Негатив

Глядя на мутный поток воды под мостом, Аштон сказал себе в который раз, что мир отвратителен. В нём нет ровным счетом ничего прекрасного. Нет того, ради чего стоит жить, а уж тем более умереть. Мир похож на выгребную яму, внутри которой в нечистотах утопает каждый человек, не имея возможности выбраться из серости.  

Он поднял голову и устремил взгляд на небо. Безоблачное, но серое, как и всё вокруг. Одно большое, бескрайнее, серое полотно, лишенное цветов и оттого такое тоскливое, вгоняющее в депрессию. Другие люди не видят этого, но он то, Аштон, видит! Истинная суть вещей раскрывалась лишь для него одного. Мир дарил свои грязные секреты, погружал сознание во тьму. Счастливый мальчонка, проходящий мимо него по мосту, живёт в колоритном мире, наполненного феями. И даже столкнувшись с жестокой реальностью, он не теряет умения видеть вокруг нечто прекрасное. Бутон ландыша, раскрывающийся на рассвете и сверкающий в лучах пылающего солнца. Голубое море, совершающее набеги кристальными волнами на лазурные, песчаные берега. Изумрудные леса, ветвями тянущиеся к позолоченным небесам. Разноцветный рой бабочек и птиц, пестрые одежки суетливых прохожих и гламурных девиц... Мир, переполненный красками, где прекрасное живёт в обычном. Вот та среда, внутри которой обитает проходящий мимо малец.  

А вот мир, который с рождения видит Аштон: черно-белое пятно, ожидающее лишь повода, чтобы начать кровоточить пеплом. В этой серости не может выжить любовь. Эта серость сводит с ума и заставляет с презрением смотреть на всё то, в чём другие люди видят нечто прекрасное.  

Незаметно к Аштону подошла миловидная женщина. Они посмотрели друг на друга, стоя у поручней. Девушка улыбнулась, а Аштон придирчиво рассмотрел её серое личико. Она что-то сказала, но Аштон помотал головой.  

– Я ничего не слышу этим ухом, – сказал он. – Не могли бы вы перейти на другую сторону?  

Незнакомка кивнула и обошла его.  

– Вы здесь часто бываете? – спросила девушка. Вместе они теперь смотрели на искрящуюся поверхность воды под ними.  

– Не очень, – ответил Аштон. – Я просто гулял и решил остановиться на мосту, чтобы привести мысли в порядок.  

– Я вам, наверное, мешаю...  

– Ни сколько. Вы не помешаете моим убогим размышлениям.  

Повисло молчание, которое девушка поспешила прервать.  

– Красиво, – сказала она лишь для того, чтобы что-нибудь сказать.  

– Не вижу ничего красивого, – не согласился Аштон.  

– Разве вам не нравится блеск этих голубых волн?  

– Нет. Скажу больше – я не различаю цвета. Хрусталики моих глаз повреждены с рождения, из-за чего я постоянно вижу мир в черно-белом цвете. Для вас это голубые волны, а для меня – кипящий поток ртути. Вас солнце греет, а меня сжигает. Для вас красота жива, а для меня она давно мертва и погребена в землю.  

– Разве из-за этого вы не чувствуете прекрасное вокруг?  

– Зачем мне чувствовать? Я хочу видеть! Я устал жить в сером, угрюмом мире, где правит меланхолия. Меня тошнит от этой серости! Иногда я не замечаю собственную тень на фоне серых стен, окружающих меня со всех сторон. И вы ещё меня спрашиваете? Я честно пытался видеть прекрасное, но быстро сдался и утонул в этом сером омуте. Я искал любовь, но ничто не пробуждало во мне эти теплые чувства. Я понял, что мир омерзителен. Все его светлые стороны являются подделкой, верхним слоем краски, под которым скрывается чернота, грязь и разврат. Вам легко судить меня, ведь вы такая же, как и все. Вы не запутались в сером клубке подобно мне.  

Девушка как-то неестественно улыбнулась. Аштону показалось, что такая улыбка обычно присуща пластмассовым куклам в магазинах игрушек.  

– О, вы ошибаетесь, – сказала она. – Я хоть и не вижу мир в сером цвете, но воспринимаю его намного болезненнее, чем вы. И это легко доказать.  

Прежде чем Аштон успел что-либо сказать, девушка перелезла через поручни и полетела вниз. Через мгновение её тело уже поглотили серые волны. Не было сомнений, что она приготовилась заранее, положив в сумочку тяжёлый предмет вроде булыжника в качестве балласта. И пришла она сюда не чтобы насладиться прекрасным видом. А чтобы умереть. Умереть прямо на глазах неизвестного человека.  

Аштон ещё немного постоял на мосту, ошарашенно глядя вниз и ожидая, что тело девушки всплывет. Произошедшее казалось ему нереальным. Вот она была, а вот её уже нет...  

Очнувшись от пережитого шока, Аштон попятился назад, затем развернулся и зашагал прочь от моста. Подальше от этого проклятого места.  

Последние ярды он преодолел бегом. Ворвавшись домой, он не успел отдышаться, как на него накинулось серое пятно – Люси, чьё лицо как всегда освещала улыбка.  

– Где тебя так долго носило? – встревоженно начала она допрос, рассматривая его с ног до головы. – Ты не устал? Пить хочешь? Зачем ты бежал? Ну и видок же у тебя... Но ничего страшного!  

За её спиной возникло вечно хмурое, убитое и печальное лицо Дирка.  

– Отвали ты от него! – гаркнул он. – Парень задыхается, а ты его только быстрее удушишь. От твоей заботы толку ноль.  

– Не слушай его, – отмахнулась Люси, беря запыхавшегося Аштона под руку. – Он вечно всем недоволен, ты же знаешь... Как тебе погода, кстати? Замечательный день, не так ли?..  

–... Отвратительный день, как обычно, – пробубнил Дирк, сунув руки в карманы. – И погодка под стать: жарко слишком и пыльно...  

–... Тепло и свежо! Ты его не слушай, не надо. Он постоянно ноет из-за ерунды...  

– А она даже в смерти что-то хорошее увидит! Рехнулась давно...  

– У него просто плохое настроение, Аштон. Но что с тобой? На тебе лица нет! Какой ты бледный, боже... У меня есть морс, хочешь?  

– Кислятина, на касторку похож...  

– ДА ОСТАВЬТЕ ВЫ МЕНЯ В ПОКОЕ! – закричал Аштон и захлопнул перед ними дверь своей комнаты.  

Закрывая уши руками, он подошел к зеркалу. На него пялилось серое, измученное жизнью лицо: впалые глаза и мешки под ними, широкий лоб, покрытый испариной, нос с горбинкой, худые щеки и выступающие скулы, россыпь черных точек в порах на остром подбородке... Лицо это живет в серой квартирке и делит её с двумя сожителями, выклевывающих мозги изо дня в день.  

Вдруг он вспомнил лицо девушки на мосту, и от этого голова пошла кругом, к горлу подступила тошнота. Что она сказала, перед тем как прыгнуть? Аштон не помнил.  

Он подошел к столу, разыскал среди исписанных листов булавку и проткнул ей палец. Из ранки тонкой струйкой засочилась серая кровь.  

Значит, эта серость не только снаружи. Она и внутри него. Эта дрянь медленно течёт по венам, питает его мозг. Он переполнен этой серостью, пропитан ей насквозь, как и чертов мир вокруг.  

В этот момент в комнату без стука вошла Люси, неся на подносе что-то серое, расползающиеся в разные стороны. Торт. За ней, сутулясь, неохотно плелся Дирк.  

Люси поставила поднос на стол, от чего торт задрожал, напоминая желе. Аштон бездумно наблюдал, как с торта стекает похожий на белила крем.  

– Аштон, – сказала она, расправляя платье, – мы хотели поздравить тебя с днём рождения. Прости нас.  

– Да, – прокашлял Дирк, – поздравляем. И не веди себя как баба.  

Аштон посмотрел на своих сожителей с недоумением. Две серые фигуры: одна болтливая и вечно счастливая, другая угрюмая и недовольная всем.  

– Спасибо, – наконец выдавил он из себя.  

– Ой, вы поглядите! – запищала Люси и бросилась к окну. – Какая красота!  

Аштон и Дирк подошли к ней и тоже уставились все в окно.  

– Просто радуга, – хмыкнул Дирк.  

Аштон молчал. Он видел лишь семь серых полос разного оттенка, светящихся на фоне чистого неба.  

– Это чудо природы, – выдохнула Люси.  

– Примитивная игра света, – парировал Дирк.  

– Какие сочные цвета...  

– Чушь!  

– Прям как на обложке альбома "Pink Floyd".  

– Они мне никогда не нравились. Хорошо, что наконец распались.  

Люси обиделась.  

– Ничего ты не понимаешь... дурак! – сказала она. – Мир прекрасен и радуга подтверждает это.  

– Это мир то прекрасен? Хо-хо! Ну ты и наивная!  

– Отвали, чурбан! – сказала Люси и оттолкнула Дирка в сторону. – Вечно ты всё портишь, пессимист, обиженный на всех. Из какой могилы ты только вылез?  

– А ну замолчи! Вечно ты суешься куда не надо... Нашлась тут, жизнерадостная! Даже на похоронах, наверное, будешь хохотать. Ты ненавидишь меня, потому что ненавидишь саму себя. Таким как ты в мире не выжить.  

Люси поджала губки и выбежала из комнаты. Дирк закатил глаза и вышел следом, не забыв закрыть дверь. После себя они оставили какой-то мерзкий запах... Приторный и тошнотворный.  

Аштон даже не заметил их ухода. Он продолжал стоять в окна, глазеть на небо и пытаться увидеть радугу. Но вместо этого он видел лишь серый мир, раскинувшийся перед ним как на ладони.  

Вздохнув, Аштон отошел от окна и без сил повалился на кровать. Ноги укутались в потные простыни, лицо уперлось в серую подушку с жирными пятнами по краям, и вскоре чернота сна потушила его сознание.  

Через несколько часов его разбудил Дирк, грубо растолкав за плечо.  

– Беда, – произнес он. – Люси не дышит. Кажется, умерла она.  

– Ты что такое несешь?  

Аштон встал на ноги, сгоняя остатки сна.  

– Не веришь так пойди сам проверь. Говорю тебе – умерла она. Отравилась, видимо.  

Аштон, шатаясь, прошел в комнату Люси, слыша звон в здоровом ухе. Она лежала на кровате, будто бы спала. Серое тело, лежащее на спине. Но дух смерти уже вил свои гнезда в углах скромной комнатки, где слой пыли лежал на всех поверхностях.  

Аштон приблизился к койке и, взяв Люси за холодную руку, проверил её пульс. Ничего. Дыхания тоже не было. Она была мертва.  

На прикроватной тумбочке Аштон заметил рядом с выцветшей фотографией пустой пузырек. Это было снотворное.  

– Ну? Мертва? – спросил Дирк, стоя в коридоре и наблюдая.  

– Мертва, – спокойно подтвердил Аштон и тут же почувствовал, как всё его нутро похолодело. Мертва... Как же спокойно он признал это! Неужели ему всё равно? Труп перед глазами, а внутри ничего не ёкает, одна пустота... Неужели чувства атрофировались? Он не знал, но ему стало не по себе.  

Аштон взглянул ещё раз на тело Люси. Странно было не видеть улыбку на её лице. Она забрала её с собой, этот последний лучик света. Ушла, оставив их в этом страшном мире.  

Аштон поспешил покинуть комнату. Руки у него дрожали. Подальше, как можно дальше от этого серого тела!  

– И что нам теперь делать? – спросил Дирк.  

– Без понятия.  

– Эх, вся жизнь под откос пошла...  

– Не падай духом. В мире полно людей, которые помогут нам.  

– Ты сам то в это веришь? Не падай духом! Да все мы падшие духом люди, лишенные надежды. Какой смысл бороться? Всё равно все мы отправимся вслед за Люси. Помогут... Кто нам поможет? Другие беспомощные? Нет уж, у этого эгоистичного мира бесполезно просить что-либо, особенно помощи. Он только забирает, но не дает. Выкинет на обочину, ты к нему руку протянешь, а он её кусает. Нет, глупо это – ждать чего-то. Все мы потухнем рано или поздно.  

А ведь он прав, подумал Аштон. Чертовски прав. Ведь он и сам так думает. Так зачем же врать самому себе? Если Люси не выдержала, то на что надеются они?  

– Пойду позвоню кому-нибудь, чтобы её забрали, – буркнул Дирк и прошаркал в свою комнатку.  

Аштон в это время извлек из-под кровати пыльную коробку. Из неё он достал револьвер, заряженный шестью патронами. Он глядел на него некоторое время, ощущая холод металла, затем сунул в карман и бесшумно выскользнул на улицу. Он прошел серые улочки, огибая счастливых прохожих. Миновал один за другим высотные дома, эти уродливые громадины. Перешёл мост, на котором спасатели извлекали из воды тело девушки. Видимо, оно всё-таки всплыло. Совсем скоро он вышел за черту города и попал на окруженный со всех сторон деревьями пустырь. Блеклый диск солнца к тому моменту уже лениво клонился к горизонты. Серая туча ворон отделилась от черной лесной чащи и устремились на восток – маленькие галочки на фоне темнеющего неба.  

На протяжение всего пути Аштон пытался увидеть что-нибудь, что поможет ему остановиться. Нечто прекрасное. Но серость была единственным, что он видел вокруг.  

Упав на колени, он закрыл глаза и просунул дуло револьвера в рот, прямо в пересохшее горло. Дрожащим пальцем нащупал крючок.  

Прогремел выстрел.