Тролли

Из небольшого домика с чадящей трубой, что стоял на самой границе леса, вышел мужчина. Сквозь вековые сосны самую малость просвечивало красное закатное солнце, окрашивая стены дома мягкими малиновыми красками. Редкие облака вот вот вовсе исчезнут с неба, и появятся первые, самые яркие, звёзды. Мужчина с наслаждением потянулся и направился к дровнице. Изо рта вырывался пар, в этом году осень пришла очень рано, и по утрам опушка у дома уже окрашивалась серебряным инеем. Набрав полешек, мужчина вошёл в дом. В жилище отшельника было настолько тихо, что потрескивание камина было слышно даже за стенами. Мужчина сложил дрова у огня и с наслаждением расслабился, садясь в грубо сбитое кресло-качалку. Байковый клетчатый плед тихо шуршал по дощатому полу, когда кресло качалось.  

Еле слышно шипел табак в чаше трубки, вознося к потолку сизые клубы, превращаясь в причудливые фигуры, которые напоминали всё и сразу, от фантастических крылатых кораблей до ещё неизвестных науке птиц и животных.  

Усы отшельника были жёлтыми от табачного дыма и времени. В рыжевато-русых волосах средней длины уже пробилась седина, которая играла огнём в неясном пламени камина. Серо-голубые глаза с зелёной колдовской искоркой были спокойны и наблюдали за улетающими в дымоход искрами.  

Над лесом взошли звёзды и молодой серп луны, освещающие поляну голубоватым светом. На улице стояла такая волшебная тишина, что не было слышно даже мягкой волчьей поступи. Лишь ветер изредка гладил высокие кроны сосен.  

По дому разлился мягкий с хрипотцой бас, отражающийся от бревенчатых стен. Это была древняя норвежская песня. Очень тягучая и красивая, она будто сливалась со звуками горной природы. Становилась одним целым с мягким шёпотом снега, падающего на сугробы. С отдалённым грохотом падающих камней, с глухими и звонкими одновременно перекатами ручья по древней вулканической породе, молча ждущей своего часа, когда она сможет стать одной из множества песчинок, путешествующих по морским течениям.  

Песня рассказывала о древних существах, как оберегающих покой смертных, так и досаждающих им. Большие и маленькие, худые и толстые, рыжие, зелёные, седые, голубые и даже чёрные. Объединяло их лишь одно – все они были троллями. Вот и сейчас, ночной тишине раздался тихий хруст в кустах можжевельника. Между веток вылез длинный как туфля, большой нос, и только за ним появилось всё остальное. Из-за куста украдкой вышел небольшой толстый тролль. Руки у него доходили до земли и шуршали опавшей листвой, волочась за своим хозяином. Большие и волосатые ноги тихо-тихо ступали по пожухлой траве. Грузное сгорбленное тело было с головы до пят покрыто длинной серо-зелёной шерстью, свисая с головы патлами. В свете луны сверкали маленькие угольки глаз, а небольшие оленьи рожки, покрытые мхом, будто светились голубоватым светом. Это молодой тролль, лет трёхсот, не больше, вышел на звуки песни о его собратьях, исполняемой на языке его родины. Он сел, облокотившись о стену дома и тихо замычал в такт песне.  

Песня сменялась песней, минуты бежали со скоростью мира, будто звуки свирели тянулись гласные, и будто топор лесоруба ударялся в тяжёлые стволы сосен, рвались согласные. С каждым мгновением на поляну выходило всё больше троллей. Молодых, даже только родившихся, совсем крохотных троллят, и старых, как сам мир, гигантов, чья поступь содрогала землю.  

Поляна полнилась тихим мычанием, свистом и старческим хриплым басом. Многоголосый хор разносился на многие мили округ. Казалось, будто сама земля пела песню своим юным обитателям, возомнившим себя царями природы. Немногие из них могли жить в единении с древними и могучими силами, беспрестанно ведущими меж собой войны, утрясая и тут же возобновляя мелкие и крупные конфликты, поддерживающими баланс между добром и злом. Но в такие моменты каждый тролль забывал о своей вражде и сидел у стен человеческого жилища, в обнимку со своим злейшим врагом. И будто земля становилась небом, столько маленьких чёрных глаз блестели в свете молодой луны.  

Когда под утро табак в трубке отшельника дотлевал, огонь в камине становился углями, а солнце вновь окрашивало горизонт в малиновый цвет, пуская густые лучи между редкими, как подснежники в марте, облаками, человек кончал свою песню. И тихо-тихо шурша опавшей листвой расходились по своим делам самые древние жители Севера.