Sempiternal

В горле у Куртиса был ком, который он никак не мог проглотить. Образовался этот ком давно и всё никак не исчезал, а наоборот рос. И вот теперь был лишь этот мерзкий ком и невыносимое чувство горечи. Не было серых больничных стен, не было ровного писка кардиографа. Была лишь эта горькая пилюля, застрявшая в горле и мешающая дышать.  

Грейси лежала перед ним, укрытая мягким одеялом. Глаза у неё были закрыты, и Куртис знал, что они больше никогда не откроются. Она больше никогда не посмотрит на него с той нежностью и любовью, как умела это делать она одна. Взгляд её чудесных голубых глаз ласкал его всегда намного больше, чем её выточенные из белого мрамора руки. Но всё это было теперь в прошлом и не имело никакого смысла. Был лишь ком в горле, неописуемая ненависть на весь мир и желание сделать с собой что-нибудь.  

Но так было не всегда, пять лет назад никакого кома в горле не существовало. Для Куртиса и Грейси это были времена первых шагов по счастливой тропе истинной и полностью взаимной любви. Бессонные ночи, яркие солнечные дни, объятия и поцелуи. Кто не знает этот период любви, когда сладостные моменты сменяют друг друга? Те самые времена, когда влюбленные самозабвенно верят, что солнце светит лишь для них обоих. Все мечтают ощутить эту ласку любви, пережить период кипящих чувств, чтобы забыть все проблемы, стать счастливым и, прежде всего, любимым.  

Череда встреч и нежности разбавлялась многократными признаниями в любви. Нет ничего проще, чем, идя за руку с любимым человеком, сказать ему:  

– Я тебя люблю.  

Просто так. Не ради того, чтобы потешить своё тщеславие, глядя на реакцию прохожих. Не ради того, чтобы получить вечером награду от своей половинки. А ради того, чтобы увидеть блеск в глазах, улыбку, тронувшую губы, и услышать в ответ:  

– И я тебя люблю.  

От этих слов сердце начинает биться чаще, будто вы чего-то испугались, хотя на самом деле нет. Вы просто счастливы. Горячая кровь циркулирует туда-сюда по телу, благодаря чему становится тепло и хорошо. Вот она, сила слов! Достаточно сказать то, что ты чувствуешь, чтобы стать для человека решительно всем. Три заветных слова и человек смущенно краснеет, улыбается и дышит так легко. И человек этот смотрит на тебя и думает: ради тебя я умру. Умереть во имя любви... Трогательно, не правда ли? Не это ли предел мечтаний – понять, что кто-то готов умереть ради тебя из-за любви?  

Грейси и Куртис переживали именно тот период любви. Оба были молоды и наслаждались обществом друг друга. Нам остается лишь завидовать их святой любви, зажигавшей сердца парня и девушки.  

Лежа однажды на траве под ветвями старого дуба и глядя на кудрявые белые облака, медленно плывущие по голубому небосклону, Куртис протянул руки и провёл пальцами по щеке Грейси. Затем шепотом произнес её имя.  

– Если б только ты разрешила мне быть рядом с тобой всегда, – сказал он. – Или произносить твоё прекрасное имя постоянно.  

Грейси засмеялась. Она повернулась к нему и, поцеловав в губы, сказала:  

– Если б только мы жили с тобой вечно.  

Куртис тогда ничего не ответил. Он задумался и думал долго, очень долго. Слова Грейси отрезвили его и вернули в реальность, где всё было не так хорошо.  

Жить вечно...  

Да, если б только они могли жить вечно, бесконечно наслаждаясь своей влюбленностью. Но... Всё ведь не так, да? Так не бывает. Рано или поздно настанет закат, и жизнь закончится, а вместе с ней умрёт и любовь.  

Куртис думал об этом, лёжа ночью лицом к стене. Мысли не давали ему покоя.  

Смерть заберет у меня любовь, думал он. Неужели нельзя никак помешать этому? Люди с древности мечтали обмануть смерть и изменить естественный ход жизни, но ими правили только низкие, корыстные желания. Разве вечная жизнь ради любви не возможна? Разве влюбленные не имеют право жить вечно вместе?  

Куртис решил не мириться с правдой, а взять свою судьбу и судьбу любимого человека в собственные руки.  

Изведенный мыслями о вечной жизни, он пошёл на самые решительные (а для кого-то безумные) меры. Проснувшись в полнолуние, он начертил на полу пентаграмму и произнес сложное древнее заклинание. Если б он допустил в нём хотя бы одну ошибку, то от него ничего бы не осталось. К счастью, всё прошло хорошо. В центре пентаграммы вспыхнуло пламя, а следом явился сам Дьявол.  

– Смертный, – взревел он, – ты ли посмел потревожить меня.  

– Я, – смело ответил Куртис, не заходя в пентаграмму. – И я не отпущу тебя, пока ты не совершишь со мной сделку.  

– Ты желаешь продать душу, смертный? – спросил Дьявол низким голосом.  

– Желаю.  

– И ты знаешь о последствиях, верно?  

– Наслышан. А теперь слушай меня. Я желаю отдать свою душу в обмен на вечную жизнь для себя и единственного человека, которого я люблю больше всего на свете.  

– Ты уверен, смертный?  

После короткого колебания Куртис кивнул.  

– Что ж, по рукам, – Дьявол засмеялся и щелкнул пальцами. – Готово. Отныне твоя душа принадлежит мне, а вечная жизнь – тебе.  

– Почему я должен тебе верить?  

– Проверить свою бессмертность легко.  

Куртис всё понял. Схватив со стола ножницы, он вонзил их себе прямо в сердце. За этим ударом не последовало никакой боли, кровь не хлынула из раны. А рана? Куртис расстегнул рубаху и увидел, что рана с невероятной скоростью затягивается, не оставляя шрама.  

Я это сделал, восторженно подумал Куртис. Теперь я бессмертен.  

– А что насчёт Грейси? – спросил он Дьявола. – Она тоже получила вечную жизнь?  

– Ну конечно, – улыбнулся Дьявол. – А теперь отпусти меня.  

Куртис недоверчиво посмотрел на Дьявола, но решил, что поводов для беспокойства нет. Сделка завершена, и всё закончилось хорошо.  

Он произнес заклинание, и Дьявол исчез, оставив после себя мерзкий запах серы в комнате. В ту ночь Куртис спал спокойно.  

В течение следующей недели он виделся с Грейси четыре раза. Во время каждой встречи его посещало навязчивое желание попробовать причинить любимой вред. Может, даже попробовать ударить её камнем по затылку. Разве нельзя? Она ведь теперь бессмертна и не догадывается об этом. Но правда ли это? Действительно ли она бессмертна, как и он? Если нет, то он случайно убьет её и потеряет навсегда. Если да, то как ему потом объяснить свою выходку и то, что она осталась жива и даже не пострадала?  

– Милая, забыл сказать, я продал душу Дьяволу и теперь мы бессмертны.  

При мысли об этом Куртису становилось смешно. Но ведь нужно было что-то делать, нельзя держать её и себя в неведении.  

Всё произошло немного быстрее и совершенно неожиданно. Утром Куртиса разбудил телефонный звонок. Сняв трубку, он услышал слова, заставившие его вскочить и похолодеть от страха.  

У Грейси был обнаружен рак в финальной стадии. Операция бесполезна. Жить ей осталось в лучшем случае шесть месяцев.  

– Этого быть не может! – орал Куртис в трубку на медсестру, позвонившую ему по просьбе матери Грейси. – Она должна жить вечно, слышите? Я продал душу ради этого!  

Сестра протараторила слова соболезнования и предложила Куртису прийти в себя, успокоиться, всё обдумать и приехать в больницу, где лежит Грейси.  

– Не нужно меня успокаивать, черт подери! – кричал Куртис. – Она не умрёт, ясно вам? Мы будем жить вечно и любить друг друга!  

В ответ на это в трубке раздались лишь короткие гудки.  

Куртис в бешенстве зашторил окна и начертил новую пентаграмму. Сложное заклинание он прочел без запинки, и Дьявол тут же явился.  

– Это снова ты?.- задал риторический вопрос владыка ада.  

– Почему Грейси умирает? – крикнул разозленный Куртис. – Мы ведь договорились...  

Дьявол захохотал.  

– За свою душу можно просить что-то только для себя, – злорадно сказал он. – Таковы правила.  

– Ты обманул меня! – закричал Куртис, сдерживаясь, чтобы не прыгнуть в пентаграмму. – Верни всё как было!  

– Договор есть договор...  

– Делай, что приказываю, иначе не отпущу!  

– Люди без души не властны надо мной. Увидимся в аду.  

И Дьявол исчез.  

Куртис же в гневе несколько раз пронзил себя ножницами, при этом ничего не чувствуя. Он просто хотел выместить на ком-нибудь злобу и обиду и решил, что сам подойдет для этой цели идеально. Это его вина и наказывать он должен только себя одного.  

Куртис упал на пол и заплакал, пока на его груди заживали рваные раны. Именно в этот момент в горле и появился тот самый мерзкий ком, больше не дававший покоя.  

Начались самые ужасные шесть месяцев, каждый день из которых Куртис проводил рядом с Грейси. Она слабела, усыхала, умирала от ненавистной опухоли у него на глазах. И именно в те дни их любовь была как никогда сильна.  

– Ты плачешь, Куртис, – сказала она ему однажды. – Почему?  

– Почему? Ты ведь умираешь, Грейси.  

Она улыбнулась.  

– Да, умираю. Но что с того? У меня ведь есть ты, человек, которого я люблю больше жизни. С тобой я не боюсь смерти.  

Она помолчала, после чего добавила:  

– Ты ведь останешься со мной до самого конца, верно?  

– Конечно, я не посмею бросить тебя.  

Он взял её за руку и удивился, какая она холодная.  

– Помнишь, как мы лежали с тобой тогда, под дубом? – спросила Грейси. – Ты мечтал быть со мной всегда, а я сказала какую-то ерунду про вечную жизнь.  

Она засмеялась, но в смехе её было столько боли, что это больше походило на плач.  

– Сейчас вспоминаешь это и понимаешь, какими же мы были глупыми и счастливыми, – сказала она.  

Куртис хотел взглотнуть, но не смог – мешал ком в горле.  

– Я тебя люблю, – сумел лишь выговорить он.  

– И я тебя люблю, – сказала Грейси. – Смерть не сможет разлучить нас. Рано или поздно мы будем с тобой снова вместе. На небесах. Понимаешь? Мы ведь будем вместе?  

Куртис кивнул, прекрасно понимая, что лжет. Нет, смерть как раз-таки разлучит их до конца времён. Ему придется жить вечно в этом жестоком мире, а она... а она умирает. И после её смерти он останется совершенно один. Навсегда. И вот теперь он врал ей, врал умирающей, искренне любящей его девушки. Его жизнь продолжится, её – нет. Но без неё его жизнь не имеет смысла. Кто виноват в этом? Только он один и виноват. Разве к этому он стремился? Вовсе нет, он желал вечной жизни не себе, а их любви. А какая любовь может быть без неё?  

– Как бы я хотел умереть вместе с тобой, – промолвил Куртис.  

– Не говори глупости, – сжала ему руку Грейси. – Твоё время ещё придёт.  

Нет, не придёт, подумал Куртис. Даже если он захочет, смерть всё равно не заберет его, чтобы воссоединить с любимой. И этот ком в горле тоже никогда не пропадет.  

– Не нужно желать смерти, Куртис, – сказала Грейси серьезно. – Это неправильно.  

– Угу.  

Если б она только знала, что он сам закопал свою могилу!  

Но Грейси так ничего и не узнала до самой смерти. Она умерла тихо, просто перестав дышать, лёжа в серой больничной палате, пока Куртис сидел рядом, как преданный пёс, и стерег её покой. Ему показалось, что после смерти Грейси его собственное сердце остановилось.  

Он вышел на улицу, где к тому времени началась сильная метель. Не застегивая куртку, Куртис побрел по темным улицам города, глядя себе под ноги и ни о чём не думая. Какой смысл думать, если её больше нет? Отвратительный ком в горле всё не давал ему покоя.  

Переходя дорогу в неположенном месте, Куртис не потрудился заметить несущийся автомобиль. Нетрезвый водитель не успел затормозить и со всей скорости сбил равнодушного ко всему Куртиса.  

– Вот чёрт! – выругался водитель, поняв, что от такого удара бедняга переломал себе все кости.  

Он вышел из машины и крикнул:  

– Эй, мужик, ты в порядке?  

К его огромному удивлению, Куртис встал на ноги совершенно целым и невредимым и спокойно продолжил идти, глядя под ноги.  

– Вам точно не нужна помощь? – поинтересовался ошарашенный водитель, но Куртис никак не отреагировал. Мужчина сплюнул, сел за руль и поспешил уехать, пообещав больше никогда не пить.  

В это время Куртис пересек застланный снегом пустырь и добрался до многоквартирного дома. Без всякой причины он зашёл внутрь и по лестнице поднялся на крышу. Там он встал на край и окинул взглядом город, ожидая увидеть место, где прожил свои самые счастливые годы, но вместо этого он увидел лишь пустоту. В ушах свистел ветер, а к одежде прилипал мокрый снег. Всё живое будто смеялось над ним, хвастаясь своей способностью умирать.  

Куртис закрыл глаза и бросился вниз, прекрасно понимая, что останется жив после падения. Это всё, что ему оставалось: жить и страдать от своей лишенной любви жизни вечно, иногда убивая себя.