"Южное Поветрие" - Топорная История

Скинув рюкзак, я медленно выдохнул на промерзшие грубые пальцы – пар мерно прошёлся, прогревая моё горло, а после обволакивая мои сухие пальцевидные сардельки, оседая на них тёплыми каплями.  

Весь отряд суетился, вставая лагерем в ущелье от края до края. Тут и там появлялись палатки. Под натиском топоров исчезали обмёрзшие кусты и маленькие деревца, одиноко растущие на этих предгорных камнях. На небольшой возвышенности знаменосец воткнул своё белое полотнище с изображением оскалившейся медвежьей морды с двумя чёрными топорами на фоне, чтоб то развивалось на ветру.  

Я снял палатку и начал её ставить, забивая колышки и стеля внутри спальник. Уже успев поставить свою, юркий квартирмейстер, расселся перед ней на плоском камне, стряхнув с него снег и протянув с наслаждением ноги.  

— Чего уселся? – усмехнулся я, посмотрев на старика лет 40ка. — Пошёл бы, дров притащил.  

— Сам притащи, а мне отдыхать надо, у меня синдром Кроварова, слыхал о такой болячке? — хитро сказал он, пальцами приглаживая аккуратные седые усы.  

— Не приходилось… С меня ещё песок не сыплется, чтобы о болячках слышать. С чего ты к топорам подался, если больной?  

— А с Кроваровым только в наёмники и подавайся. С арбалета стрелять не мешает. — Похлопал он устройству уложенному рядом. — Ты не смейся, если тебя такое коснётся, мать родную продашь, чтоб лекарство купить. Только лекарства от него нет.  

— Пх, удивили Рос, — хохотнул один из Топоров, раскладывая спальник и гремя кольчугой. — Мы наёмные топоры, а Тюр ещё и жадный, он и так мать родную продаст, чтоб денег заработать.  

— Прикусил бы ты свой язык, пока есть чем. — Грозно зыркнул на него я, а полный мужичок, только рукой махнул, скрывшись в палатке и шумя снаряжением.  

— …Я пойду, спрошу нам дров… — тихо сказал паренёк с каштановыми волосами и шрамом на подбородке и сразу направился вниз по склону, слыша что возможно намечается конфликт.  

— Мда, было бы кстати. — Кивнул я, думая о том, как подготавливать котелки к тому времени, как принесут дрова. — И что за болячка такая? Как её подхватил?  

— А вот так, на юге с моё по дорогам походишь, под ярким солнышком и не такое заработаешь. Остерегайся маленьких змеек с крапинками, вот тебе мой совет, иначе ты всю жизнь будешь проклят, зная, что от их укуса скончаешься раньше срока.  

— Раньше срока? — переспросил я, стаскивая кольчугу с гамбезона и расправляя плечи, наконец избавившись от страшной ноши. — А какой он, срок-то? Тут половина уже смирилась с тем, что завтра они могут не проснуться, а им и тридцати нет. А тебе сколько? Пятьдесят?  

— Не так уж и много, всего сорок шесть. — Сказал тот с улыбкой. — Но осталась мне, увы, всего годков пять-шесть, не больше. Я, видишь ли, последними моментами уже наслаждаюсь, как закатным солнцем.  

— Угу, хорошо наслаждение. — буркнул из палатки Форд, что сказал что-то про мою мать. — Жрачка дерьмо, постоянно ноги приходится перевязывать, из-за этих сапожищ, ещё и подъём на самой заре.  

— Тогда бы оставался дома, с бабками бельё стирать, нытик. — Ответил тому Палмер. — А я тут, из-за идеологических убеждений, между прочим. Слишком стар уже стал, много на свете повидал, много какие тракты объездил. И всюду ворьё, жульё и негодяи. А мы? Мы тоже, но мы таких под нож берём и дороги от них чистим. Знали бы вы сколько мне в своё время пришлось груза потерять, чтобы от таких откупиться. Сколько крови мне эти гады выпили! Ничего, зато я теперь могу доброе дело сделать — дать такому крысёнышу болт в горло. Скольких мы уже отправили к праотцам? А скольких отправим? Не-е-е, братцы, я может и умру вскорь, но прежде отправлю в Айвенхель столько разбойников, сколько смогу.  

— Угу, и проживёшь ещё месяца три, вместо шести лет… Знаешь, был бы я на твоём месте, плюнул бы на Топоров и действительно пошёл бы к девкам, бельё стирать, жену, детей заводить. Палмер, у тебя хоть дети есть?  

— Есть наверное парочка. — Усмехнулся больной, отпив из небольшой кожаной фляги. — Но больше навряд ли будет. У меня из-за Кроварова приходится ночи не с девками коротать, а с бумажками для капитана. Не получается с ними ничего, хоть тресни. Напрягаться нельзя, говорю же. Мне знахарь сказал, если буду тяжести сам таскать, спина у меня надвое треснет и помру. Вот вы, молодняк, пока сами дрова рубите и таскайте, а мне такие страсти уже не по статусу.  

— Как по мне, старик, так у тебя синдром жопной хитрости. Просто ты от работы косишь, вот и всё. — Вынес я вердикт. В это время, таща в руках вязанку дров, вернулся Никельс, скинул её рядом и стал из них сооружать костёр, обкладывая его камешками. — Вот, Никельс, скажи-ка нам, ты парень умный, болеет чем Палмер, иль придуривается?  

— …А чем болеешь? — тихо спросил он, посмотрев на старика. Тот почесал чуть у носа, хлебнул из фляги и ответил спокойно, как уж, греющийся на солнце.  

— Да вот, Синдромом Кроваврова, сынок.  

— А… Хм… А я слышал про такой… Это южная болезнь, верно? Правда, говорят при ней кожа с человека слазит местами… — Никельс в целом был пареньком не из шумных, потому и говорил постоянно тихо и чуть грустно, но знал многое, за что в отряде его ценили.  

— Эсь! Тогда мы тут все больны, у меня вон, на ногах посмотри, знахарёк. Синдром! — пробухтел Форд, видно стаскивая у себя в палатке, сапоги и перебинтовывая ноги, потому как он скоро показался с копной старых окровавленных повязок и показал их Никельсу. — Хожу тут, хожу, да тут с любого кожа слазить начнёт, коль каждый месяц так ходить.  

Палмер тем временем закатал рукав и показал на них крепко наложенные повязки.  

— Смотри. — Указал он на белую ткань. — У меня там кожи нет, приходится мазью прижигать, чтоб не болела. И на спине такая же, не представляешь как кольчуга натирает. А ты Тюр, хитрец, меня пытаешься на лжи подловить, а сам-то уже с полчаса сидишь и меня только спрашиваешь, делаешь вид, что с котелками возишься. А воды кто принесёт?  

— А Никельс воды и принесёт. — Пожал плечами я, посмотрев в сторону парнишки, что наклонившись к костру, подул на свои ладони, словно сдувая с книги пыль, только вместо пыли, с пальцев вдруг стали слетать искры и старый сухой мох, заложенный под дровами, вспыхнул ярким пламенем, что сразу принялся облизывать сложенные над ним, дрова. — Принесёшь ведь? — не успел тот закончить фокус и стряхнуть со своих ладоней искорки, как повернулся на меня и устало выдохнул.  

— Ладно, принесу… Только за огнём следите, ладно? — сказал он, взяв котелок и направился с ним вниз по склону, собирать из под корки затвердевшего снега, пригодную для проварки часть замёрзшей воды.  

— Слушай, а каково было, когда ты понял, что немного осталось? — спросил Форд, усевшись с нами у разгорающегося костра. — Не «ну ладно, пойду в наёмный отряд», как-то по-другому ведь наверное.  

— Хе, да в целом так и было. Я заметил это, когда подцепил какую-то дрянь и отлёживался у знахаря, а он меня вдруг спрашивает, «уважаемый, а вас случаем никакие змеи не кусали? » — сделал Палмер такой деликатный голос, словно его усища, стали маленькими усиками. — я такой, «ну, случалось пару раз» — уже с другим голосом, словно тот стал вдруг шире в плечах и явно дороднее. — и тут он языком цокает и я понимаю, что дело прах, но почему, ещё не знаю. И тут он мне говорит: «У вас тут Кроварова синдром, уважаемый, жить вам осталось, как щеглу». А я, «как, как щеглу? ». И он стоит такой, смотрит на меня, «Как птичке» и понимаю я, что как-то поздно я подумал о богатом устройстве своей жизни. Делать нечего, надо как-то дальше жить. Поссорился с кампанией, забрал выручку, ушёл и нажрался как хряк. Что было дальше, я и тогда на утро не помнил, зато помню, что просыпаюсь в какой-то тёмной дыре, а вокруг только волны о бортики бьют. И думаю, вот, наверное, деньги я пролюбил, а дальше что? Я-ж умру только через лет десять, до них ещё как-нибудь дожить надо. И понимаю что пока я пил, меня местные варяги, змеи бородатые, к себе на галеры украли, работать. А дальше там как-то завертелось... Я там с капитаном нашим познакомился, историю целую пережил, а потом он спросил меня, хочу ли я послужить хорошему делу. А я и подумал, что лучше, умереть в бою со всякой швалью или в кровати, считая свои последние дни? Богоугодное дело, всё-таки… Привет Фолька. — поприветствовал он женщину крупного телосложения, со слегка полным лицом и светлыми волосами, заплетёнными в косы, что поднималась к нам на пригорок.  

— Привет мужичьё, за что трёте? — весело поинтересовалась воительница.  

— Узнали только что, что Палмер, помирает от Кроваровского синдрома. — сообщил я, приветственно махнув ей рукой. У воительницы аж глаза округлились от такого заявления.  

— Синдрома Кроварова?! Южного поветрия?! — спросила она, с таким нешуточным испугом, что аж попятилась назад. — Она же заразная, как проказа! Кожа с человека слазит. Нельзя с больным рядом стоять, а то подхватишь, только сразу не поймёшь, как заразишься, а лишь через годик-другой.  

Мы переглянулись с Фордом и тот на секунду даже побледнел, а потом стал багроветь, видно понимая ситуацию. Я встал и попятился назад, думая о том, куда сейчас переставлять палатку, но виду паники не подавал. Наверное уже поздно метаться, с Палмером я давненько общаюсь...  

— Проклятье, старик, я-ж с тобой на брудершафт пил! Чего ты раньше не сказал, леший тебя забери! — гневно воскликнул Форд. — А то я думаю, что у меня спина чешется, проклятье! А у меня там кожа слазит! — он стал поспешно стаскивать с себя гамбезон. — Тюр, посмотри, у меня там всё в порядке или нет?  

Старик слегка захихикал, прикрыв рукой рот. А Фолья вдруг, через секунду, тоже засмеялась, как задыхающаяся гагара, не оставив и тени испуга на лице и после, уже никто из них себя не сдерживал, смотря на то, как ловко мужичок выбирается из мехового поддоспешника.  

— Ой, ну вы парни и тьма! — махнула она рукой. — Нет, ну ты конечно со своим, «о нет, Тюр, посмотри нет ли у меня чего там», учудил. И ты тоже, видел бы ты своё лицо! Да вас, не то что Палмер, ребёнок на базаре развести может, тетери доверчивые!  

— Так… Чего-то я не понял… — пробухтел Форд, перестав стаскивать с себя гамбезон и кажется понимая, что его обдурили.  

— Расслабьтесь, деревенские, открою вам тайну. – Спокойно начал объяснять усатый квартермейстер. – Синдром Кроварова, это торговая байка. Встретил я как-то торгаша, хитрый такой мужичок с шляпкой чудной, странствовал он по миру и говорил о том, что поветрие всё побережье закатного моря начало косить и вот сейчас к нам перебирается, а он, перспективный лекарь, хочет нас предостеречь, чтобы мы, северные, не допустили ошибку и купили у него чудодейственный бальзам. От заразы не вылечит, но защищает хоть куда, если в кожу натирать каждый день. Это была смесь из мочи йокса, угля и перетёртой луговой травы. А «синдром», так, выдумка чтобы людей напугать и заставить их покупать свою «чудо-вещь».  

— …Мда, хитрый змей, а не ты ли случаем сам этим торговцем был, а? — я сел на место, выдохнув и окончательно успокоившись, принимая собственную непроницательность. Впрочем, ещё с самого начала я знал истину, в которой меня почти разубедили. Это утешало.  

— Кто знает, кто знает… Удивляет тебя Тюр, что человек, существо хитрое, труд порой не любит? Подкинь-ка ещё дровишек, вон вижу, волшебник наш возвращается. Навеяло мне тут… Я случаем не рассказывал, как мы приготовили кашу из одной только храбрости? По глазам вижу, только Фолька это слышала. В общем внимайте, поделюсь ещё одной мудростью…