данте уже немного скучал с ней, три месяца каждый четверг!  

Пора, пора. Завтра он отошлет портрет жабе пэру и начнет новую работу.  

Заказы сыпались без остановки, в конце концов он же один из самых успешных портретистов из модной сейчас в Лондоне группы пре-рафаэлитов.  

Красавчик Данте услышал звонок, в последний раз взбил волну вьющихся легких волос и пошел открывать.  

На последний сеанс Беатриче пришла в странном расположении духа.  

Прямо на пороге мастерской она зарыдала, потом вдруг стала смеяться и целовать его быстро мокрыми от слез губами.  

Что? Что с тобою? Данте встревожился. Неужели ее пэр что то узнал об их связи?  

Она плакала от счастья! Да, милый, да! Я ношу под сердцем твоего ребенка. Ты рад?  

Милый был рад, нет, он конечно не хотел никаких детей, никогда и ни за что.  

Но этот ребенок... Красавчик Данте был не просто рад, он был счастлив и горд.  

Отныне и во веки веков, его плоть и кровь будет лордом, пэром и членом королевского парламента. Его сын, а он не сомневался, что это будет сын, унаследует все от старой жабы, ее мужа.  

И все остальные потомки Данте мужского пола будут сидеть в парламенте и творить историю британского королевства, а может быть и всего мира.  

Он отправил Беатриче в спальню, а сам быстрым шагом, переходя на рысь, практически бегом прямо в мастерскую.  

Там на мольберте стоял портрет его беременной Беатриче, уже готовый для отсылки.  

Красавчик Данте вытащил штук двадцать гвоздиков из подрамника, развернул холст боковой планки.  

Самая хорошая колонковая кисточка первого номера слегка дрожала в его руках от возбуждения, когда каллиграфическим почерком тонким, как жало кончиком кисти, он писал свое послание.  

Осталось только покрыть легким лаком эти несколько строк, чуть намочить холст в этом месте и натянуть снова на подрамник.  

Красавчик Данте пританцовывая отправился к изнемогающей от ожидания Беатриче.  

Их последний четверг удался на славу.  

Через неделю светский и артистический Лондон захлебывался от восторга, портрет Беатриче был выставлен с разрешения пэра, лорда, члена парламента и счастливого мужа, объявившего о скором появлении наследника.  

Говорили и писали о необыкновенной творческой удаче молодого, но уже такого глубокого и сильного художника Данте Россетти.  

Он увидел! Он предугадал, то что еще никто не мог знать! Он написал зачавшую мадонну, в глазах которой читалось знание, тут газеты использовали большие буквы "ЗНАНИЕ", а художественные критики восторженно закатывали глаза – ЗНАНИЕ своей судьбы!  

Красавчик Данте в неделю превратился в первую звезду художественного небосклона британского королевства.  

Он был абсолютно счастлив.  

Два дня. Через два дня он получил письмо от беременной Беатриче.  

Она не может больше находится с мужем ни одной минуты, она теряет сознание от омерзения, когда его холодные лягушачьи губы дотрагиваются до ее щеки.  

Она умоляет Данте забрать ее и увезти туда, где они втроем, ты, я и наш маленький ангелочек, будут счастливы!  

Ну, и еще множество слов, букв и восклицательных знаков слегка размытых пролитыми слезами влюбленной Беатриче.  

Красавчик Данте выругался так, как ругаются только в тех кварталах Лондона, куда порядочным людям нету хода и уселся за ответное письмо.  

Письмо получилось необыкновенно нежным и убедительным. Данте был не только талантливым художником, о чем теперь знал весь Лондон, но еще и литератором, поэтом, его имя можно сказать определило эту ипостась совершенно натурально.  

В письме красавчик Данте клятвенно заверял, что не хочет ничего более, чем соединиться с возлюбленной и ангелочком!  

Только надо подождать, определенные обстоятельства, о которых Беатриче знать и переживать не следует, чтобы не волноваться и не навредить здоровью ангелочка, не позволяют им соединиться прямо сейчас.  

Он обещает и он клянется и он умоляет.  

Надо повременить.  

Твой навеки Данте.  

Письмо было отправлено, ответ не замедлил себя ждать.  

Беатриче разрываемая любовью, ненавистью и токсикозом согласилась родить в браке, но сразу после родов соединиться возлюбленным навсегда.  

В течении всего следующего года карьера красавчика Данте стремительно расцветала, выгодные заказы, престижные выставки и новые прекрасные Беатриче.  

Убийственным ударом стал публичный скандал в национальной лондонской опере, когда в антракте на него накинулась с оскорблениями бледная и исхудавшая женщина, явно не совсем трезвая.  

Красавчик Данте с трудом узнал в ней жену лорда, пэра и члена парламента.  

Боже, как она постарела! Он слышал какие-то истории о пьяных выходках несостоявшейся мадонны после того, как она родила здорового и красивого ангелочка, и надеялся, что никогда больше не увидит ни мадонну, ни будущего наследника пэра и жабьего лорда, и создания его собственной Дантевой крови и плоти.  

Он был взбешен.  

Он уже получил от нее с десяток писем, сначала мольбы и просьбы, затем угрозы.  

Она обещала рассказать обо всем мужу жабе, политическая карьера которого вдруг на старости лет поперла вверх!  

Он возглавлял какой то новый комитет в парламенте и такой враг мог стать концом для красавчика Данте.  

Красавчик Данте умолил спившуюся истеричку Беатриче встретиться с ним поздно вечером в том квартале Лондона, куда порядочным людям нету хода.  

Наутро Лондон содрогнулся, жестокое и кровавое убийство жены пэра потрясло всех  

Лучшие силы Скоттленд Ярда были брошены на поимку преступника, но спустя пару месяцев они были вынуждены сообщить публично, что никаких версий следствие не имеет.  

А спустя двадцать лет, Лондон снова вспомнил об этом страшном и никогда не раскрытом преступлении.  

Такие же растерзанные тела появлялись в том квартале Лондона, куда порядочным людям нету хода.  

Характер ран и жестокость убийств в точности совпадали с тем самым давнишним убийством жены пэра и главы парламентского комитета – перерезанное горло и вскрытая брюшная полость.  

Убийца, которого позже назвали Джек Потрошитель, не был найден.  

Никогда.  

1906 – Н. Гумилёв  

Музы, рыдать перестаньте,  

Грусть вашу в песнях излейте,  

Спойте мне песню о Данте  

Или сыграйте на флейте.  

Дальше, докучные фавны,  

Музыки нет в вашем кличе!  

Знаете ль вы, что недавно  

Бросила рай Беатриче,  

Странная белая роза  

В тихой вечерней прохладе…  

Что это? Снова угроза  

Или мольба о пощаде?  

Жил беспокойный художник.  

В мире лукавых обличий —  

Грешник, развратник, безбожник,  

Но он любил Беатриче.  

Тайные думы поэта  

В сердце его прихотливом  

Стали потоками света,  

Стали шумящим приливом.  

Музы, в сонете-брильянте  

Странную тайну отметьте,  

Спойте мне песню о Данте  

И Габриеле Россетти.